4. «Третья волна демократизации» и теории демократического транзита
С середины 70-х годов стал набирать силу глобальный процесс крушения антидемократических режимов, охвативший практически все континенты и регионы земного шара. Этот процесс С. Хантингтон назвал «третьей волной демократизации». «Первая волна демократизации», по его мнению, охватывала период более чем в сто лет с 1820 по 1926 годы и коснулась многих стран европейского и американского континентов. С 1926 года – года окончательного утверждения фашистской диктатуры Муссолини в Италии, начинается возвратная или «реверсивная» волна, характеризующаяся сокращением числа демократий и увеличением числа тоталитарных и авторитарных политических режимов. С 1942 года, то есть с переломного момента второй мировой войны, начинается «вторая волна демократизации», продолжавшаяся, по мнению Хантингтона, до 1962 года. Затем вновь следует откат, ознаменованный длинной цепью военных переворотов в латиноамериканских, азиатских, африканских и даже европейских (Греция, 1967 год) странах. «Третья волна демократизации» начинается с демократических перемен сначала в странах Южной Европы (Испания, Португалия, Греция), а затем в странах Латинской Америки и Восточной Азии.
Кульминацией «третьей волны демократизации» стало крушение на рубеже 80-90 годов казавшихся незыблемыми коммунистических режимов в Советском Союзе и странах Центральной и Восточной Европы. С этого момента процессы посткоммунистического развития становятся основным объектом изучения оформившейся в относительно самостоятельную научную дисциплину транзитологии.
Первоначально проблемы становления демократических режимов в бывших социалистических странах исследовались на основе традиционных для теории политической модернизации и транзитологических концепций подходов. Перспективы утверждения в посткоммунистических странах новых экономических и политических институтов оценивались исходя из опыта посттоталитарного и поставторитарного развития Германии, Италии, стран Южной Европы, Латинской Америки.
Со временем мнения западных политологов, изучающих посткоммунистические переходные процессы, разделились. Одни, в их числе, например, такие известные ученые как А. Лейпхарт, А. Степан и Ф.Шмиттер, считают, что процессы, происходящие сегодня в странах Восточной Европы и на постсоветском пространстве, при всей их специфике, являются все же аналогом процессов и событий, имевших место в других регионах, затронутых "третьей волной демократизации". Сформировалась и иная точка зрения. Американский политолог С. Терри считает, что проблемы, стоящие перед посткоммунистическими странами, имеют, как минимум, пять отличий от проблем в странах, ранее осуществивших переход от тоталитаризма и авторитаризма к демократии. Первое отличие связано с тем, что в посткоммунистических странах пытаются одновременно создать рыночную экономику и плюралистическую демократию. До сих пор ни одна авторитарная или тоталитарная система не знала такой степени огосударствления экономики, как в коммунистических государствах. Стремление одновременно сформировать рыночное хозяйство и стабильную демократическую систему порождает внутреннюю противоречивость посткоммунистического перехода. Хотя в длительной исторической перспективе демократия и рынок взаимодополняются и укрепляют друг друга, на нынешнем этапе реформирования бывших социалистических государств они вступают между собой в конфликт. Он происходит по следующей схеме: радикальные экономические реформы приводят к серьезному снижению жизненного уровня населения, тяготы начального этапа перехода, к рынку порождают политическую нестабильность, которая затрудняет создание правовых и институциональных основ дальнейших экономических реформ, мешает привлечению иностранных инвестиций, способствует продолжению экономического спада, а экономический спад, в свою очередь, усиливает политическую напряженность в обществе. Второе отличие также касается социально-экономической сферы, В странах, находившихся на более низком уровне экономического и индустриального развития, при переходе к демократии стояла задача создания новых отраслей народного хозяйства. А посткоммунистические государства столкнулись с необходимостью полного демонтажа значительной части уже существовавших секторов промышленности при одновременной радикальной перестройке и модификации многих производств.
Третье отличие связано с высокой этнической неоднородностью посткоммунистических стран. Это приводит к распространению националистических настроений. Национализм в любых его формах, как правило, плохо совместим с демократией, поскольку подчеркивает превосходство одних наций над другими, тем самым раскалывая социум по этнонациональному признаку и препятствуя возникновению подлинного гражданского общества.
Четвертое различие между посткоммунистическими и поставторитарными переходными процессами С. Терри связывает с проблематикой гражданского общества. С ее точки зрения, применение этого понятия к сегодняшним реальностям Восточной Европы и бывшего СССР вообще весьма сомнительно. Гражданское общество предполагает не только существование автономных от государства политических и общественных организаций, но и их способность взаимодействовать в определенных границах. Без наличия таких институционально оформленных границ, без готовности общественных групп и лидеров следовать общепринятым правилам игры возможен паралич политической системы. В посткоммунистических странах существуют серьезные препятствия на пути формирования реального гражданского общества. С одной стороны, в большинстве этих стран до установления коммунистических режимов существовали лишь элементы гражданского общества, весьма далекие от его зрелых форм. С другой стороны, реальная политическая практика, оппозиционных групп и политический опыт последних лет коммунистической власти не способствовали формированию представлений о политике как "искусстве возможного". Политическая жизнь фрагментарна и излишне персонализирована, конфронтация здесь по-прежнему преобладает над компромиссом, а электорат пребывает в состоянии отчуждения и замешательства.
