Тип общества и характер социальных отношений в советской России

3.1.Либеральная критика советской системы как социализма в действии

Подавляющее большинство людей на Западе считало, что российское государство - действительно пролетарское, а общество - эгалитарное. Рабочие (примем во внимание кризисное на протяжении большей части лет между двумя мировыми войнами состояние западных стран, массовую безработицу) в порядочной части воспринимали советский феномен с восторгом. Не меньшие позитив­ные эмоции выражали многие выдающиеся интеллектуалы, особенно после своих поверхностных ознакомительных поездок в Страну Советов (Анри Барбюс, Лион Фейхтвангер и многие другие). На этих европейских «властителей мысли общества» огромное влияние оказали наряду с многолетним экономическим кризисом на Западе в 1920-е – 1930-е годы явления деградации духовной культуры и приход к власти в Италии, Германии, Португалии и Испании фашизма с кровавыми репрессиями, антигуманизмом и утверждением тоталитарного рабства. На этом фоне бурно развивающийся Советский Союз с официально провозглашаемыми ценностями всеобщности знаний и культуры им представлялся оазисом   социального и нравственного благополучия. Отрезвление наступило  (и не у всех) значительно позже, после Второй мировой войны.

Напротив,  определенная часть западных интеллектуалов негативно оценивала происходящее в России и тип становящегося общества (Бертран Рассел, Андре Жид и другие). Вот суждения выдающегося английского философа, лауреата Нобелевской премии по литературе Бертрана Рассела, одним из первых посетившего большевистскую Россию в 1920г., и тогда же по свежим впечатлениям написавшего книгу «Практика и теория большевизма»: «… возникла система, неприятно напоминающая прежнее царское правительство, - система, являющаяся азиатской по своей централизованной бюрократии, секретной службе, атмосфере правительственного таинства и покорности террору. Она борется за цивилизованность, за образование, здравоохранение и западные идеи прогресса; она состоит в основном из честных и напряженно работающих людей, презирающих тех, кем они управляют… они живут под страхом народных восстаний и вынуждены применять жестокие репрессии, чтобы сохранить свою власть». [Рассел 1991, с.96-97]. Рассел, пожалуй, первым обнаружил странное сходство даже раннего, незрелого советского режима с царизмом, объединив эти, казалось бы, антиподы по генерализирующему признаку – азиатской государственности. Позднее это органическое свойство социально-экономической системы советского типа, не имеющее ничего общего ни с капитализмом, ни с социализмом, более глубоко будет раскрыто другими авторами, но тем придется иметь дело со зрелым организмом, свойства которого и проявят себя со всей очевидностью.  Б.Рассел сумел подметить особенности организации огосударствленной экономики, положение основных социальных групп населения, отсутствие прав и свобод личности, фиктивность власти советов и всевластие бюрократии. Он со всей ясностью раскрыл социальную обособленность новых хозяев страны – верхушки коммунистической партии: «Практически они одни обладают властью, вследствие чего могут иметь бесчисленные преимущества. Большинство из них, далеко не впадая в роскошь, питаются все же лучше, чем весь народ. Только люди с определенным политическим весом могут иметь телефон или автомобиль… И тысячами способов коммунисты могут достичь более благополучной, чем у остальных, жизни. К тому же они меньше обременены вниманием со стороны полиции и Чрезвычайной Комиссии. [там же, с.18] Никогда впоследствии Рассел  не отказывался от своего анализа советской системы, в случае победы которой «не будет создано никакого социализма, а воцарятся лишь хаос и разрушение». [там же, с.11]

        Одним из первых, если не самым первым, кто попытался понять, как реально организуется производство и потребление при социализме, был Б.Д. Бруцкус. Он  пережил революцию в России, однако в ноябре 1922 г. был вынужден по приказу ГПУ эмигрировать в Германию. Основной причиной высылки из страны были его статьи  в журнале “Экономист”(1921-1922гг.), критикующие социализм как экономическую систему. Эти-то статьи и послужили первотолчком всей последующей либеральной критике советского социализма. Как он писал, свою задачу он видел в научной критике «эксперимента, произведенного над живым телом многомиллионного народа». [Бруцкус 1990, с.177] Он подчеркивал, что русская революция «заставила, наконец, нас, экономистов, серьезно задуматься над социализмом как положительной системой». [там же, с.174].

