Экономика и политика - Коновалов В.Н.

Автор: | Рік видання: 1995 | Видавець: Ростов н/Д: Изд-во Рост. ун-та | Кількість сторінок: 208

4. Взаимодействие экономики и политики в условиях перехода к рынку.

В условиях трудного продвижения России к рыночной экономике и продолжающегося тяжелого экономического и социального положения активизировалась дискуссия по вопросам стратегии и тактики проводимых реформ, о способах и путях выхода из кризиса. Все резче стали выдвигаться обвинения в адрес тех, кто « пал жертвой безальтернативного, фаталистического понимания прогресса», что будто от любого общественного устройства можно уйти одной единственной дорогой и т.д.

Ставятся под сомнение понятия «переходный процесс», «переход», поскольку последние так и небыли наполнены конкретным историческим содержанием в недалеком большевистском прошлом. Сторонникам радикальной смены общественного курса стал приписываться «ленинизм наоборот».

В ходе реализации структурных реформ в Восточной и Центральной Европе, России увеличивается число противников идеологии « триумфаторского капитализма». Представления о повсеместном утверждении либеральных ценностей, связанных не посредственно с «капитализмом», были широко распространены после быстрого и успешного краха тоталитаризма (коммунизма). Переход к рынку на первых порах рассматривался как самодостаточный процесс, переламывающий на своем пути остаточные явле-ния.

Часть специалистов, занимающихся Россией, стали критически относиться к использованию концептуальных инструментов и рамок анализа. Это касается и терминов «переходности», «транзитивности» , «трансформации» и др. Так, французский ученый Бернард Шаванс в рамках научного проекта «Институты и регулирование систем в постсоветских экономиках» (рук. Н.Сапир) предлагает рассматривать процессы переходности и трансформации как процессы не только длительные и неравномерные (в разных сферах общественных отношений), но и неопределенные в своих конечных результатах. Среди специалистов получает распространение понятие трансформации как преобразования старого качества в новое. Одна из программных статей З.Бжезинского, посвященных анализу процессов посткоммунистических политических и экономических преобразований, названа «The Great Transformation» - «Великие преобразования».

Робер Делорм в рамках данного проекта рассматривает переходность как совокупность ряда процессов или механизмов, среди которых трансформация (преобразование) сочетается с адаптацией и комбинированием (180, 150).

В проблеме реформирования острым остается вопрос о том, должна ли быть особая, российская модель перехода к рынку или Россия пойдет курсом, общим для всех стран? Ранее уже шла речь о наличии универсальных законов, по которым проводятся преобразования в обществах с различными социально-экономическими условиями. Можно согласиться с оценкой ученых, занимающихся проблемами реформирования национальных хозяйств стран третьего мира. В своей книге «Опыт экономических реформ в развивающихся странах, они пишут: «...Как ни значительна специфика нашей страны и нашего общества, их развитие в конечном счете подчиняется единым универсальным законам, общим для всего человечества. То же относится и к осознанию, что многие из прошлых, как, впрочем, и возможных будущих наших ошибок уже в той или иной мере пройдены немалым числом других, прежде всего развивающихся стран, где накоплен богатый опыт решения или хотя бы подходов к решению аналогичных проблем» (122, 3-4).

Общность задач, стоящих перед различными группами стран, их типологическое единство обусловлены недостаточной развитостью (неразвитостью) рыночных структур и вызванной этим гипертрофированной ролью государства. За последние 5 лет более трех десятков стран Европы и Азии осуществляют переход от централизованной аминистративно-бюрократической экономики к рыночной. Здесь наблюдается два основных типа реформирования, разница между которыми заключается в скорости и масштабах пре-образований.

Выход из структурного кризиса, экономический рост предполагает два пути, имеющих теоретическое и практическое обоснование. Стабилизация может быть достигнута «ортодоксальным» подходом, в рамках монетаристской макроэкономической теории, и альтернативным ему «неортодоксальным», гетеродоксным методом, разработанным представителями структуралистской школы. Этот метод постепенности получил еще название «градуализма».

Сторонники «общемирового курса» ориентируются на монетаризм, последователи «особой российской модели перехода к рынку» чаще апеллируют к структуралистам.