Пятое отличие посткоммунистического развития С. Терри видит в международных условиях. Они менее благоприятны, чем были для Германии и Италии в послевоенные годы, или для южноевропейских стран в 70-е. Сегодня посткоммунистические страны не получают должной помощи и поддержки.
С точки зрения другой американской исследовательницы В. Барнс, в Восточной Европе, в отличие, например, от Латинской Америки, речь идет не о возвращении к демократии. На Востоке правовое государство и другие демократические институты не восстанавливаются, как это было в других странах, а создаются практически заново. Аналогичная ситуация и в сфере экономики, где рождается новая система, а не модифицируется уже существовавшая.
Первоначальные представления о сроках и этапах переходного процесса в посткоммунистических странах базировались на опыте предшествующих поставторитарных переходов, для таких относительно развитых в промышленном отношении стран, какими были государства Восточной Европы и СССР, предсказывалась возможность достаточно быстрого перехода к рыночной экономике к стабильной демократии. С позиций прежних транзитологических концепций, этот переход должен был состоять из двух основных этапов – перехода, к демократии" и "консолидации демократии". На основе накопленного практического опыта экономических и политических реформ в бывших социалистических странах прежние выводы в последнее время уточняются. Американский политолог Л. Шин называет четыре этапа трансформации посткоммунистического общества:
1. разрушение тоталитарной системы;
2. переход к демократической системе;
3. утверждение демократической системы;
4. окончательное совершенствование демократических институтов.
З. Зб.Бжезинский, предлагая свою периодизацию посткоммунистического перехода, учитывает его политические и экономические аспекты. Он выделяет три фазы процесса демократизации и создания рыночной экономики. Первая фаза начинается сразу же после паления коммунистического режима. Ее задачами являются трансформация высших структур политической власти и первичная стабилизация экономики. Эта фаза может длиться от одного до пяти лет. Вторая фаза институционально обеспечивает функционирование демократической системы. Задачи этой фазы включают в себя принятие новой конституции, утверждение новой избирательной системы, внедрение в общественную практику демократических процедур. Политическим изменениям сопутствуют серьезные сдвиги в экономической сфере. На этом этапе формируется банковский сектор, осуществляются демонополизация и малая и средняя приватизация, основанная на законодательном обеспечении прав собственника. Устойчивое функционирование демократических институтов на основе утверждения в обществе соответствующей политической культуры и стабильный рост экономики означает начало третьей фазы. Длительность второй фазы - от трех до десяти лет, а третьей - от пяти до пятнадцати и более лет. Таким образом, сроки посткоммунистического перехода оказываются весьма длительными, не менее десяти лет в самых благополучных государствах Центральной Европы, а в наименее подготовленных для такого перехода странах - больше двух десятилетий.
Проблемы соотношения экономики и политики в процессе трансформации постсоциалистического общества привлекают внимание многих западных транзитологов. дискуссии ведутся вокруг отмеченной выше противоречивости "двойного перехода" и к рыночной экономике и к. демократии. Ряд исследователей отмечает, что основная масса людей, отвергая коммунистические режимы, руководствовалась мотивами социально-экономического, а не идейного или политического характера. Поэтому падение жизненного уровня, нестабильность материального положения широких слоев населения вызвало в посткоммунистических обществах разочарование в демократии как политической системе. Это разочарование опасно, во-первых, резким усилением антисистемной оппозиция правого и левого толка, во-вторых, ограничением демократических свобод со стороны правящего режима из-за возможности массовых народных выступлений, в-третьих, приходом к власти нового авторитарного режима. Чтобы избежать этого, предлагается использовать метод шоковой терапии для ускорения периода экономических неурядиц либо, наоборот, отложить экономические реформы до того момента, когда производство достигнет низшей точки падения. Другой подход вообще рекомендует избегать одновременного проведения политических и экономических реформ. Сделать это можно, выбрав один из следующих сценариев:
4. экономические реформы предшествуют демократизации;
5. сначала предпринимаются комплексные политические реформы и только после их институционального закрепления начинаются рыночные преобразования.
Приверженцы первого сценария исходят из того, что экономические реформы требуют последовательных, решительных и непопулярных действий сильной авторитарной власти. Подобный тезис отражает представления консервативного направления теории политической модернизации 70-х годов. Но сегодня он подвергается серьезной научной критике. Основные возражения против стратегии либерализации экономики авторитарными методами сводятся к следующему: во-первых, многие авторитарные правительства на практике не способны осуществить либерализацию экономики; во-вторых, способные к проведению либерализации правительства утрачивают, по крайней мере, в краткосрочной перспективе, импульсы к демократизации.
