Конкурентные олигархии и плюралистические демократии

Степень участия масс в политике и институционализированной групповой конкуренции дает нам критерии для сопоставления основных подтипов согласительной модели: соревновательной олигархии и плюралистической демократии. Хотя оба подтипа характеризуются легитимной групповой конкуренцией, они различаются по степени участия в политике. Соревновательная олигархия означает правление незначительной части общества: состоятельных людей, церковных иерархов, крупных землевладельцев, бизнесменов, высших государственных служащих и военных. Женские и молодежные объединения, беднейшее крестьянство и мелкие предприниматели изолированы от участия в политике. Плюралистическая демократия, напротив, включает в процесс принятия политических решений как можно большее число групп. Участие народа обеспечивают специальные организационные структуры: массовые политические партии, многоотраслевые профсоюзы, фермерские ассоциации, крестьянские союзы, общества взаимопомощи, кооперативы, женские организации и молодежные группы. Лидеры этих объединений не подвергаются репрессиям со стороны государства и могут самостоятельно контролировать ресурсы. Одним словом, в отличие от соревновательной олигархии плюралистическая демократия функционирует в условиях более развитой ролевой специализации и более широкого участия масс в политике6. Обладая равными свободами, включая равенство перед законом, граждане получают возможность участвовать в принятии политических решений.- Согласно демократам-плюралистам, децентрализация политической деятельности и обеспечение гражданских свобод позволяют всем индивидам, невзирая на их социальный статус, действовать не только в собственных интересах, но и во имя определенных общих ценностей — доверия, доброжелательности, просвещенного ’понимания, — рождающихся из рационального диалога, предусмотренного согласительной системой. Реформистские социальные преобразования происходят в обстановке существования добровольных объединений, в которых индивиды имеют собственные цели, присоединяясь к ассоциациям, добивающимся от правительства желаемых политических результатов7. Данный эволюционный процесс является выражением стратегии увязывания между собой требований отдельных индивидов и групп.

В соответствии со свойственными согласительной системе политическими принципами материальные интересы существуют отдельно от духовно-нравственных ценностей. Если свои духовные потребности люди удовлетворяют в независимых церквах, то для удовлетворения экономических интересов они вступают в добровольные объединения и конкурирующие политические партии. Однако и нравственные ценности оказывают воздействие на формирование политического процесса. Под влиянием классического конституционного либерализма политики свято соблюдают законы. Олигархи утверждают, что закон исходит от существующих властей и является гарантом политического порядка. По мнению же плюралистов-демократов, высший закон регулирует интересы групповой конкуренции, позволяя всем группам участвовать в принятии политических решений. Но и при конкурентной олигархии, и при плюралистической демократии имеет место конфликт духовно-нравственных ценностей с материальными интересами. Если общество не объединено единым пониманием общего блага, то вся деятельность может потерять смысл. В этом случае погоня за осуществлением индивидуальных и групповых материальных интересов заслонит собой понимание важности трансцендентного подхода к общественному благосостоянию, результатом чего может стать массовое падение нравов и разгул насилия8.

Исходя из согласительных принципов, взаимоотношения управляющих и управляемых основываются на репрезентативной системе. Несмотря на то что олигархи хотят видеть в правительстве «лучшие классы» — землевладельцев, капиталистов, собственников и высшее духовенство, — они также считают, что должны быть представлены различные взгляды и поддерживают постепенное включение в политический процесс ранее исключенные группы. Однако при том, что олигархи выступают за предоставление «умеренной» оппозиции ограниченной политической свободы, они отметают возможность политического равенства между высшими и низшими классами и противодействуют правительственной политике, направленной на достижение равных экономических условий. Придерживаясь коллективистской ориентации, олигархи стремятся сохранить неизменным общественно-политический статус привилегированных групп. В отличие от них плюралисты-демократы придерживаются более индивидуалистического подхода к консультативным отношениям между управляющими и управляемыми. Они полагают, что при репрезентативном правлении все индивиды должны иметь свободу выбора политических лидеров, выражения своих политических предпочтений, а также свободно вступать в добровольные объединения (политические партии, группы влияния) и участвовать в принятии управленческих решений. Эгалитарное понимание политического участия предполагает наличие у каждого индивида нравственных ценностей и права на личную автономию. Всем гражданам необходим доступ к экономическим и информационным ресурсам, позволяющим им влиять на политических деятелей.

