Тип общества и характер социальных отношений в советской России

3.3.Критика официальной формулы «два класса + интеллигенция» советскими социологами

       В течение 20 послеоктябрьских лет вслед за К. Марксом и В.И. Лени­ным идеологи советского режима утверждали, что в СССР создается социалистическое, т.е. бесклассовое общество. Этот подход сохранялся в Коммунистической партии вплоть до 1934 года (XVII съезд партии). Пропагандисты того времени соревновались в доказательствах возрастающей быстроты процес­сов эгалитаризации и ликвидации всех и всяческих классов. И вдруг в докладе И.В.Сталина "О проекте Конституции СССР" было заявлено, что с наступившей победой социализма в стране сформировались новые общест­венные классы - "совершенно новый, освобожденный от эксплуатации рабо­чий класс, подобного которому не знала еще история человечества" и колхозное крестьянство. Лица умственного труда были причислены к осо­бой социальной прослойке - интеллигенции, вышедшей из народа и связан­ной с ним тесными узами. В СССР остались три дружественные социальные силы, "грани между которыми стираются, а старая классовая исключитель­ность - исчезает". [Сталин 1952, с. 549, 550-551]

            При этом подчеркивалось сохранение рабочим классом более высокого статуса, чем у колхозного крестьянства и интеллигенции в силу его особой "исторической миссии". Он был связан с "высшей" формой собственности и играл "ведущую" роль в процессе перехода к коммунизму. Сохранение дифференциации в доходах не связывалось с иерархиями и привилегиями отдельных классов и слоев, а объяснялось различиями вклада конкретных работников в производство, а также о социальном опыте и ответственности. Привилегии и различия в доходах не соотносились с властью, позволяющей присваивать труд других социальных групп.

С этого времени вплоть до конца 1980-х годов, партийно-государс­твенная концепция социальной структуры страны строилась на основе трехчленной формулы И.В. Сталина: рабочий класс - колхозное крестьянс­тво - народная интеллигенция. Было очевидно, что в этой формуле не соблюдено элементарное правило классификации - взаимное исключение элементов. Оно было выдержано по отношению к обоим "классам" и наруше­но по отношению к интеллигенции. В первом случае критерием служили различия в формах собственности (государственная и колхозно-кооперативная), во втором - различия в характере тру­да (умственный и физический). Но это, как и противоречие данной форму­лы с классическим марксизмом, в соответствии с которым социализм есть общество без классов, не смущало идеологов партии, а, точнее,  идеократов из рядов номенклатуры.

Формула "два класса + прослойка" была создана, чтобы замаскиро­вать реальную стратификацию с невиданными различиями верхов и низов. Так, за словом интеллигенция скрывались и сельский учитель, кормивший себя с огорода, и крупный номенклатурный бонза. Эту-то пирамиду и прикрывала "трехчленка".

Модель "2+1" сознательно игнорировала властное измерение. В этом был заведомый отказ от научного подхода к изучению советского общества, отказ от следования традиции К. Маркса, для которого власть была ключевой категорией, через которую преломлялись классовые отношения.

Первые попытки поставить под сомнение эту сталинскую формулу, как не отражающую реальность социальных отношений, были предприняты советскими социологами в 1960-е годы. Они были связаны с дискуссиями о границах рабочего класса и месте интеллигенции в социальной структуре. Сущность проблемы еще в 20-е годы отчетливо сформулировал А. Грамши, выдающийся итальянский философ и политический деятель: "Является ли интеллигенция автономной и независимой социальной группой или же всякая социальная группа имеет свою собственную, особую категорию интеллигенции?"[Грамши 1960, с.95]

В 60-е годы у интеллектуалов и на Западе, и на Востоке были чрезвычайно сильны технократические иллюзии. Выходили многочисленные кни­ги о проблемах научно-технической революции, вера в возможности науч­ной реорганизации общества, в ликвидацию неонаученного физического труда была огромной. И действительно, доля традиционных отрядов рабо­чего класса во всех индустриальных странах резко падала. Столь же быстро росла доля занятых в сфере услуг, служащих и работников умс­твенного труда. В связи с этим на Западе конкурентно развивались две концепции. Одна - о резком расширении и постепенном доминировании среднего класса в обществах зрелого индустриализма и постиндустриализ­ма (информационная экономика). Другая (предложенная марксистами с За­пада) - о смещении границ рабочего класса и вхождении в его состав в качестве автономных слоев служащих и значительной части техников и ин­женеров.

Эта дискуссия в СССР была опрокинута на плоскость иной социальной действительности. Расширенная трактовка границ рабочего класса была взаимоувязана с фактическим отказом от "трехчленки". Оппоненты трехч­ленки доказывали, что конторские, торговые и инженерно-технические ра­ботники могут рассматриваться как часть рабочего класса. [Шкаратан 1970] Аналогич­ным образом трактовалась социальная позиция технической интеллигенции, работающей в колхозах. Она рассматривалась как социальный слой внутри колхозного крестьянства. [Арутюнян 1971]

Вокруг этих, казалось бы, не несущих особой идеологической кавер­зы, идей развернулась многолетняя шумиха в печати, продлившаяся вплоть до конца 80-х годов. Почему так остро среагировали идеологи партии на расширительную трактовку границ "основных классов"? Да потому, что бы­ло задето "святое". Трехчленка давала полную возможность продолжать пропагандировать идею о ведущей роли рабочего класса, о ведомых им крестьянстве и интеллигенции. Получалось, что, например, инженеры, ру­ководители производственных подразделений, социально-статусно ниже ме­нее грамотных, менее знающих подчиненных. Но в этом моменте скрывалась ключевая линия номенклатуры, состоявшая в опоре на менее образован­ные, менее развитые слои населения.

Постановка вопроса о новых границах рабочего класса сопровожда­лась суждениями об определяющем значении научно-образованной части об­щества в его развитии. Следовал вывод о перспективах участия интелли­генции во властных структурах.

Более того, поскольку "профессиональные организаторы" (по терминологии социологов тех лет, на самом деле - властвующая элита) никак не вписывались в границы основных классов, то их стали выделять в особый социальный слой. Так, высшие слои советско­го общества, отсутствовавшие в эмпирических стратификационных исследо­ваниях, появляются в теоретических конструктах советских авторов. В этот слой включали лиц, для которых функции управления стали профессией. Они обособляются от остальных групп населения своей главной отличительной особенностью – правом принятия решений, обязательных для других и правом воплощать эти реше­ния с применением силы, если это оказывается необходимым. Здесь перед нами элементы концепции власти как стратифицирующего фактора, кото­рые, пусть и намеком, появились в советских публикациях. Правда, власть при этом трактовалась как нечто, непременно используемое в об­щественных интересах. Она никогда не выступала - по крайней мере, в макросоциальном контексте - как отношение между правителями и поддан­ными.

 Но тем ни менее в 60-е годы небольшой группой советских социологов был сделан решающий шаг по отказу от модели "2+1", в которой сознательно игнорировалось властное измерение.