Универсальные законы базируются на соответствиях цен к денежной массе, внутренних цен к движению мировых цен, производство товаров (предложение) к движению цен и взаимозаменяемости национальных ресурсов в рыночной экономике и др. Денежно-кредитная политика, таким образом, оказывает самое непосредственное влияние на такие важнейшие макроэкономические показатели, как ВНП, занятость и уровень цен. Как утверждает монетарист М.Фридман, ни одно, даже самое мудрое правительство никогда не сможет достичь лучших результатов в экономике, чем коллективная мудрость всех экономических агентов, проявляющаяся через рыночные взаимосвязи. Рыночный механизм сам по себе способен обеспечить необходимое равновесие между макроспросом и макропредложением. Монетаристский метод связан с решительным отказом от государственного контроля над экономикой в пользу рыночного саморегулирования при невмешательстве государства в экономические процессы. Отсюда предлагался широкий набор жестских средств для ускоренной либерализации и финансовой стабилизации. Этот набор, как правило, включает следующие позиции: сокращение дефицита государственного бюджета, в основном за счет государственных инвестиций или отмены разного рода государственных субсидий; урезывание социальных программ; жестко-ограничительная денежно-кредитная политика, т.е. установление твердых лимитов на денежную эмиссию и государственные займы в ЦБ, ограничение кредитной экспансии коммерческих банков, увеличение ставки банковского кредита; девальвация национальной денежной единицы с целью оздоровления платежного баланса (через стимулирование экспорта из страны); ограничение роста или сокращение заработной платы и уменьшения издержек в экономике в целом.

Данный набор рекомендует исходить из договоров с Международным Валютным фондом, который оказывает финансовую поддержку экономическим реформам более чем 30 странам Латинской Америки и Африки. Восемнадцать из них обязались осуществлять все предлагаемые меры. Россия и 13 других республик бывшего СССР вступили в члены МВФ в 1992 году. Большой «семеркой» были доведены до сведения пожелания к программе стабилизации и реформ в России. Россия должна осуществить: 1. сокращение дефицита бюджета в целях стабилизации экономики и уменьшения роли государства; 2. ограничение роста денежной массы в целях борьбы с инфляцией и прекращение кредитования нежизнеспособных предприятий; 3. создание правовой основы и выработка контрактных прав, необходимых для подготовки условий развития рыночной экономики, включая приватизацию и частную собственность; 4. реформы в секторах сельского хозяйства и энергетики, ориентированные на содействие увеличению производства продукции и привлечение иностранной валюты; 5. мобилизация системы привлечения иностранной валюты, которая позволит выполнять свои обязательства по платежам по внешнему долгу; 6. становление на реалистическом уровне единого обменного курса на основе рыночных характеристик.

Делать вывод о непригодности такого подхода, т.е. форсированного перехода к «игре по рыночным правилам» еще до начала самой игры - более чем с***. Поскольку Россия сделала ставку на монетаристские методы перехода к рынку, то следует подробнее на основных параметрах такого перехода, как они были сформулированы в Программе углубления реформ (1992) и результатах ее реализации. Основные направления реформы: 1. либерализация экономики и стабилизация денежной системы; 2. институциональные изменения и 3. структурная перестройка реализуются на разных этапах ее проведения. На первом этапе приоритетной задачей является финансовая стабилизация. Она имеет свои критерии, при наличии которых можно говорить о ее завершении: регулируемые цены составляют не более 2-3% ВВП; государственные закупки - не более 20%; дефицит не более 3% ВВП; темп инфляции - не более 3% в месяц и т.д.

Классическая стабилизационная программа предполагает проведение жесткой кредитно-денежной и бюджетной политики, вынуждающей производителей снижать цены, с одной стороны, а с другой - свертывать неэффективные производства и толкать к струк-турным изменениям в промышленности в пользу передовых конкурентноспособных производств.

На втором этапе приоритетом государственной политики становится изменение отношений собственности. Критериями завершения являются: доля госсектора в производстве - не более 40%; в торговле не более 10%; доля кредитов, выдаваемых частным фирмам - не менее 70%; доля частных инвестиций в фонде накопления - не менее 70%. Этот этап рассчитан на несколько лет.

На третьем этапе приоритет - структурная перестройка экономики, которая в итоге должна обеспечить темп экономического роста на уровне 3-4% в год; опережающий рост экспорта продукции высокой степени переработки и др. Структурная перестройка, представляющая собой процесс адаптации структуры национальной экономики к меняющимся потребностям отечественного и мирового рынков, требует централизованной активной политики со стороны -государственных органов.

В силу переходного характера хозяйственного механизма невозможно определить тот предел, который ограничивает претензии государства на вмешательство в экономические структуры. Но такой предел в рыночной экономике существует, и он будет установлен.

Представляется, что коренным вопросом реформы является вопрос изменения отношений собственности, то, что называется институциональными преобразованиями. Центральное место в этом процессе занимает приватизация. Программа российского правительства ставит следующие ключевые цели приватизации: формирование широкого слоя частных собственников и повышение эффективности производства: в лице новых собственников создание мощной социальной базы рыночной экономики и демократического общества. Деятельность правительства сосредоточивается на преобразовании крупных государственных предприятий в открытые акционерные общества, наделение всех граждан России приватизационными чеками, широкое развертывание «малой» приватизации и акционирование крупнейших предприятий (областного и федерального уровней собственности со стоимостью фондов свыше 50 млн. рублей).

