Автор: Шкаратан О.И. | Год издания: 2003 | Издатель: Москва: ГУ-ВШЭ | Количество страниц: 377
В канун коллапса СССР один литовский автор написал следующие примечательные строки, вся отчаянная справедливость которых стала очевидной именно в последнее время и с особой силой показала себя здесь, у нас, в России: «Новый человек социалистического общества уже создан... Мы родились в гниющей системе и, подрастая, не созревали, а гнили вместе с нею... Мы никогда нормально не работали - только прикидывались работающими... Мы уже не умеем жить при демократии... Нам не стоит питать иллюзий, что мы все еще остаемся европейцами или что мы можем в одночасье превратиться в них. Все наши братья - по эту сторону стены: эстонцы, грузины и те русские, которые все еще ощущают боль в перебитом позвоночнике. Мы вместе прошли концлагерь... Нас и людей Запада разделяют, по меньшей мере, 50 лет. Мы - их дедушки и бабушки». ( Ванагайте Р. 1990, с.31, 32)
Таких образных картинок с "выставки" наших все еще не изжитых драм и противоречий можно было бы приводить до бесконечия. Проблема в их объяснении. Доминирует представление, что эти явления порождены социализмом. Подавляющее большинство аналитиков квалифицируют общества советского типа как социалистические, да таково и восприятие этих обществ в массовом сознании.
Либералы вполне оправданно вот уже второе десятилетие празднуют "великую победу" над социализмом. Здесь возникает всего лишь существенный вопрос: социализм ли был побежден? Над чем восторжествовали социально-экономические и политические принципы, ценности и идеалы либеральной демократии?
Либеральная критика советского социализма отталкивается от схемы общества, включающей: государственную "общенародную" собственность (реально отчужденную от работников); плановую организацию экономики (как альтернативу "неэффективному" рынку); распределение по труду (фактически не существовавшее никогда), подавление гражданских прав и свобод личности, партократический режим и т.д. Принимается за аксиому, что общество с кровавыми деспотическими порядками, миллионами жертв в мирные годы, невиданной эксплуатацией людей труда, втаптывавшее дарования и препятствовавшее милосердию, и есть социализм. Но где здесь социалистический идеал справедливого гуманистического общества, общества сотрудничества и взаимопомощи, социальной защищенности и коллективистского идеализма? [Шкаратан, Радаев 1992; Межуев 1999] Далее мы обсудим необходимость различения любых обществ с преобладанием государственной собственности и собственно социалистического общества.
Бесспорно, что конвенциальным условием последующего обсуждения является признание полного поражения советской социетальной модели в состязании с другими более эффективными моделями социально-экономической и политической организации общества. Однако последующее развитие стран отказавшихся от организации общества и экономики по советскому образцу пошло по-разному, Через сравнительно короткий промежуток времени стали очевидными и убедительными успехи в экономическом росте и становлении либеральной демократии стран европейской культурной традиции, стран западного христианства, стран с многовековой традицией частной собственности и определенным опытом гражданских отношений и правовой государственности – Чехии, Словении, Польше, Венгрии, Словакии.
В основу переустроения и экономики, и общества во всех странах Центральной и Восточной Европы, включая Россию, были положены одни и те же принципы, одни и те же универсальные способы реформирования экономики, основанные на либерализации цен, макроэкономической стабилизации и приватизации. Эта система именуется «Вашингтонским консенсусом», который появился на свет в 1990г. как рецепт лечения экономики развивающихся стран, не выплачивающих свои долги. Но ее стали применять и ко всем странам с переходной экономикой, в том числе и к России. Эта система включает добровольное открытие национальных экономик по отношению к внешнему миру, введение рыночных свобод во внутренних и внешних отношениях, обеспечение макроэкономической стабильности путем жесткой монетарной политики, приватизацию государственной собственности, резкое уменьшение контролирующей роли государственных институтов. За этими требованиями стоит вера во всесилие рыночных сил в создании благ и повышение жизненного уровня, убеждение в превосходстве частных институтов над государственными как менее коррумпированных и более эффективных. Принципы Вашингтонского консенсуса были пригодны для стран, уже имевших рыночную экономику и не находящихся в состоянии перехода, что позднее подтвердил тогдашний вице-президент и главный экономист Мирового банка Джозеф Стиглиц. Позднее к «Вашингтонскому консенсусу» были приняты дополнения, не изменившие его по существу. [Стиглиц 1998; Стиглиц 1999; Колодко 2000, с.122-141]
Тем не менее, эти универсальные, неолиберальные по своим теоретическим основаниям требования, ставшие доминирующими в политике Международного валютного фонда и Всемирного банка, сыграли едва ли не определяющую роль в выборе стратегии экономических реформ в сильно различающихся друг от друга странах. Элиты этих стран были ориентированы на англосаксонскую модель либерального капитализма, без учета национальных особенностей и уже существующего разнообразия современных национальных моделей cоциетальных систем, доказавших свою экономическую и социальную эффективность. Попутно замечу, что реализация такого подхода отвечала интересам наиболее развитых государств, обладавших несомненными конкурентными преимуществами на мировом рынке, и транснациональных корпораций.