В обоих типах согласительных систем социальные группы не зависят от центральных контролирующих органов. Правительственные структуры функционируют в условиях децентрализации власти. Региональные политические институты и добровольные ассоциации обладают самостоятельным влиянием. Избранная гражданская власть контролирует действия армии, полиции и служб безопасности. В таких либеральных плюралистических структурах политики осуществляют руководство главным образом посредством убеждения, а не принуждения. Координация центра имеет ограниченный характер. Обычно она возложена на премьер-министра или президента, кабинет министров и старших государственных чиновников. В условиях соревновательной олигархии такая координация предполагает поддержание внутреннего порядка, защиту нации от иностранных вторжений, создание системы транспортного сообщения, сбор налогов и субсидирование отдельных частных экономических проектов. Деятельность политических партий ограничена законодательной властью. Не имея массовой электоральной системы, партии в основном представляют интересы землевладельцев, коммерсантов и городской администрации. Слабые узаконенные партии почти не влияют на выработку политики.

В условиях плюралистической демократии справедливые выборы на конкурентной основе с участием оппозиционных партий дают избирателям возможность избирать кандидата в законодательные органы. Всеобщее избирательное право обеспечивает самое полное участие в выборах. Вместо того чтобы сплачивать народ вокруг задач, определяемых государственной политикой, партии представляют в законодательных органах интересы различных групп. Партии ставят перед собой задачу примирения этих интересов и образуют коалиции, способные проводить законы, отвечающие запросам всех заинтересованных групп избирателей. Унифицировать политический процесс — задача выборных государственных чиновников, а не лидеров партий. Получившие поддержку электората политики занимаются широкомасштабной деятельностью: поддерживают нормальную работу системы, создают экономическую инфраструктуру, в особенности гарантируя функционирование всеохватывающей сети служб социального обеспечения9.

Сохраняя суверенитет на международной политической арене, национальные государства согласительного типа вместе с тем проводят политику свободной торговли. Вместо того чтобы придерживаться принципов автаркии, согласительные системы становятся экономически взаимозависимы от других наций. Международные экономические обмены промышленными и потребительскими товарами и займы диалогичны внутренним обменам в рыночной экономике.

Хотя плюралистическая демократия дает больший простор для участия масс, чем соревновательная олигархия, в обоих типах согласительных систем активное участие в политике принимают люди, обладающие высоким общественно-экономическим статусом. Юристы, государственные служащие и бизнесмены заключают политические сделки, вырабатывают ту или иную политику и проводят в жизнь законы. Бедняки, занимающие маргинальное положение в рыночной экономике, обычно пассивно наблюдают за теми, кто активно участвует в политическом спектакле, затрагивающем их жизнь.

В XIX и начале XX в. в отдельных частях Западной Европы и Латинской Америки политические системы функционировали как соревновательные олигархии. Англия XIX в. является примером такой олигархии. Доминировали элитарные группы, занимавшие высшие ступеньки иерархической лестницы. К их числу относилась королевская семья, англиканское духовенство, земельная аристократия, мелкопоместное дворянство, новые промышленники (текстильные фабриканты), коммерсанты, лондонские финансисты и государственные служащие высшего ранга, юристы, журналисты и писатели. Из этой олигархической системы были практически полностью исключены неимущие классы, заводские и неквалифицированные рабочие, женщины, ирландцы и католики. На формирование политики влияли главным образом межфракционные конфликты парламентских элит — тори и вигов. В Чили, Аргентине и Уругвае на обладание политической властью претендовали несколько господствующих элит — католический епископат, крупные землевладельцы, владельцы рудников и приисков, коммерсанты, юристы и армейские офицеры. Несмотря на свой олигархический характер, эти системы проводили парламентские и президентские выборы, мирились с существованием некоторых гражданских свобод и поддерживали разделение исполнительной и законодательной власти. При этом большинство людей — неимущие, беднейшее фермерство, рабочие на фабриках и рудниках, женщины — не имели ни права, ни возможности принимать участие в политической жизни10.