Программа предполагает регулирование размеров продажи акций, создание условий беспрепятственного перелива капитала и приватизационных чеков, выпуск новых их серий, регулирование деятельности инвестиционных фондов, обеспечение преимущества приватизируемым предприятиям и др.

Что бы ни говорили друзья и недруги о результатах проводимой реформы в этой сфере, речь идет не только о передаче юридических титулов собственности, но и реальных институциональных преобразованиях в защите собственности, приватизации земли, процедуре банкротства, создании рынка рабочей силы, реорганизации монополистов, изменении режима управления государственной собственностью и т.д. Ведь приняты и действуют закон «О приватизации государственных и муниципальных предприятий в Российской Федерации» и другие нормативные документы. Несколько указов Президента резко расширили сферу приватизации, включили в нее тысячи крупнейших предприятий, в том числе военно-промышленного комплекса, земельные участки производственных площадей, жилье и т.д. Заметно и другое - явное стремление затормозить темпы реформ, отодвинуть на будущее процесс изменения отношений собственности, сохранить как можно дольше прежнюю структуру управления экономикой, контроль чиновников за деятельностью предприятий.

Процесс ваучерной приватизации шел с большими трудностями, но необходимо заметить, что реальные шаги к формированию многосекторной экономики сделаны и продолжают делаться. Это принципиальный момент. Развивается инфраструктура рыночной экономики. Увереннее действуют предпринимательские структуры.

Несколько цифр (с поправкой на то, что статистические данные устаревают с каждым днем). За 1993 год практически 30 тыс. предприятий сменили форму собственности. В области «малой» приватизации к январю 1994 года доля частного сектора в структуре собственности уже составила более 70%. В сфере «большой» приватизации, включающей в себя 20 тыс. средних и крупных промышленных предприятий, были акционированы и зарегистрированы в качестве акционерных обществ 14 тыс. предприятий. В ходе проведения заключительных Всероссийского и межрегиональных чековых аукционов (июнь 1994г.) были акционированы крупнейшие - даже по мировым стандартам - российские предприятия. Это - завод «Красное Сормово», объединение «Светлана», кировский «Апатит», «Норильский никель», РАО ЕЭС России, «Газпром» и др. После завершения чековой приватизации 70% предприятий стали не государственными, а частными. На них трудится 2/3 от общего числа занятых. Таким образом, мы являемся свидетелями смены способа производства и распределения в России. Денежная приватизация, которая начнется после чековой, прибавит к частному сектору еще 20% предприятий, а 10% останутся государственными.

Следует учитывать изменения и в аграрном секторе. К концу 1993 года прошли перерегистрацию более 24 тыс. колхозов и совхозов (95% их общего числа), только треть из них решили сохранить прежний статус. 2/3 реорганизовали себя в различные товарищества, акционерные общества открытого типа, в подсобные хозяйства предприятий, сельхозкооперативы и т.д. На 1 октября 1994 г. в России насчитывалось 285 тыс. фермерских хозяйств (с площадью земли в среднем 42 га на хозяйство).

Об эффективности мер монетаристского характера можно дискутировать, также как о необходимости следовать рецептам «шоковой терапии». При всей некомплексности и непоследовательности в экономической либерализации, Россия, вступив на рыночный путь, продолжает им следовать. Уже не является теоретической и практической новинкой тот факт, что управление экономикой зависит от реального уменьшения дефицита государственного бюджета и реального снижения темпов инфляции. Для России есть красноречивые примеры из опыта стран ближнего зарубежья.

В Эстонии и Латвии проведение жесткой монетаристской политики позволило стабилизировать экономическое положение и увеличить объем инвестиций в промышленность. В Украине проведение политики государственного вмешательства в экономику, выделения льготных кредитов государственным предприятиям привело к ситуации, похожей на экономический коллапс. Безвозвратные кредиты являются источником бюджетного дефицита и галопирующей инфляции. Переход к рынку требует определенных шагов. Финансовая стабилизация предполагает снижение темпов непокрытой эмиссии и инфляции. Следовательно, необходимо сократить дефицит бюджета. Сокращение бюджетных расходов напрямую связано с либерализацией цен. Освобождение цен нужно, чтобы производите ели не нуждались в бюджетных инвестициях и дотациях и т.д. После первого, «гайдаровского», освобождения цен в начале 1992 года потребовалось три года для понимания руководством страны необходимости дальнейших шагов в этом направлении. С 1995 года начнется второй этап, при сохранении государственного регулирования цен на газ, нефтепродукты, электроэнергию, использование трубопроводов, продукции оборонного значения, драгоценные металлы и камни, железнодорожные перевозки грузов и авиабилеты, почтовые услуги и некоторые другие.