Бруцкус, как и его современники, капиталистическими  считал все страны с преобладанием частной собственности на средства производства вне зависимости от степени развития государственной системы социальной защиты населения. Социализм он определял как строй с общественной собственностью на средства производства, а марксистский социализм как государственный, национальный. В нем  хозяйство ведется по единому государственному плану,  рынок и рыночные цены как регуляторы распределения производительных сил отвергаются. Подобно рыночным ценам, другие категории капиталистического хозяйства (заработная плата, прибыль, рента) тоже теряют при социализме свое значение, ибо в нем все работают и получают полный продукт своего труда без вычета нетрудовых элементов дохода. Социалистическое общество признает издержки производства лишь в одной форме — в форме затраты труда; количество же этой затраты измеряется временем. Распределение хозяйственных благ должно быть согласовано в социалистическом обществе с эгалитарным принципом, ибо если свобода есть руководящий лозунг буржуазии, то равенство есть руководящий лозунг промышленного пролетариата. [там же, с.179]. Марксисты, по  убеждению Бруцкуса, пришли к руководству Россией, не имея никаких научных представлений, как по - социалистически управлять хозяйственной жизнью огромной страны.

К чему приводит такое управление экономикой? Всякая хозяйственная деятельность, должна быть подчинена принципу соответствия между затратами и результатами. В капиталистическом хозяйстве соответствие между затратами и результатами производства устанавливается через рынок. Все элементы производства: труд, материалы, машины, процент на капитал, рента, равно как и все продукты производства  оцениваются  обществом на рынке. Если цены произведенных продуктов производства не покрывают затрат, то предприниматель лишается возможности распоряжаться орудиями производства и получает отставку. Благодаря этому предприниматель постоянно находится в напряженном состоянии, и это напряжение он стремится передать всем участникам производства.

В социалистическом обществе руководители предприятий материально не выигрывают от их успешной работы и не проигрывают от их неуспешной работы. Таким образом, риск каждого производства перекладывается на все общество в целом. Поэтому ничто не может быть для социалистического общества опаснее, чем атрофия хозяйственного учета, ибо в этих условиях неизбежна окончательная дезорганизация хозяйства.

Подобно тому, как капиталистическое хозяйство имеет денежную единицу для измерения всех ценностей, вращающихся в нем, так и социалистическое хозяйство должно обладать подобной единицей ценностного учета. По Марксу, в социалистическом обществе таким  мерилом ценности должен быть труд. Бруцкус же показывает, что соизмерить труд разной интенсивности и квалификации в масштабах экономики страны практически невозможно. Но предполагает он, что этот учет труда на всем громадном объеме народного хозяйства так или иначе осуществлен. Даст ли он нам что-нибудь подобное по своему значению ценностному учету в капиталистическом хозяйстве, получающему свои директивы от свободного рынка?

 Учет трудовых затрат в предприятии составит нечто вроде дебета капиталистического счета. Что же составит его кредит? Если следовать Марксу, то ценность продуктов производства определяется общественно необходимым временем для их производства. Но спрашивается: как нам найти это общественно необходимое время производства продукта? Здесь мы опять-таки от Маркса не получим определенных указаний. Нам придется признать общественно необходимой стоимость производства, полученную среднем арифметическим из стоимости производства отдельных предприятий отрасли, или, что еще лучше, взять среднюю стоимость в соотношении с учетом размера производства. В этом случае предприятия разделятся на две группы. Одна из них покажет превышение кредита над дебетом, другая группа покажет превышение дебета над кредитом. Однако трудовой учет теряет какое бы то ни было значение, когда отдельные предприятия поставлены в различные естественные условия или если в различных соотношениях используют капитал. Ведь даже при социалистическом строе нельзя игнорировать тот факт, что производство всегда представляет собою взаимодействие трех факторов: труда, капитала и природы.

