§ 2. Политика как профессия и призвание
В политике, где центральное место занимает человек, нельзя игнорировать то, что можно обозначить понятием "человеческое измерение". Там, где речь идет о понимании и толковании человека, человеческих целей, непременно присутствует ценностное начало. Уже по самому своему определению политика и изучающая ее политология пронизаны морально-этическим началом, и политика не может не иметь морального измерения. Доводы относительно того, что политика должна основываться исключительно на прагматизме, что "чистые руки", то есть мораль, несовместимы с политикой, не во всем сообразуются с сущностью политики как результата деятельности человека, как морально-этического по своей природе существа. В этом контексте неправомерна сама постановка вопроса в форме "или этика, или политика". В реальной действительности, как считает К. Баллестрем, "политическое действие развертывается в поле напряжения между властью и моралью". Поэтому задача политики состоит в том, чтобы найти оптимальную линию для адекватного отображения мира политического и, соответственно, поиска оптимальных для всего общества решений. Необходимо проводить различие между практической целесообразностью и нравственной оправданностью.
Функционирование современного государственного аппарату и механизма политического управления невозможно представить без рационально разработанных, твердо установленных и обязательных формальных правил, без строгой профессионализации политики и механизма управления. Инструментом и одновременно результатом такой профессионализации, в частности, стала бюрократия, которая основывается на принципах профессиональной компетентности, иерархии и специализации функций. В данном контексте, естественно, возникает вопрос о соотношении профессионализма и нравственности. М. Вебер проводил различие между чиновником и политиком: "Подлинной профессией настоящего чиновника... не должна быть политика. Он должен "управлять" прежде всего беспристрастно... по меньшей мере официально, коль скоро под вопрос не поставлены "государственные интересы", то есть жизненные интересы господствующего порядка... - без гнева и пристрастия должен он вершить дела. Итак, политический чиновник не должен делать именно того, что всегда и необходимым образом должен желать политик - как вождь, так и его свита - бороться. Ибо принятие какой-либо стороны, борьба, страсть - суть стихия политика, и прежде всего политического вождя".
Деятельность политика и деятельность чиновника подчиняются отличным друг от друга принципам ответственности. Чиновник обязан точно и добросовестно выполнять приказ вышестоящего начальника (если даже он ошибочный). Без такой нравственной дисциплины невозможно функционирование любого аппарата. Политический же руководитель или государственный деятель имеет личную ответственность за все свои действия. А ответственность за свои действия со всей очевидностью предполагает наличие у субъекта этой ответственности собственных морально-этических позиций и убеждений. С этой точки зрения профессионализм и эффективность чиновника и есть показатель его нравственности, верности своему профессиональному призванию и долгу.
Необходимо провести линию разграничения между правом и нравственностью. Характерен постулат, сформулированный А. Шопенгауэром: никому не вреди, но всем, насколько можешь, помоги. Первый из этих постулатов отражает золотое правило "не делай другим то, что ты не хотел бы, чтобы другие делали тебе" и, соответственно, признание наряду с собственными правами прав и остальных сограждан. Второй же выражает морально-этический аспект, предусматривающий наряду с соблюдением личного, эгоистического интереса и заботу о благе остальных. Разумеется, в политике это архисложная задача, но тем не менее особенно важно не допустить перехлеста в какую-либо одну сторону: профессионализма в ущерб нравственности и, наоборот, нравственного начала в ущерб правовому и т.д.
Подчинение права нравственности с точки зрения юридического порядка означало бы стремление к насильственному насаждению справедливости и добра и могло бы привести к всевластию государства. Об обоснованности этого тезиса со всей очевидностью свидетельствует опыт тоталитаризма, где политика всецело была подчинена идеологии, претендовавшей на принудительное счастье для всех людей. Здесь, как отмечал Н. Бердяев, правда-истина была соединена с правдой-справедливостью. Добавим здесь от себя - со своеобразно понимаемой правдой-справедливостью: распределительно-уравнительной. В результате истина оказалась принесенной в жертву соблазну великого инквизитора, требовавшего отказа от истины во имя народного блага. Как показал исторический опыт, подлинная любовь к народу не может основываться на игнорировании истины, какой бы горькой и неприятной она ни была.