Пожалуй, нигде в «постсоциалистическом» мире на протяжении всех лет президентства Б.Н.Ельцина, да во многом и позднее, не пытались столь послушно следовать указаниям МВФ и Мирового банка как в России. Приведу характерное высказывание западного и совсем не лево ориентированного автора М. Кастельса: «В 1993г. Бразилия показала миру, что о платежах по внешним долгам можно вести переговоры непосредственно с банками – кредиторами, …не вовлекая МВФ в переговоры и избежав, тем самым потери свободы в экономической политике.… Разумеется, не все страны имеют вес Бразилии, помогающий избежать диктата МВФ. Однако удивительный случай покорности России политике МВФ (в обмен на скудную помощь), несмотря на ее национальную мощь, показывает, что уверенность правительства в себе есть один из главных факторов управления процессами в новой глобальной экономике». [Castells 1997, c.120]
Кстати говоря, это упорное стремление правящей элиты навязать России чужестранный опыт без должного осмысления оного проходит через всю историю страны. Об этом писал блистательный знаток России, ее культуры, ее истории Джеймс Биллингтон: «Не раз русские пытались завладеть плодами других культур в одночасье, без переходного процесса медленного роста и глубинного понимания. Россия приняла византийское наследие, так сказать, оптом, не вникая в подробности и не усвоив традиций спокойных, сдержанных философских рассуждений. Дворянство переняло язык и стиль французской культуры, но не ее критический дух…. Радикальная интеллигенция благоговела перед западной наукой XIX в., однако ж не воссоздавала ту атмосферу свободной критики, которая и сделала возможным научный прогресс». [Биллингтон 2001, с.687] Думается, что вся история сомнительного по своей результативности реформирования экономики и социальной сферы в постсоветской России является прямым продолжением этой несчастливой линии «завладения плодами других культур в одночасье», к тому же сам выбор образцов для подражания вызывает серьезные сомнения.
Конечно, «все дороги ведут в Рим». И, нет сомнений, в очередной раз, несмотря на любые катастрофические ошибки и провалы, страна решит свои проблемы. Однако каждый из путей может быть измерен и ценой потерь, которые несет народ. К одной из своих статей я выбрал эпиграфом слова писателя Георгия Владимова: «Немцы выигрывают все сражения, кроме последнего; русские же — напротив, все проигрывают,— кроме последнего. Эту черту признает мир и восхищается ею, пусть, бы он презирал все другие, — способность упереться на последнем рубеже и от него начать по-другому… Эта черта, пожалуй, устрашительнее для недругов нашей Свободы, пытающихся нас загнать обратно, откуда мы сумели вырваться. Может быть, мы им проиграем все бои. Кроме последнего». Блистательное качество. При борьбе за независимость необходимейшее. Однако, дорого оно, это качество, обходится самому народу. Ведь не раз и не два победы оборачивались в долгосрочном измерении поражением из-за неимоверной цены, за них заплаченной. Воистину пирровы победы. Взвешенно и лишь в крайних случаях должны правящие круги апеллировать к чудодейству нации, чтобы не истощить ее силы, не истончить ее генофонд.
Сейчас, когда мир втягивается в сумасшедшую гонку - соревнование в захвате места под солнцем глобальной информационной экономики, это качество при всей его успокоительности – (в конечном-то итоге, видимо, победим)может сыграть в судьбах России роковую роль. В мире существуют значительные области, не включенные в современную технологическую систему. Различное время доступа к технологической силе для людей, стран и регионов является критическим источником неравенства в современном мире. Своеобразная вершина в этом процессе — угроза исключения целых национальных и даже континентальных экономик из мировой информационной системы, а соответственно — и из мировой системы разделения труда.
В контексте экономических трудностей и драматических социальных проблем, не находивших решения на протяжении всего периода реформ с начала 1990-х гг., выбор модели рыночной экономики, ее институциональной и правовой инфраструктуры не может считаться окончательно решенным. Не только у нас в России, но и в многих других странах с трансформирующимися социетальными структурами обсуждается вопрос о пригодности англосаксонской модели как универсальной, единственно перспективной для всего человечества. Адекватна ли эта модель корневым традициям национальной культуры, стимулирует ли ее применение органическое освоение населением страны не только технологий, но самого духа информационного общества и экономики?