       Откуда же социалистическое хозяйство получит директивы для организации производства? Каким образом его руководители измерят степень напряженности общественных потребностей? Трудовой учет в лучшем случае мог бы только указать сравнительную выгодность производства продуктов в том или ином предприятии, но он совершенно бессилен дать какие-либо абсолютные указания о том, выгодно ли вообще данное предприятие или нет. В подавляющем большинстве случаев товар имеет смысл произвести при одних затратах и не имеет смысла производить при других. Где же в социалистическом хозяйстве найти мерило выгодности производства?

    Система регулирования производства, предлагаемая научным социализмом, не имеет ничего общего с капиталистической. В социалистическом обществе нет рынка. Все распределительные функции централизованы в специальных органах, действующих согласно Госплану. Все предприятия социалистического государства работают для "общего котла" и снабжаются из "общего котла". Продукты передвигаются в социалистическом государстве вне порядка купли-продажи — без эквивалентов, словно в натуральном крестьянском хозяйстве. Но крестьянское хозяйство можно охватить здравым крестьянским умом. Но можно ли путем соответственной интуиции охватить социалистическое хозяйство не только великой России, но и какого-нибудь маленького государства?! Именно в таких случаях количественные различия переходят в качественные.     Даже при наличии мощной  теоретической науки и громадного статистического аппарата, социалистическое государство не в силах измерить и взвесить потребности своих граждан, а значит оно не может дать надлежащих директив производству.

Но  самая слабая сторона социалистического хозяйства  заключается в сосредоточении  в руках бюрократии всех распределительных функций. В социалистическом хозяйстве нет прямой связи между производительностью предприятия и его снабжением. Даже если бы государство приказало служащим Госплана руководствоваться соответствием этих двух актов, то они не в состоянии были бы это сделать, так как в безрыночном  хозяйстве отсутствует ценностный учет. В то же время открывается большой простор для различных политических влияний на экономическую жизнь, поскольку в социалистическом государстве политическая власть окончательно слита с экономической. Поэтому в социалистическом государстве, находящемся даже в очень трудном экономическом положении, остатки средств могут растрачиваться на такие предприятия, которые не являются экономически целесообразными, а вызываются иными соображениями власти.

Вывод Б.Д.Бруцкуса таков: «Совершенно очевидно, что экономическая система, которая не располагает механизмом для приведения производства в соответствие с общественными потребностями, несостоятельна. Стремясь преодолеть "анархию капиталистического производства", социализм может повергнуть народное хозяйство в "суперанархию", по сравнению с которой капиталистическое государство являет собой картину величайшей гармонии». (Бруцкус 1990, с.194).

      Чтобы понять , в какой обстановке пришлось развивать либеральную критику советской системы последователям Бруцкуса, следует принять во внимание  настроения в кругах влиятельнейших экономистов, преобладавшие  с середины ХIХ века. Дж. М. Кейнс привел в своей статье, опубликованной в 1926г., следующее высказывание одного из своих авторитетных коллег: «Как писал профессор Кэннан: «Едва ли хоть один признанный английский экономист пойдет в лобовую атаку на социализм как таковой». При этом он добавляет, что «почти каждый экономист, признанный или нет, всегда готов выискивать прорехи у социалистов». (Кейнс 1998, с.268)

     Тем не менее целая плеяда блестящих экономистов, социологов и политологов проделала огромную работу по осмыслению трагического опыта  государств, которые идеологами установившихся режимов именовались социалистическими. , Среди аналитиков и критиков этих режимов, выступавших с либеральных позиций, особого упоминания заслуживают Фридрих Хайек, Людвиг фон Мизес, Ханна Арендт.

