Тип общества и характер социальных отношений в советской России

3.4.О неклассовом характере обществ советского типа

Отказ от формулы «2+1» привел ряд советских социологов к логически непротиворечивому выводу о необходимости конструирования стратификационной неклассовой  (в марксовом или веберовском понимании этой категории) модели советского общества. Такой подход, альтернативный по отношению к концепции государственного капитализма и нового класса, был подкреплен трудами коллег из восточно-европейских стран.  Эта альтернативная, менее распространенная концепция рассматривала социальные членения в обществах советского типа как иерархические слоевые, с раз­мытыми границами, обширными зонами трансгрессии между слоями; общество определялось как сословно-слоевое. Становление этого подхода шло преи­мущественно в академических структурах, и он длительное время оставал­ся вне поля широких политических обсуждений.

Авторы второй концепции усомнились в доказанности тезиса, что но­менклатура - это класс, поскольку она, хотя и использует собственность в своих интересах, но правами распоряжения средствами производства не обладает. Властвующие группы в СССР и других социалистических странах обладают монопольным положением в системе власти, "собственностью на государство". Возникает проблема применимости традиционного для евро­пейской социальной мысли классового подхода к системам неравенства в обществах советского типа.

   Oдним из первых признал неклассовый характер обществ советского типа выдающийся польский социолог Ст. Оссовский. Анализируя ситуацию в странах Восточной Европы, он пришел к выводу, что поскольку здесь из­менения социальной структуры в большей степени осуществляются по воле политической власти, постольку мы далеки от трактовки социального класса в том смысле, как его понимали Маркс (т.е. как групп, различаю­щихся по их отношению к средствам производства) или Вебер (т.е. как групп, различающихся по их отношению к рынку). В ситуациях, где поли­тическая власть может открыто и эффективно изменить классовую структу­ру; где наиболее важные для социального статуса привилегии, включая повышенную долю в национальном доходе, даруются этой властью, где зна­чительная часть или даже большинство населения включено в стратифика­цию по типу бюрократической иерархии, - там категория класса становит­ся большим или меньшим анахронизмом, а классовые конфликты уступают место другим формам социального антагонизма. [Ossowski 1957]

        Следует заметить, что этот подход устойчиво сохранялся в польской социологии в 1960 - 1980-е годы. Здесь можно упомянуть работы Стефана Нова­ка, Влодзимержа Весоловского, Зигмунта Баумана и многих других. Стефан Новак в 1964г. недвусмысленно писал: "Эволюция социального положения в послевоенной Польше независимо определяется профессией, экономическим положением и образованием; в то время как эти факторы, которые в свою очередь являются взаимозависимыми, - могут либо дополнять, либо унич­тожать влияние друг друга". [Nowak 1964, p.43)] Стефан Новак предложил выделить в населении Польши следующие социаль­ные слои: неквалифицированные рабочие, квалифицированные рабочие, ра­ботники нефизического труда, творческая интеллигенция и лица свободных профессий. Точно такой же была позиция социолога Влодзимержа Весоловс­кого, который в своих исследованиях польского общества основывался на социально-профессиональной стратификации, беря в качестве дифференци­рующих переменных профессию, образование, доход. [Wesolowski 1968]

       Более того, авторитетный польский социолог Е. Вятр высказал идею, что именно для СССР, где нет (в отличие от Польши) мелких капиталистов в городе и частнособственнического крестьянства в деревне, правильно намечать слоевую структуру, без классов, что СССР можно считать неэга­литарным бесклассовым обществом. [Wiatr  1965]

Примерно такую же позицию занял в 1960-е годы видный чешский со­циолог П. Махонин. Он выдвинул на первый план дифференциацию по харак­теру труда. Были предложены следующие компоненты социального статуса:

1) сложность работы (наличие творческих элементов в труде, сте­пень самостоятельности труда, требуемая квалификация);

2) образование;

3) участие в управлении (объем власти), основанное на: а) соци­ально-профессиональной позиции по месту работы, б) политической дея­тельности в свободное время;

4) уровень жизни;

5) образ жизни в свободное  время.

Авторы провели блестящий представительный опрос по территории всей страны. И уже в труднейших условиях оккупации Чехословакии со­ветскими войсками сумели издать итоговую книгу. [Machonin  1969] Это была фундамен­тальная монография, последний отблеск "социализма с человеческим ли­цом", мечты интеллигентов-шестидесятников о возможности решить соци­альные проблемы на основе "государственного социализма". Последующие двадцать лет на долю авторов достался неквалифицированный физический труд, который они проектировали (совместно со столь же прекраснодушны­ми теоретиками из других стран "реального социализма") преодолеть (ликвидировать) в недалеком будущем.