Однако вычленение и определение истины в сфере политического - задача особенно трудная. Как справедливо подчеркивал М. Вебер, практический политик может занять некую среднюю линию, играя роль посредника между конфликтующими сторонами, или же он может принять позицию одной из двух сторон. Ни то, ни другое не имеет ровным счетом ничего общего с научной объективностью. М. Вебер считал опасным самообманом убеждение в том, "будто можно получить практические нормы, обладающие научной значимостью, посредством синтезирования ряда партийных точек зрения или построения их равнодействующей, ибо такая позиция, стремящаяся часто к релятивированию и маскировке собственных ценностных масштабов, представляет собой значительно большую опасность для объективного исследования, чем прежняя наивная вера партий в научную "доказуемость" их догм".
Любой политик так или иначе сталкивается с вечной и, в сущности, неразрешимой антиномией между справедливостью и эффективностью, свободой и равенством. Да, весь мировой опыт дает достаточно примеров того, что эффективное функционирование любых сфер жизнедеятельности, в первую очередь социально-экономической, требует конкуренции, что конкуренция жестока, она порой не знает пощады к людским судьбам, а порой и к самой человеческой жизни. Но такова жизнь, без конкуренции, без соперничества она чахнет и рано или поздно прекратится. Вместе с тем любая общественно-политическая система, любой режим не могут сколько-нибудь длительное время существовать без легитимизации, которая, в свою очередь, не может существовать хотя бы без видимости соблюдения элементарных норм справедливости. Более того, справедливость составляет один из краеугольных камней любой теории легитимности. Не случайно самые тиранические режимы неизменно декларируют свою приверженность принципам справедливости. Истинная же справедливость требует относиться ко всем людям как к равным, но в то же время не приемлет стремления сделать их равными, поскольку это потребовало бы неравного и, следовательно, несправедливого отношения к ним. В трактовке этого вопроса существует самый широкий спектр мнений. Если социалисты и левые либералы решительно выступают за так называемую перераспределительную справедливость, то консерваторы усматривают в ней ущемление свободы тех, кто облагается налогами для обеспечения фондов распределения. Как считал, например, видный представитель консерватизма Ф. фон Хайек, справедливость предполагает распределение или перераспределение материальных благ, а это, в свою очередь, предполагает распределителя, который осуществляет этот акт в соответствии со своим субъективным пониманием добра и зла, справедливости. В свободном обществе и рыночной экономике вообще нельзя вести речь о социальной справедливости, поскольку там нет и не должно быть распределения или перераспределения. Там все действия совершаются естественным путем, и каждый участвующий в этом механизме получает свое. Речь может идти о помощи при несчастном случае, например при каком-либо стихийном бедствии, болезни, катастрофе, но не об исправлении социальной несправедливости и восстановлении справедливости.
Равенство перед законом и связанные с этим гражданские права в правовом государстве дополняются политическими и социально-экономическими правами. Очевидно, что обеспечение подлинной свободы в обществе предполагает, чтобы каждый человек стал гражданином не только в юридическом и политическом, но также и в социальном смысле этого слова. Равенство - это не самоцель, а исходное состояние, которое создает равные для всех условия выбора. Оно служит в качестве того фундамента, на котором процветает свобода. Свобода останется недостижимой мечтой, пока каждому члену общества не будет обеспечен равный доступ ко всему разнообразию жизненных шансов.
"Государство благосостояния" - так условно называется государство, которое включает комплекс институтов как основу своей политики, призванных улучшать социальную и экономическую жизнь общества с целью обеспечения "полной занятости", высокой заработной платы и стабильных цен. Составной частью государства благосостояния является широкий комплекс программ, направленных на выполнение социальной помощи непривилегированным слоям населения: пособия по безработице и временной или постоянной потере трудоспособности, пенсии по старости, социальное страхование и т.д. В качестве одной из главных целей государства благосостояния его приверженцы выдвинули "расширение" демократии, предоставление всем членам общества не только юридических и политических, но также социальных прав путем справедливого, с их точки зрения, перераспределения доходов. В социал-демократии и либеральном реформизме государство благосостояния рассматривалось как гарант обеспечения социальной справедливости. В настоящее время социальные программы стали неотъемлемой частью правового государства. Более того, в XX в. правовое государство приобрело значение "государства благосостояния".
Из всего вышеизложенного можно сделать вывод, что в основе права лежит нравственность в самом высшем смысле этого слова. При таком понимании главное содержание права составляет сопротивление против несправедливости.