Остановимся на взглядах Ф.Хайека. Фридрих А. Хайек (1899-1992) – австро-американский экономист, в 1974г. удостоен совместно с Г.Мюрделем Нобелевской премии  в области экономики.  В целом ряде своих статей и книг, следуя свой приверженности к либеральным ценностям, он приводит аргументы в пользу несостоятельности плановой экономики и обосновывает   превосходство рыночной системы.

         Основу рыночной системы составляет принцип либерализма. Суть его заключается в том, что организуя ту или иную область жизнедеятельности, мы должны максимально опираться на спонтанные силы общества и как можно меньше прибегать к принуждению. Свобода предпринимательства сопровождается потребностью в создании и выполнении четких и общеобязательных правил. Процесс совершенствования институциональной структуры свободного общества, основанного на либеральных принципах, шел очень медленно, также постепенно росло благосостояние населения, которое обеспечивала свобода. Это существенно ослабляло позиции либерализма. Им приходилось все время бороться с проектами, угрожавшими самому этому движению. Медлительность либеральной политики плюс стремительно растущие запросы общества привели к тому, что в конце XIX века доверие к основным принципам либерализма стало стремительно падать. Все больше людей считали, что существующую систему нужно разрушить, и заменить ее совершенно новым механизмом. Анонимный, безличный механизм рынка было предложено заменить коллективным и «сознательным» руководством, направляющим движение всех социальных сил к заранее заданным целям, что, по сути, и являет собой переход к планированию.

   Централизованное планирование - это метод организации экономики при социализме.  Хайек справедливо отмечает, что под словом «социализм» часто понимают два различных по сути понятия: с одной стороны, это слово используют для обозначения идеалов социальной справедливости, социальной защищенности, но, с другой, подразумевают под ним совокупность особых методов достижения этих целей. Среди этих методов – отмена частной собственности на средства производства и создание системы плановой экономики, где вместо предпринимателя, работающего для получения прибыли, создаются централизованные планирующие органы. Вопросы,  в которых расходятся либералы и социалисты касаются не самих целей, а методов их достижения.     

При этом не следует считать, что либералы против вмешательства государства в рыночную экономику. Без сомнения есть ситуации, когда вмешательство государства, способствующее развитию конкуренции, необходимо (специальное законодательство для охраны и развития конкуренции, обеспечения безопасности работы и т.д.), но за исключением случаев, если оно не является косвенным контролем цен или количества товаров.

Хайек опровергает и поныне популярный аргумент о неизбежности планирования в связи с техническими нововведениями, делающими конкуренцию невозможной все в новых и новых отраслях и требующими управления производством на уровне правительства. Результаты исследований подтвердили, что оптимальные показатели эффективности достигаются, пока основная часть выпускаемой продукции не находится под контролем монополии, в том числе государственной. Он решительно отвергает тезис о том, что преимущества крупномасштабного производства обуславливают исчезновение конкуренции.

Не верна и посылка, что рыночный механизм не способен справиться с проблемами, порожденными сложной индустриальной цивилизацией. Отсюда -  неизбежность применения механизмов централизованного планирования. Однако конкурентное взаимодействие эффективно и целесообразно не столько в простых случаях взаимодействия нескольких индивидов, когда стремления, цели и мотивы каждого очевидно, сколько в сложных случаях, когда невозможно учесть все влияющие факторы. Децентрализация приводит к возникновению проблемы координации. Именно таким механизмом является в условиях конкуренции механизм цен. Наблюдая за движением цен, предприниматель получает возможность согласования своей деятельности с действиями других таких же предпринимателей.