Один из уроков процессов трансформации во многих странах заключается в том, что этап преобразований не является коротким по времени, как это представлялось ранее. Это продолжительная полоса социально-политической и экономической нестабильности.

Для развивающихся стран результаты макроэкономической политики в 80 - 90 годы выразились в больших потерях для экономического роста.

Спад производства вследствие дефляционных мер продолжался 2 - 4 года, снижение реальных доходов населения 5 - 7 и более лет. Даже на Западе, где осуществлялся переход от одной экономической модели к другой (включая переход от военного производства к гражданскому), спад производства наблюдался в течение 3 - 4 лет, после которого экономика стабилизировалась, а затем начался подъем.

Что касается российского случая, то эксперты из Лондонской школы экономики утверждают: падение производства в России дошло до низшей возможной точки, и с конца 1994 года началось обратное движение. При условии обуздания инфляции предсказывается десятилетие ускоренного экономического роста. А.Лившиц, экономический советник российского президента, оптимистически считает, что в 1995 году подойдет к концу этап финансовой стабилизации, после чего в течение нескольких лет будет стабилизирована экономика в целом и начнется ее медленное втягивание в фазу подъема (87).

Нельзя пройти мимо вопроса, касающегося способности экономики советского типа к самотрансформации. Некоторые исследователи заявляют об уникальности советского экономического механизма: необходимым условием для начала переходных процессов является его распад. Отсюда важно четкое разделение распада и переходности. В любом случае, учитывая способность или неспособность к самотрансформации, время переходного периода рассматривается большинством специалистов как более продолжительное. З.Бжезинский, к примеру, дает как минимум десять лет для стран Центральной Европы и лет пятнадцать-двадцать для других стран.

Другой альтернативный метод политике макроэкономической стабилизации - концентрация на восстановление производства методами активного государственного регулирования. Этот неортодоксальный метод предлагается учеными-экономистами, политологами - представителями структуралистического направления, а также экспертами Мирового банка.

Суть данного подхода: с помощью активного участия государства осуществить структурную перестройку посредством целенаправленной кредитной политики и создания эффективной системы налогообложения. Эти факторы способны увеличить доходы госбюджета и одновременно стимулировать инвестиции в производство. Видным теоретиком современного структурализма является американский ученый Лэнс Тэйлор, а также его французский коллега Жак Сапир (146). Сторонниками такого подхода стала, к примеру, большая группа отечественных экономистов и политиков: академики Шаталин, Петраков, группа Явлинского и многие другие.

Активное вмешательство в экономику со стороны государственных структур требует использования таких мер как регулирование цен вплоть до их замораживания, контроль за заработной платой, над обменным курсом национальной валюты и ставкой банковского процента, а также стимулирование распределения ресурсов в пользу приоритетных секторов национальной экономики.

Структуралисты также допускают своего рода «гетеродоксный шок», соединяющий, по мнению Тэйлора, замораживание цен и заработной платы (в условиях «социального пакта») с обузданием спроса, перекройкой относительных цен, а также притоком иностранной валюты, что позволяет обеспечить импорт и тем самым сбить избыточный спрос (164, 12, 48).

Таким образом, в противовес монетаристскому принципу нейтральности государства, согласно которому оно должно воздерживаться от влияния на экономические субъекты, структуралисты все чаще дают рекомендации о необходимости всестороннего государственного контроля в сфере динамики зарплаты и цен, да и не только в этой сфере.

Теоретические посылки Тэйлора, как он сам отмечает, восходят к взглядам К.Поланьи, сформулированные в книге «Великие преобразования: политические и экономические источники нашего времени» (1957 г.) (208). Поланьи считал, что в ХlХ веке на пути к рынкам товаров, труда, земли и денег существовало «два движения», сочетавших «естественный ход вещей (лесеферизм) и их регулирование. Именно во времена Поланьи появилась первая волна экономистов, занимавшихся проблемами развития (структурализма) и предлагавшие расширить экономические функции государства. Все случаи экономических «успехов» стали приписываться активной роли государства, особенно после второй мировой войны.