Точка зрения на советское общество как слоевое получила развитие в СССР с начала 1960-х годов. Конечно, вынужденные к тому идеологической цензурой, эти отечественные исследователи обычно добавляли обязатель­ные слова о сохраняющихся еще "двух дружественных классах и народной интеллигенции", но опытный советский читатель тут же обнаруживал ком­ментарий о том, что данные классовые различия несущественны, а опреде­ляющими в общественных отношениях являются слоевые (социально-профес­сиональные). Из таблиц и схем, всей системы фактических данных следо­вало, что этим авторам совершенно чужда не только официальная псевдок­лассовая "концепция", но и теория нового класса.

В СССР в это время теоретическая мысль одних из социологов повто­рила вариант, наиболее продвинутый в трудах П. Махонина, но часть ав­торов попыталась найти иное объяснение столь очевидному неравенству в своей стране. Они задались вопросом: имеется ли при социализме полное равенство в реальном процессе присвоения собственности. Это была со­вершенно еретическая по тем временам мысль, и пришла она в голову еще в конце 50-х годов экономисту Я.А. Кронроду. Он писал о том, что в стране при формальном равенстве отношений собственности существует ре­альное неравенство по их использованию. Это неравенство проявляется в фазах производства, распределения, обмена и потребления. [Кронрод 1966, c. 300-313] Естественно, что автор при этом  не под­вергал сомнению социалистическую природу советского общества.

Теоретическое построение Кронрода давало другим еретикам в крат­кие периоды идеологических оттепелей возможность обосновать и эмпири­чески подтвердить неравенство между людьми. [Шкаратан 1970; Арутюнян 1971] Причем эта экономи­ческая концепция "работала" на подтверждение слоевого строения советс­кого общества, поскольку сама категория меры присвоения не могла быть выражена в оппозиции "собственник - несобственник", а - в континууме, отражавшем эту меру как во властной и профессионально-должностной по­зиции, так и в уровне присвоения благ и услуг. Точка зрения на советс­кое общество как слоевое получила развитие в СССР со второй половины 1960-х годов.

В публикациях Ю.В.Арутюняна, Л.А.Гордона, Т.И.Заславской, О.И.Шка­ратана открыто формулировалась концепция советского общества как ие­рархической структуры социальных слоев, которые могут быть ранжированы в соответствии с их более высоким или более низким статусом. Это был по существу открытый разрыв с официальным взглядом на социальную сис­тему, которая структурировалась только горизонтально и в которой нера­венство в распределении рассматривалось лишь как отражение индивиду­альной эффективности, индивидуальных заслуг.

Т.И. Заславская следующим образом  выразила эту позицию: "Общественное положение, занимаемое различными слоями и классами в со­циалистическом обществе, может быть в принципе представлено в форме определенной иерархии, в которой некоторые позиции считаются выше, чем другие. Основой для вертикальной иерархии социальных позиций является сложность труда... и ответственность в осуществляемом труде, увеличе­ние которых сопровождается повышением требуемого образования, возрас­тающим материальным вознаграждением и соответствующими изменениями в образе жизни." [Заславская 1970, с.103)]

В работах автора этих строк также прямо отмечалось, что в советс­ком обществе элементами социальной структуры являются "группы людей, неравных в экономических и социальных отношениях". Их неравенство яв­ляется "не только наследием капитализма, но и воспроизводится в усло­виях социализма". (Шкаратан 1970, с. 51, 153)

   Хотя схема "2+1" явно не отвергалась, авторы, вводя от восьми до десяти социально-профессиональных групп (социальных слоев), стремились описать различия между ними по их экономическому положению, культурному уровню, ценностным ориентациям и образу жизни. Появление этих "восьми-" и "десяти-" членок объяснялось надобностью социального планирования, регулирования таких процессов как миграция, городское и сельское развитие, подготовка кадров, досуг и рекреация и т.д., для чего недостаточно было старой модели всего лишь из трех элементов.