    Один из основных недостатков  плановой системы состоит в следующем. Выстраивая деятельность по единому плану, мы приходим к необходимости ранжировать все наши потребности и свести их в систему ценностей настолько полную, что она давала бы возможность для осуществления единого выбора. Это предполагает существование единого этического кодекса, включающего все возможные ценности. Очевидно, что единого этического кодекса не может быть создано. Совсем по-другому обстоит дело в обществе, живущем по рыночным законам. Индивидуальная шкала ценностей каждого индивида является только небольшой частью всех потребностей, существующих в обществе. Признание за индивидом права действовать согласно его индивидуальным склонностям, не подвергаясь ни чьему насильственному влиянию, – есть существо индивидуалистической позиции. Такая позиция не исключает существования «общественных целей», но они определяются не независимо от целей самого индивида, а на основе совпадения целей различных индивидов. Таким образом, можно утверждать, что использование системы планирования неизбежно ведет к диктатуре, так как учет желаний и устремлений отдельных индивидов приводит к разбалансировке планов и разрушению системы в ее основе.

    В область соблюдения правопорядка, как и во многих других областях, ситуация в двух сравниваемых системах существенно отличается. Либеральная рыночная система основывается на том, что индивид может действовать по своему усмотрению в рамках жестко определенных законом, то есть он четко представляет себе, какие действия запрещены законом и какие санкции последуют за их совершение. В плановой системе дело обстоит абсолютно иначе. Проблема в том, что государство должно заботиться о постоянно меняющихся нуждах населения, выбирая из них самые насущные. Изменчивость ситуации приводит к невозможности выработки жесткой системы правил на долгий период. Решения по каким-либо причинам принимаются в интересах определенных групп, что порождает появление привилегий  и приводит к неравенству. В конечном итоге в планируемом обществе нет правозаконности. Но это  не означает, что в нем нет законов. Действия аппарата насилия ничем не ограничены, и закон может санкционировать любой произвол.

Поскольку  экономическая жизнь находится под контролем государства, то для совершения любого действия человек должен  получить дозволение властей, что, по сути, и является полным контролем над жизнью индивида. При этом  суть контроля над поведением индивидов не в контроле потребления, а в контроле производства. В конкурентной экономике индивид, не довольный товаром или услугой, предлагаемой одним продавцом, волен пойти к другому. В плановой же экономике мы сталкиваемся с ситуацией всеобъемлющей монополии, ограничивающей выбор потребителя теми товарами, которые по каким-либо причинам решено было производить. Контроль над производством приводит к ограничению еще одной либеральной свободы – свободы выбора занятия. Планирование  ставит под контроль приток рабочей силы в те или иные отрасли, либо условия оплаты труда, или и то и другое. В условиях  рыночной экономики человек, желающий заниматься определенной работой, но не подходящий для нее по каким-то критериям, имеет возможность, начав с низких позиций, доказать свою пригодность и способность к желаемой работе. В то время как при плановой экономике отбор на определенные должности осуществляется по строго определенным формальным критериям, и, не обладая требуемыми характеристиками, получить желаемую работу невозможно.

 Однако и у критиков новой социально-экономической системы  доминировало представление, что в России у власти находятся люди, вышедшие из низов и защищающие интересы низов, в ущерб средним слоям, как интеллигенции (именовавшейся буржуазной и признаваемой упадочнической и недееспособной), так и предпринимателям. Общество же, раз­вивающееся в СССР, признавалось  социализмом в действии. Это подтверждали и модные авторы тех лет (1920-1940-е гг.) в романах, ставших классичес­кими тоталитарными дистопиями (например, Олдос Хаксли со своим "О див­ный новый мир", и автор романа «Мы» Евгений Замятин, и Джордж Оруэлл со знаменитыми «1984-м» и «Фермой животных»); и такие серьезные исследователи  как прозванный рыцарем свободного предпринимательства Людвиг фон Мизес, лауреат Нобелевской премии Фридрих А. Хайек, либеральный философ Ханна Арендт и другие. И отрицательное восприятие прихода к власти Хама с мозолистыми руками, приведшего в мир социализм как систему, было типичным для западной элиты. Но кто же пришел к власти на самом деле? На этот вопрос попытались дать ответ «паршивые овцы социалистического стада», критики системы изнутри, отчаявшиеся увидеть реализацию своих социалистических идеалов на земле «реального социализма».