Обратим внимание на констатацию Тэйлором политических условий государственного вмешательства. «Вызов, -пишет ученый с которым в настоящее время сталкиваются постсоциалистические общества, состоит в том, чтобы совместить необходимое государственное вмешательство в рыночное хозяйство с возрождением гражданским свобод в условиях стабильных политических систем» (164,1,73). Тэйлор категорически не согласен с посылками Хайека и Мизеса о том, что либерализованные рынки являются необходимым условием политической свободы. «Генерирование, регулирование и контроль над рынком, - продолжает рассуждать Тэйлор, - это не «заговор социалистов, монополистов, фермеров и профсоюзов», имеющий целью разрушить саморегулирующуюся либеральную систему, а необходимость для достижения социальных целей (от запрета детского труда до предотвращения экологической катастрофы).

Вернемся к началу ХlХ века. Английский философ Бентам был склонен рассматривать политическую свободу как средство достижения свободы экономической. Бентам полагал, что сначала - политические реформы, затем свободная конкуренция. За бентамовским либерализмом в Англии последовало резкое усиление правительственного вмешательства в экономику. В ХХ веке эта тенденция еще больше заявила о себе благодаря двум мировым войнам. В период войн государство вынуждено брать на себя многие хозяйственные функции, а популярность идей централизованного планирования неуклонно возрастает. По мнению М.Фридмана, господствующей заботой в западных странах сделалось благосостояние (социальные цели), а не свобода. Под угрозой оказался индивидуализм. Ряд экономистов, философов, опасались, что продолжение движения к централизованному контролю над экономической деятельностью явится дорогой к рабству, как назвал Ф.Хайек свой пророческий анализ данного процесса.

Тем самым защищался другой тезис - экономическая свобода является средством достижения свободы политической. Каким конкретным историческим содержанием наполнились эти теоретические формулы, мы знаем из истории социализма и западного общества, избежавшего «централизованных», «коллективистских» соблазнов.

Автор данной работы солидарен с однозначным выводом Хайека: вопреки обещаниям решения социальных проблем, а также материального изобилия централизованная система несостоятельна прежде всего _экономически.

Чтобы не перегружать текст традиционным понятийным аппаратом экономической науки (экономикс), используемый в своих статьях Тэйлором, обратимся к отечественным экономистам структуралистского направления, в частности, к материалам Международного Фонда «Реформа» (С.Шаталин). Главными сферами государственного регулирования по мнению Фонда должны быть:
- поддержка ряда отраслей и производства в соответствии с целями и приоритетами конкретных этапов, за счет распределения ограниченной части централизованных финансовых, кредитных и валютных ресурсов, а также использование системы целевых льгот;

валютное регулирование и курсовая политика;

регулирование ценообразования, выработка его законодательной основы, антимонопольные цены, поддержка производства отдельных видов продукции, прямое установление государственных цен и та-рифов на ограниченный перечень товаров и услуг;

управление движением ограниченного потока материальных ресурсов, особенно из России и в Россию;

забота государства о нетрудоспособных и нормальном функционировании социальной сферы (47).

Рассмотрим первую позицию структуралистов о поддержке ряда отраслей производства и распределения скудных финансовых ресурсов. Здесь, по мнению монетаристов, кроется много подводных камней, могущих стать камнями преткновения на пути к рынку. На пути достижения благоприятной структуры распределения государство, следуя внутренней логике, должно прибегать к контролю за ценами и доходами, устанавливать налоговые послабления и финансировать программы социальной помощи, чтобы поддержать или повысить уровень благосостояния определенных групп. Тут же на государство начинают оказывать давление другие группы, желающие получить аналогичные преимущества.

Субсидирование многих групп начинает определяться не рыночными отношениями, результатами экономических процессов, а ходом политического процесса, силой политических представителей различных отраслей. Ф. фон Хайек предвидел подобное развитие событий, только анализируя не переход от социализма к капитализму, а, наоборот, постепенное сползание западных демократий через разрастание государственного регулирования к тоталитаризму. Он отмечал, что «всемогущая демократия фактически неизбежно ведет к своего рода социализму, но социализму, которого никто не хочет... Не оценка заслуг отдельных лиц или групп большинством (потребителей на рынке), но мощь этих лиц или групп, направленная на выбивание из правительства особых преимуществ, - вот что определяет теперь распределение доходов»( 172, 10, 111).

Какие же приоритетные отрасли, по мнению вышеупомянутого Фонда, требуют к себе наипервейшего внимания? Это отрасли потребительского сектора, т.е. АПК. Второй приоритет, требующий целенаправленной государственной поддержки, - ТЭК (топливно-энергетический комплекс), и, наконец, оборонный комплекс. Все три комплекса в России, например, имеют мощнейшие лоббистские структуры на всех этапах политической власти. На практике поддержка этих экономических монстров, в том числе абсолютно ненужных предприятий означает реанимацию прежней, предельно неэффективной структуры экономики.

Защита неконкурентных производств отрицает сам факт стабилизации, которая предопределяется переходом кризиса в фазу структурной депрессии. Структурная депрессия при слабом росте цен и означает начало стабилизации.