    На самом же деле  исходная позиция упомянутой группы социологов в те годы заключалась в том, что в социальной структуре  нашего общества, наряду с различиями, связанными с формами социалистической собственности, приобретают определяющее  значение социально-профессиональные различия, коренящиеся в особенностях общественно-экономического разделения труда. Выделяемые на этой основе социальные слои выражают целостную, детализированную и многофакторную типологию системообразующих элементов социальной структуры советского общества. Ю.В. Арутюнян тогда же пришел к выводу, что социально-профессиональная группа - это "первичный элемент социальной структуры". [Арутюнян 1971, с.99]  Я же признал подобные группы "решающими структурообразующими элементами" городского населения". [Шкаратан 1970(2), с.23] Оба социолога считали возможным классифицировать (и классифицировали) структурные элементы общества без классов (рабочих, колхозников), а также без интеллигенции как некоего целостного образования.

    Эти же авторы подчеркивали, что социальные слои в условиях снижающейся важности различий в формах собственности и возрастающего значения характера труда (или, по иной концепции, - меры присвоения собственности) все в меньшей степени выступают как внутриклассовые группы и все в большей мере - как непосредственно внутриобщественные группы = слои.

Исследования стратификации тех лет строились на применении таких критериев как уровень образования и квалификация, содержание труда и различие в доходах, используемых традиционно и западными социологами. Социальные слои, выделяемые в исследованиях, были ранжированы от нек­валифицированных рабочих (или колхозников) до руководителей предприя­тий (колхозов) и руководителей региональных органов управления. В этих классификациях вообще отсутствовали классы и интеллигенция. Последняя была представлена слоями работников управленческого труда (в ряде слу­чаев с выделением руководителей высшего и среднего звена); работников высококвалифицированного научно-технического труда; работников квали­фицированного умственного труда.

Надо заметить, что теоретические конструкты социологов 1960-1970-х годов заслуживают  научной критики. Верхние слои общества, подлинные хозяева страны, никогда не фигурировали в этих изысканиях. То же можно сказать о многих миллионах сограждан, оказавшихся в самом низу социальной пирамиды (заключенные, бомжи, так называемые бичи и т.д.). Даже в лучших исследованиях фактически игнорировался властный стратификационный срез, хотя он имплицитно присутствовал в виде групп, выделенных по характеру труда (индикаторы - должность и политическая деятельность; численность и "качество" подчиненных). Однако реально в число опрошенных попадали персоны рангом не выше директоров заводов и председателей колхозов, второстепенных лиц из региональной администрации.

   К тому же, верно отражая внешние проявления социального неравенства, даже наиболее значительные изыскания не могли дать объяснения причинам и механизмам социальной дифференциации. Дело в том, что советский тип общества не воспринимался как некая данность, - с особой структурой, относящейся, быть может, к другому типу цивилизации, к другому типу экономической организации, чем западные.

Следует иметь в виду, что почти все социологи того времени совсем не были противниками социализма. Они стремились к его оздоровлению, смене сталинской модели на модель "социализма с человеческим лицом". С этим во многом связана и манера, с помощью которой в литературу вводи­лись новая терминология и концептуальный аппарат.

Уже в канун коллапса "реального социализма" болгарский социолог Николай Тилкиджиев взял на себя труд систематизировать взгляды сторон­ников слоевой структуры обществ советского типа. Он обратил особое внимание на необходимость различать слоевую структуру от социаль­но-профессиональной. Тем самым он раскрыл существенный дефект исследо­ваний в СССР, Польше, Чехословакии. Он отметил особое значение разве­дения социального неравенства и собственно профессиональных различий как явлений разной природы. Социально-профессиональная принадлежность - основополагающая в формировании слоев. Она включает особенности ха­рактера труда, квалификационно-образовательные и профессионально-от­раслевые качества работников. Но необходимо принимать во внимание так­же влияние: социального происхождения, социальных связей (супружеских, дружеских и т.д.); жилищных и поселенческих условий; институционально­го фактора (здесь особенно выделены Н. Тилкиджиевым властные ресурсы институтов и степень включенности в их деятельность представителей со­циально-профессиональных групп). [Тилкиджиев 1987, с.11-42].

Как заключительный аккорд работ советских социологов рассматрива­емого направления можно расценить монографию Т.И.Заславской и Р.В.Рывкиной "Социология экономической жиз­ни" (28), которая означала по существу выход на новое кон­цептуальное  пространство.  Авторы  стремились дать анализ "социальной структуры  общества  в  ее  связи  с  экономической  жизнью  общества" (С.230),  определить  социальные  группы,  являющиеся наиболее важными субъектами экономики, занимающие в ней ключевые позиции.