Несмотря на то что в 80-х годах военные формально передали власть гражданским лидерам, большинство из этих систем функционировали как соревновательные олигархии, а не как плюралистические демократии. Хотя в процессе выборов гражданским политикам удалось сместить офицеров с постов глав правительств, военная элита продолжала определять правила политической игры и держала под контролем решение политических вопросов, встававших на повестке дня. Помимо контроля над определенными регионами в рамках государства, офицеры вооруженных сил определяли политику в сферах национальной безопасности, охраны внутреннего порядка, экономического развития и даже в области образования. Они обладали правом вето в отношении решений, принимаемых выборными гражданскими президентами. Некоторые группы, такие, как профсоюзные активисты, левые политики, радикальные студенты, духовенство, журналисты и интеллектуалы, становились жертвами военно-полицейского насилия. Поэтому мирное согласование противоположных требований различных добровольных ассоциаций оказалось делом трудным11. Бюрократические авторитарные тенденции взяли верх над усилиями политиков согласительного направления достичь сглаживания политических различий.

В Восточной Европе в конце 80-х — начале 90-х годов также начался конфликт между политиками, выступавшими за сохранение бюрократического авторитарного правления, и теми, кто I предпочитал согласительную систему. Хотя функционеры коммунистической партии уже не имели влияния в национальных правительствах, многие из них оставались у власти на региональном и местном уровне. В центральных государственных органах на ключевых постах находились бывшие коммунисты, некоммунисты и антикоммунисты. Управление осуществлялось исполнительной властью. Военные, полиция и органы госбезопасности применяли методы принуждения по отношению к политическим диссидентам, этническим и религиозным меньшинствам: евреям, цыганам и туркам. Необоснованное задержание, заключение в тюрьму и пытки свидетельствовали о несоблюдении гражданских свобод. Против этих авторитарных санкций выступали политики, требовавшие проведения процедур согласительного характера. Они поддерживали курс на политический диалог, существование конкурирующих партий, создание коалиционного правительства и приспособление элиты к популизму. Некоторые сторонники согласительной системы отдавали предпочтение со-диально-демократическому типу правления, предполагавшему сочетание политической свободы, рыночной экономики и значительного социального обеспечения. Например, согласно результатам выборочных исследований, проведенных весной 1991 г. в Чехословакии, Венгрии, Польше, Болгарии и России, более половины всех респондентов желали бы, чтобы капитализм у них был ближе к социал-демократическому типу. Около четверти всех опрошенных русских склонялись в сторону шведской модели. В этих пяти странах нерегулируемой капиталистической экономике отдало предпочтение от 15 до 25% респондентов12. Между тем главы правительств и некоторые экономические советники склонялись к прорыночной экономической политике, ассоциирующейся с правительством М. Тэтчер 80-х годов. Меньшую поддержку у восточноевропейских элит, заменивших коммунистических аппаратчиков, нашла шведская социал-демократическая модель.

В следующих разделах проводится сопоставление Швеции как государства социал-демократического типа правления и Великобритании как либерально-демократического. Хотя в этих согласительных системах уважаются гражданские свободы, шведская политика обеспечила более низкий уровень безработицы, большее равенство в распределении доходов и высокую степень образованности своих граждан. Однако в течение 80-х годов в Великобритании усилился экономический рост и снизилась инфляция. Руководствуясь идеей «культуры предпринимательства», премьер-министр М. Тэтчер проводила политику гуманного капитализма. Культурные, структурные и поведенческие аспекты государственной политики объясняют столь разные социальные результаты. Шведским политикам удалось уравновесить ролевую дифференциацию и интеграцию, это помогло им осуществить программы реформ. В Великобритании дифференциация привела к обособлению отдельных групп, и левые организации имеют мало возможностей проводить эгалитарные социальные преобразования.