Распределительные конфликты бесконечно раздирают социальную и политическую ткань общества, делают его крайне нестабильным и неупорядоченным. Это тот период в развитии общественных структур, который был назван Хайеком «корпоративным», «синдикалистским» обществом. В корпоративном обществе организованные отрасли будут чем-то вроде относительно независимых государств в государстве. Насколько в таком обществе могут совпадать индивидуальные, групповые и национальные (государственные) интересы? Хайек пишет: «Государство, занятое всесторонним планированием деятельности монополизированных отраслей, будет обладать сокрушающей властью по отношению к индивиду... Механизмы монополий станут могущественными механизмами самого государства, которое все больше и больше будет служить интересам аппарата, но не интересам общества в целом» (172, 12, 126).

Корпоративное общество, в котором главную роль играет экономика организованных групп, выступает ближайшим аналогом сегодняшней бюрократической, «лжегосударственной» экономики. Е.Гайдар в своей книге «Государство и эволюция» справедливо отмечает, что «такое (государственное - В.К.) финансирование воспроизводит и консервирует паразитическую структуру «лжегосударственной» экономики. Бюрократические кредиты, циркулирующие на бюрократическом рынке для поддержания бюрократии (41).

В подтверждение сделанного вывода приведем только один пример из государственного финансирования российского АПК. Аналитический центр газеты «Известия», Институт экономических проблем переходного периода, аналитическая служба «СОВЭКОН» провели собственное расследование «Триллионов для села: «Куда? Кому? Зачем?» В 1994 году из федерального бюджета для предпрятий и организаций агропромышленного комплекса выделено 18 триллионов 125,6 миллиарда рублей. Аналитики отмечают: по дороге из Москвы деньги подвержены усушке, утруске и просто исчезновению. Ни одна сельскохозяйственная кампания не была профинансирована вовремя. Что касается зернового хозяйства: то только по этой причине потери зерна составили 20%. Выявилась обстановка бесконтрольности по всей цепочке при прохождении денег из Москвы в село. Никто, даже на уровне руководителей областных отделов финансов и кредитов департамента сельского хозяйства, не знает, сколько, куда и на что было перечислено денег, где они застряли, как их использовали. На уровне руководителей хозяйств и фермеров также выявлена полная неосведомленность о суммах, каналах, статьях расходов, конкретных хозяйствах , получивших кредиты, и т.д.

«Тут выигрывает чиновник, - делают выводы авторы расследования, - и московский, и местный, сидящий на пути прохождения бюджетных средств. Выигрывают дельцы вокруг такого чиновника. Проигрывает крестьянин» (162).

Автору известно, что сельское хозяйство даже развитых государств без масштабного субсидирования существовать не смогло бы. По данным комиссии экономической политики ОСЭР, затраты со стороны государственных органов на поддержку аграрного сектора в странах - членах организации составит примерно 45% общего объема сельскохозяйственного производства. Для США этот показатель составил 41%, Японии и Финляндии - 77%, Канады - 46%, для шести «старых» стран ЕЭС - 51% и т.д. Но они пользуются дотационным способом для соблюдения собственной аграрной политики совершенно иначе. Если смотреть реально на вещи, то все тех триллионов, пущенных на российское сельское хозяйство, все равно не хватит на организацию действительно эффективного производства, решение проблем массовых неплатежей, выплату зарплат работникам АПК и т.д. Но эти деньги могли бы дать реальную отдачу, как считают специалисты, если бы были направлены, к примеру, в частнособственнический сектор хозяйствования, племенное животноводство и элитное семеноводство, эффективные сельхозпредприятия, межхозяйственную кооперацию и прочее (162).

Итак, проблема государственного регулирования в корпоративной, бюрократической системе является, по мнению сторонников монетаристского подхода, обоюдоострой, а «распределительные конфликты» представляют немалую опасность для общества на пути к рыночной экономике. Без сомнения «корпоративные» структуры являются промежуточным образованием и они могут быть обращены в обе стороны - и к рынку и к административному состоянию. Подобная система - симптом обратимости (необратимости) общественных преобразований. Возможно, что корпоративная база является той промежуточной ступенью, которую общество, порывая с тоталитаризмом, вынуждено проходить в обратном порядке.

Опыт формирования такого направления государственного регулирования как «структурная политика» показывает, что в нем заложен потенциальный механизм нарастающего огосударствления экономики. В целях повышения эффективности экономических процессов появляется реальный соблазн перейти с методов косвенного регулирования на прямое, непосредственное вмешательство государства в сам процесс производства. Не случаен факт активной поддержки «структуралистов» со стороны ученых, политических деятелей левого крыла политической шкалы России. Постоянно воспроизводятся предложения, реализация которых приведет к принципиальным изменениям по трем направлениям:

значительное усилие государственного воздействия на экономические процессы;

смещение акцентов в преобразовании форм и методов хозяйствования (макроэкономического уровня на микроэкономический, т.е. на уровень предприятий);

отход от политики монетаризма к немонетарным методам управления экономикой и производством.