Сравнительные исследования опыта различных стран Европы, Латинской Америки и Азии не дают однозначного ответа, на вопрос о том, эффективен ли авторитарный путь экономической модернизации. Нельзя исключать возможности успешного последовательного проведения рыночных преобразований при авторитарном режиме, а затем либерализации и демократизации этого режима. Некоторые авторитетные ученые полагают, что в долгосрочной перспективе коммунистический Китай, демонстрирующий успехи в создании рыночной экономики, имеет не меньшие, а большие шансы создать демократическую политическую систему, чем государства, отвергнувшие коммунистический режим, но не сумевшие пока. Добиться серьезных экономических успехов. На этом фоне деятельность М. Горбачева, инициировавшего либерализацию коммунистического режима в условиях начавшегося спада в экономической сфере и в отсутствии сколько-нибудь продуманного плана рыночных реформ, выглядит недостаточно обоснованной.
Многие видные западные политологи и экономисты полагают, что политические преобразования должны быть важнейшим условием для перехода от плановой экономики к рыночной. По их мнению, Б. Ельцин и его сторонники сделали ошибку осенью 1991 года, упустив время для серьезных политических изменений. Вместо того чтобы создать собственную политическую партию, скорректировать действовавшую советскую конституцию и провести новые парламентские выборы, российское руководство без необходимой политической и идеологической подготовки приступило к радикальной экономической реформе. Отдав приоритет экономическим изменениям перед, изменениями политического характера, Б. Ельцин, по мнению известных специалистов в области транзитологии Х. Линца и А. Штепана, совершил крупный просчет. В результате своими действиями он ослабил и государство, и демократию, и экономику. Многие последующие кризисы посткоммунистического развития современной России проистекали из того, что долгосрочные цели были принесены в жертву краткосрочным расчетам молодых экономистов, не имевших достаточного политического опыта и знаний.
Транзитология, в отличие от прежних концепций политической модернизации, не рассматривает демократизацию как процесс с однолинейной направленностью, а предусматривает самые различные, в том числе и пессимистические, сценарии ее осуществления. Сегодня пессимизм в оценках демократического будущего большей части посткоммунистических государств начинает преобладать. Меньше всего опасность отказа от демократической ориентации развития связывают с перспективой восстановления коммунистических режимов. Более вероятно установление националистической диктатуры или утверждение на длительное время политических режимов, содержащих в себе элементы авторитаризма. Как утверждает Ф. Шмиттер, перед странами, находящимися на этапе поставторитарного перехода, кроме альтернативы автократии или демократии существует и еще одна: либо возникновение гибридных режимов, сочетающих в себе элементы автократии и демократии, либо существование "стойких, но не утвердившихся демократий".
Для обозначения политических режимов первой группы в транзитологии используются специальные термины - диктабланда ("опекаемая демократия") и демокрадура ("ограниченная демократия"). По мнению того же Ф. Шмиттера, в посткоммунистических странах наиболее реальной перспективой является все же не существование гибридных режимов, .а установление "неутвердившейся демократии". Не менее реальна и перспектива консервации нынешнего переходного состояния. Она также не выглядит привлекательно, так как постсоциалистическое общество совмещает в себе негативные черты, доставшиеся в наследство от тоталитарного прошлого, с не менее отрицательными чертами первоначального периода становления рыночной капиталистической экономики.
После крушения коммунизма бывшие социалистические страны развивались по-разному, и сегодня их уже нельзя рассматривать как некую недифференцированную группу. По мнению политолога Ч. Гати, лишь в небольшой группе бывших коммунистических государств Центральной Европы и постсоветских республиках Балтии есть возможность успешного завершения демократических преобразований и экономических реформ. Ч. Гати считает, что гибридные режимы могут существовать в посткоммунистических условиях. Все, не вошедшие в вышеназванную группу, восточноевропейские государства, а также Россию, Украину, Белоруссию и Молдавию американский политолог причисляет к группе стран с полуавторитарными режимами. В этих странах осуществляются умеренные рыночные реформы, власти здесь допускают существование свободной прессы, проводятся внешне свободные, но на деле манипулированные выборы, для некоторых государств данной группы подходит утвердившееся в транзитологии понятие "делегированная демократия" или, иначе говоря, демократическая система., в которой реальная власть сосредоточена в единственном центре, например, в руках у президента.
К третьей группе относятся восемь бывших советских республик Закавказья и Центральной Азии. Эти страны Ч. Гати называет "проигравшими", считая, что в них на смену тоталитаризму пришли авторитарные режимы, а шансов на формирование демократической системы и на создание современной рыночной экономики в обозримой перспективе нет.
Следует отметить, что в подобного рода классификациях присутствует значительная доля субъективизма. Этим можно объяснить причисление к группе наиболее преуспевших в демократизации стран государств Балтии, где не решена проблема прав некоренного населения.
В целом транзитологические концепции постсоциалистического развития еще далеки от совершенства, также как далек от завершения переход большинства восточноевропейских стран и бывших советских республик к новой политико-экономической системе.