Вспомним, что победителями в состязании с советской системой явились не только представители англо-американской модели либерального капитализма, но и страны, воплотившие модель социального рыночного хозяйства и политической демократии (ФРГ), получившую название рейнского капитализма, и социал-демократическую модель скандинавского государства всеобщего благосостояния, и конфуцианского восточноазиатского капитализма. [здесь и далее при сравнительном анализе моделей экономики использованы следующие источники: Esping-Andersen, Gosta 1990; Welfare States in Transition1996; The Welfare State Reader 2000; Зарицкий 1997; Создавая социальную демократию 2001; Социальное рыночное хозяйство 2001; Шлехт 1996]
Как известно, капитализм определяется тремя основными характеристиками:
В пределах этой общности черт получили развитие несколько жизнеспособных и высоко эффективных моделей капитализма.
Неоамериканская, англосаксонская модель капитализма, служащая неизменным
ориентиром для мейнстрима российской либеральной мысли, нацелена на практически полное освобождение рынка и этих трех основополагающих характеристик капитализма от распределительных и политических ограничений.
Из других моделей особый интерес для России представляет, на мой взгляд, опыт построения социального рыночного хозяйства в Германии после ее поражения во Второй мировой войне по проекту, предложенному Людвигом Эрхардом. Модель социального рыночного хозяйства не является чисто германской, недаром ее именуют рейнской, так как экономические системы прирейнских стран: Швейцарии, Германии, Бельгии и Голландии имеют схожие черты.
Рейнская модель – это модель встроенности рынка в социальную и политическую структуру, в структуру социальной политики. Последнее предполагает не только гарантии правовым государством действенности закона, но и обеспечение социальным государством, по крайней мере, минимального уровня социальной безопасности.
Обеспечить же эффективную поддержку социально незащищенных слоев, согласно Л.Эрхарду, можно в условиях экономического роста, который возможен только в рыночной экономике. Поэтому функция государства сводится к формированию условий для полноценных рыночных отношений, которые и создают предпосылки для социальной защиты граждан. Следовательно, социальная защита – функция самой экономики, а не государства. Функция же государства, имеющая особое социальное значение, это уравновешивание тех тенденций капитализма, которые ведут к монополизации и массовому неравенству. Проводимая политика сглаживания разницы в доходах в этой модели капитализма подразумевает, например, государственные гарантии получения бесплатного высшего образования всем желающим. Второй легитимной мерой уравновешивания здесь является прогрессивный подоходный налог. Одним из важнейших уроков построения социального рыночного хозяйства в Германии является особое внимание к социальной ориентации экономики и роли основанного на праве государства, которое должно занять серединное положение между либеральным «ночным сторожем» и тоталитарным «Левиафаном». [Социальное рыночное хозяйство 1999]
Приведу еще несколько небезызвестных примеров из зарубежного опыта, подтверждающих, что развитие глобальной экономики не погашает а, напротив, усиливает культурное и институциональное разнообразие наций/обществ, стимулируя в то же время их взаимозависимость. Как показал в своем анализе М.Кастельс, существуют значимые различия даже между наиболее продвинутыми странами («большой семерки»). Эти различия дают основания выделить две доминирующие модели информационной экономики. Первая — «модель экономики услуг» представлена США, Великобританией и Канадой; вторая — «модель индустриального производства» — Японией и Германией. Франция в этой классификации занимает промежуточное положение, склонясь к первой модели. Италия же формирует, по его мнению, некую третью модель, основанную «на сетях мелких и средних фирм, приспособленных к меняющимся условиям глобальной экономики, и [где — О.Ш.] готовится почва для своеобразного перехода от протоиндустриализма к протоинформационализму» [Кастельс 2000, с. 222—225].
Известный британский экономист Д. Лэйн предлагает другую классификацию. Он разделяет англо-американский и германский типы капитализма:
1.по горизонтам инвестиций (краткосрочный в первом типе, долгосрочный во втором); 2.по источникам финансирования (фондовый рынок и прибыль в первом типе, банки и прибыль во втором);
3. по корпоративному контролю (соответственно дисперсный и концентрированный);
4.по ведущим механизмам координации (в первом типе рынок, во втором - ассоциации и банки). [Лэйн 2000].
Из приведенных примеров во всех случаях следует один и тот же вывод — о разнообразии моделей современной экономики в наиболее развитых странах мира. Тем более нелепыми выглядят многолетние усилия радикал-либералов вогнать Россию в наименее подходящую ей американскую модель развития.