Если «структуралисты» предполагают, что это будет единственный способ выхода из «шоковой терапии», то противники рыночной экономики надеются на крушение программы трансформации экономической системы и возврат к планово-директивной экономике советского типа.

Нет сомнения, что государство не может быть в стороне от инициирования и регулирования структурных преобразований. З. Бжезинский выделяет из опыта «посткоммунистической перестройки» очень важный общий урок: не следует игнорировать стратегию преобразований, предусматривающих более медленное прохождение необходимых этапов и одновременно базирующихся на длительном государственном регулировании , а не только на полной стихии независимых и активных рыночных сил (17, 9). Для такого вывода американского политолога имеется большая эмпирическая основа.

Опыт политического и экономического реформирования в постсоциалистических странах Восточной и Центральной Европы демонстрирует явное противоречие. Государство, поставив целью возрождение рынка, должно дать возможность ему сложиться в систему механизмов, институтов, денежных, товарных и иных потоков, одновременно как бы дистанцируясь от нарождающегося рынка. Но насаждение рыночных структур, нагружение присущим только им функциям в области производства, снабжения, посредничества и т.д. невозможно без активной роли государства. Это противоречие можно решить, и оно решается в рыночном ключе. Ведущая роль государства в переходный период предопределена господством государственной собственности и госсектором в экономике бывших социалистических стран. Доля госсектора в добавленной стоимости в 80-е годы, накануне трансформации, составила: в Чехословакии 97%, в ГДР 96,5%, в СССР 96%, в Польше 87,1%, в Венгрии 65,2% по сравнению с 14% в Италии, 10,7% в ФРГ и Англии, 1,3% в США. Такая картина свидетельствует об отсутствии какой-либо конкуренции. Процесс разгосударствления путем приватизации кладет конец государственному монополизму руками же государства.

На всех этапах реформирования два основных рычага воздействия на экономические процессы - деньги и кредит - остаются монополией государства независимо от того, выбрала ли страна «шоковую терапию» или не шоковый характер вхождения в рынок. Государство остается самым серьезным субъектом экономической политики.

В Венгрии на первом этапе деятельности посткоммунистического правительства были весьма завышены представления о полном выходе государства из экономики, но это настроение быстро изменилось в пользу необходимости в данный период сильной государственной власти. Я.Корнаи пришел к выводу, что на этапе перехода роль государства не только не ослабевает, но в известном смысле и усиливается.

В Венгрии и некоторых других странах признали первоочередность вмешательства государства по двум направлениям: в области структурной политики и капиталовложений; в области социальной сферы, для создания необходимой инфраструктуры (сети безопасности) в целях минимизации социальных издержек перехода к рыночной экономике.

К числу важнейшего направления государственного вмешательства, характерного для всех постсоциалистических стран, следует отнести создание законодательной базы рыночной экономики. Так, упорядочение законодательства о формах собственности приведет к значительному росту мелкого и среднего предпринимательства, применение на практике законодательства о банкротстве влечет сокращение числа убыточных предприятий и т.д.

Различные варианты трансформации социалистических обществ, признавая регулирующую в той или иной степени роль государства в экономике, должны исходить, как представляется, из принципа умножения экономического богатства, а не «справедливой» системы распределения. И подмена понятия «социальная экономика» на «социалистическое распределение» не приближает общество к новому качеству.

В.Клаус, автор экономической реформы в Чехии, высказывает обоснованное опасение, что концепция социально-рыночной экономики используется сегодня как раз против тех, кто стремится проводить экономическую политику, ориентированную не на перераспределение, а на умножение экономического эффекта (54, 93).

Итак, государство принимает самое большое участие в инициировании и регулировании структурных преобразований, в деле экономической стабилизации. В этой связи необходимо быть очень внимательным в оценке как потенций, так и противоречивости механизма воздействия государства на формирующуюся рыночную экономику.

Процесс преобразований выявил еще одно очень важное свойство, а именно: дискретность, пофазность в своем движении.

Институциональные изменения и экономические могут иметь разные скорости развития: как правило, первые происходят значительно быстрее. Эта разница в темпах, синхронности перемен в различных сферах общества составляет серьезное, если не главное, препятствие на пути перехода к рыночной экономике.