В книге особенно значим анализ механизма эксплуатации высшими низших. Авторы взорвали табу, существовавшее на обсуждение отношений экс­плуатации в советском обществе. Они раскрывают отно­шения эксплуатации как:

1.изъятие всего прибавочного и части необходи­мого продукта через неравномерно низкие цены на производственную про­дукцию и необоснованно высокие налоги;

          2.глубокое расхождение меры труда и меры потребления различных групп работников общественного про­изводства;

           3.необоснованная неравномерность территориального и ве­домственного распределения элементов социально-бытовой инфраструктуры;

           4.присвоение дифференцированной ренты I жителями южных районов;

           5.преступные способы извлечения нетрудовых доходов за счет граждан или государства ("теневая экономика", мафиозные группы). Список этот, ко­нечно же, неполный, но первый в литературе, издававшейся в самой Рос­сии.

Раскрытие сущности обществ советского типа как носителей латент­ных отношений специфических форм эксплуатации было продолжено Т.И.Зас­лавской в ряде публикаций Она отнесла к главным структурным элементам советского общества: а) социально-замкнутый и личностно интегрирован­ный правящий класс "номенклатуры"; б) сравнительно небольшой средний класс, включающий "директорский корпус" и наиболее квалифицированных и/или приближенных к номенклатуре интеллигентов; в) слабо стратифици­рованный низший класс, объединяющий наемных работников (рабочих, кол­хозников, представителей интеллигенции средней и низшей квалификации); г) "социальное дно", состоящее из десоциализированных, потенциально криминогенных групп, утративших связи с обществом. Главными особеннос­тями этой стратификации являлись, по ее мнению, весьма высокая кон­центрация власти и собственности в руках правящего класса; резкая по­ляризация положения высших и низших слоев общества на фоне общего низ­кого уровня жизни; неразвитость ( если не отсутствие) среднего слоя, а также доминирование должностного критерия стратификации над квалифика­ционным.

Структура советского общества формировалась по принципу: "кто был ничем, тот станет всем". Оставшиеся семьи научной и культурной элиты, дворян, духовенства, купечества, промышленников, крепких крестьян, концентрировавшие главный энергетический и творческий потенциал об­щества, были последовательно "выкорчеваны" и истреблены. В итоге в стране сформировалось "общество низшего класса" с пониженной долей та­лантливых, образованных, здоровых, сильных, предприимчивых и энергич­ных граждан. К тому же общественная система "социализма" содействовала укреплению худших черт традиционной российской общинности: уравнитель­ности, иждивенчества, социальной пассивности, безответственности, сла­бой мотивированности к труду и предпринимательству, неразвитости пот­ребностей. [Заславская 1993, с.3-4)]

Совершенно неожиданный подход к анализу природы обществ советского типа с присущей им стратификацией предложен В.М.Воронковым в его статье "Эволюция правящей элиты в период перехода к демократии". [Воронков 1993, с.162 - 182] Он справедливо отмечает, что факты реальной трансформации номенклатуры в период перехода к демократии требуют внести серьезные коррективы в сложившиеся представления об отсутствии в тоталитарном обществе внутренних резервов для качественных преобразований. М.  Джилас, М. Восленский, А .Авторханов и другие утверждали, что в советском обществе нет социальных групп (включая контрэлиты), способных стать могильщиками системы. Сама же номенклатура, согласно их позиции, достаточно однородна и ориентирована на сохранение существующих порядков.  М. Воронков показывает, напротив, неоднородность советской элиты, раскрывает ее иерархическую структуру ("...самые низшие ее ступени значительно ближе к народу, чем к своим же верхним ступеням"). На границах номенклатуры образуется "специфический маргинальный социальный слой, который ... может быть назван "номенклатурным плебейством". "Это несостоявшаяся (или не вполне состоявшаяся) номенклатура, ее "низы" , ее "маргиналы". Именно это "плебейство" - политически наиболее активная часть общества, свободная и от корпоративной замкнутости номенклатуры, и от традиционной покорности начальству, присущей большинству населения. Это и есть социальный движитель, организатор народного протеста, потенциальный актив возникающих при появившихся условиях ("перестройка") общественных движений и политических партий. Конечно, предположение о существовании и роли номенклатурного плебейства требует тщательной эмпирической проверки, но эта интересная гипотеза вполне заслуживает серьезных усилий по ее подтверждению (или опровержению).

        На Западе эти публикации польских, чешских и российских авторов переводились, цитировались [см., например, сборники переводов: Yanowitch М. and W.A.Fisher (eds) 1973; Yanowitch М. (ed.) 1986], но не были интегрированы в "фонд" основных научных идей, где неоспоримо господствовала теория "нового класса", вполне вписывавшаяся в европоцентристский взгляд на социальное нера­венство.