Жак Сапир, развивая эту тему, считает необходимым опереться в анализе переходности на принцип гетерогенности, предполагающий наличие разнородности не только состояний, но и инструментов, с помощью которых вырабатываются представления об этих состояниях. Действительно, если реформы в законодательной области снимают прежние ограничения, то экономика легче подстраивается к правилам рыночного механизма. Точно также политические преобразования, принятие демократической Конституции, формирование многопартийной политической системы и т.д. создает благоприятные условия для становления правовой экономики и т.д.

Однако, продвинутость или степень зрелости политических или правовых моментов на том или ином этапе развития могут быть не только различными, но и просто не соответствовать друг другу, т.е. быть разнородными. З.Бжезинский, анализируя опыт бывших социалистических стран, делает важный вывод о том, что процесс переходности - это не есть что-то непрерывное и цельное, а последовательность отдельных фаз. Он отмечает, что на темпы преобразований влияет четыре основных сочетания факторов зрелости: 1. Как политические, так и экономические изменения присутствуют. 2. Политические изменения присутствуют, экономические - отсутствуют. 3. Политические изменения отсутствуют, а экономические - присутствуют. 4. Как политические, так и экономические изменения отсутствуют. То или иное сочетание влияет на прохождение соответствующих этапов, скорость перехода от одной фазы к другой.

Так, первой, переломной, самой критической фазе, соответствуют такие политические признаки как основы демократии, свободная пресса, первые демократические объединения и движения за изменения. Правовые (нормативные) признаки устранение неоправданного государственного контроля. К экономическим признакам автор относит либерализацию цен и прекращение дотаций; конец обобществленного производства; бессистемную приватизацию. На этой фазе политической целью является преобразование, экономической - стабилизация. Отводится на это от одного до пяти лет.

Для второй фазы (3 - 10 лет) политическая цель - переход от преобразований к стабилизации, экономическая - от стабилизации к преобразованию. К политическим признакам относятся: наличие новой Конституции, избирательный закон; выборы; децентрализованное региональное самоуправление; устоявшаяся демократическая коалиция. Правовые признаки: законодательная (нормативная) база отношений собственности и предпринимательства. Эту фазу характеризуют следующие экономические признаки: банковская система; малая и средняя приватизация; демонополизация; появление нового класса собственников и предпринимателей.

И, наконец, третья фаза, которая длится 5-15 и более лет, преследует политическую цель - закрепить преобразования, в качестве экономической цели выступает стабильный подъем. Политическими признаками ее являются: создание стабильных демократических партий; становление демократической политической культуры. Экономическими признаками служат: большая приватизация; сформированное капиталистическое лобби; возникновение культуры предпринимательства (17,7).

Пять лет реформирования в европейских странах и три года российского опыта подтвердили в целом прогноз американского исследователя по части сроков протекания первой фазы посткоммунистической трансформации. Но выявилось существенное различие в скорости таких преобразований, и она (скорость) непосредственно связана со стратегией выбранного курса.

Страны, использовавшие ортодоксальные, монетаристские методы - Польша, Чехия, Словения, Эстония, Латвия, Литва - очень быстро добились финансовой стабилизации. В решающий год финансовой стабилизации ни у одной из этих стран практически не было бюджетного дефицита. Его размеры колебались от 0,1% ВВП в Латвии до 1% в Хорватии и Литве. Наблюдалось быстрое снижение темпов инфляции. На следующий после финансовой стабилизации год она составляла: в Эстонии - 47%, Польше - 43%, Словении - 32%, Чехии - только 11% в год.

Что касается другой группы стран, избравшей поэтапный, «структуралистский» путь, то ежегодные темпы инфляции составили: в Болгарии - 75-90%, Румынии - 170-270%, России - 300-1500%, в Украине до 5000% в год. Ни в одной из стран этой группы за все годы реформ устойчивый экономический рост еще не начался. Страны первого пути испытали резкое падение производства, но достаточно быстро прошли стадию кризиса. На второй после достижения финансовой стабилизации год наблюдался экономический рост. Увеличение ВВП составило в 1992 году в Польше 2,6%, в 1993г. - 3,8%, в 1994г. - 4,5%; в Словении в 1994 г. - 4%, в Латвии - 4,1%, в Литве - 4,7%, в Эстонии - 6% (65).

Именно на первой, переломной фазе необходимы многократные усилия в политической области, а именно проявление политической воли, решительности. В этом смысле можно поставить под сомнение тезис, согласно которому основная проблема постсоциалистических стран есть по существу проблема экономическая. Это скорее проблема политическая, целеполагающего свойства.

В какой мере политическое целеполагание может завести страны в экономический тупик, в такой же мере принятые на политическом уровне решения способны вывести их оттуда. Выход из тупика, как известно, один: осознать, что это тупик, и вернуться назад.