Тип общества и характер социальных отношений в советской России

5.1. Административный рынок и номенклатурная приватизация

С начала 1990-х годов стало общеупотребительным высказывание: "Но­менклатура обменяла власть на собственность". Это выражение неверно хотя бы потому, что, став частными собственниками, представители господствующего слоя не перестали быть и властвующей элитой. Но, кроме того, номенклатура (или в другой терминологии, - этакратия) в условиях расцвета системы при Сталине, обладая властью, тем самым владела и собственностью, ибо владела государством, которому, в свою очередь, принадлежала почти вся собственность в стране. Правда, эта собствен­ность была не индивидуально-частной, а совокупно-частной. Индивидуаль­ная собственность действительно была загнана в глубокое подполье, поч­ти полностью уничтожена. В этом, кстати говоря, и было одно из качест­венных отличий современного этакратизма от традиционного государствен­ного ("азиатского") способа производства.

Е.Т.Гайдар справедливо вспоминает одно чрезвычайно точное наблю­дение Л.Д.Троцкого: "Привилегии имеют лишь половину цены, если нельзя оставить их в наследство детям. Но право завещания неотделимо от права собственности. Недостаточно быть директором треста, нужно быть пайщи­ком. Победа бюрократии в этой решающей области означала бы превращение ее в новый имущественный класс." Другими словами, потребность в част­ной собственности связана с таким безусловным инстинктом как родитель­ский. [Гайдар 1995, c.114]

Как только репрессивный режим перестал давить на этакратию, как только господствующие слои получили гарантии личной и имущественной безопасности, неприкосновенности жилища и т.д., на первый план вышла проблема собственности. Началось личное накопление. Номенклатура, тор­говые работники, теневики, руководители военно-промышленного комплек­са, пригретые политическими лидерами работники искусств - вот хозяева первичных предкапиталов, начавших складываться с середины 50-х годов.

        Однако  ключевое значение в начавшихся процессах имело изменение сис­темы управления государственной собственностью. Жесткую иерархическую командную систему управления экономикой из единого центра шаг за шагом сменяет административный (бюрократический) рынок, весьма своеобразная система экономических отношений, которую справедливо называют "эконо­микой согласований", сложный бюрократический рынок, построенный на об­мене - торговле, осуществляемой как органами власти, так и отдельными лицами. В отличие от обычного денежного рынка товаров и услуг на этом рынке происходит обмен не только материальными ценностями, но и властью, исключениями из правил, престижем, т.е. всем, что имеет ка­кую-либо ценность. Особенно ценился на этом своеобразном рынке соци­альный статус, который давал неизмеримо больше, чем любые деньги. Ди­ректор завода или института понимал, что получить потребные ресурсы будет неизмеримо легче, если он (она) станет депутатом Верховного Со­вета, Героем социалистического труда или лауреатом Ленинской премии. [Найшуль 1991]

Директора предприятий из "винтиков" государственной машины, бесп­рекословно выполнявших приказы начальства, превратились в активных субъектов торга. Но "торговали" они не столько между собой, что было бы залогом нормального рынка, а с вышестоящими начальниками. Этот торг шел по всей вертикали - от рядового рабочего до членов политбюро за принятие наиболее выгодных условий. Так, согласие директора предприя­тия на увеличение плана можно было обменять, например, на улучшение его служебного положения или на средства для строительства заводского жилого дома. Поскольку в Центр пробиваться становилось все труднее, то стали усиливаться горизонтальные связи. Их основные субъекты - дирек­тора и чиновники начали осознавать себя самостоятельной социальной си­лой с особыми интересами.

Относительная стабильность положения директоров, министров, дру­гих высших чиновников, руководивших подведомственными им заводами, от­раслями, регионами в течение многих лет, накопивших за это время и ав­торитет, и связи, и средства, значительно изменила их психологию, ре­альную практику управления. Высшие номенклатурные бонзы чувствовали себя достаточно уверенно, сделали крупный шаг по переходу от роли уп­равляющих (при отсутствующем владельце) к положению реальных хозяев.

Таким образом, в 1953-1985 г.г. при внешнем господстве все той же тотально-государственной собственности развивались своеобразные ла­тентные процессы зарождения "квазичастной" собственности, шел процесс преприватизации собственности и складывания протокласса крупных собс­твенников.

В 1985-1991 гг. подспудные процессы предыдущего периода вышли на­ружу. Началась открытая номеклатурная приватизация. В этом был соци­альный смысл реформ Рыжкова-Горбачева, вся выгода от которых досталась "своим" - хозяйственному и партийно-комсомольскому аппарату. Благодаря централизации госсобственности и раздаче ее в "полное хозяйственное ведение" соответствующих должностных лиц (1987-1990 г.г.) принцип вла­дения ею из исключительно корпоративного превратился в корпоратив­но-индивидуальный. Подоспевшая приватизация (с 1992 г.) облекла ту же номенклатурную собственность в разного рода смешанные, полугосударс­твенные формы и таким способом еще более надежно закрепила ее за но­менклатурой, укрыла от притязаний других социальных групп. В итоге и власть, и собственность остались в руках прежних хозяев России, кото­рые только укрепили свои позиции.

К тому же приватизация собственности и финансов причудливо сочеталась с укреплением номенклатурного характера аппарата государственной власти. Не в силах в течение  1990-х годов легально конкурировать с частным бизнесом по уровню заработной платы, государство воссоздало систему привилегий для высшего и среднего управленческого звена. Так, владения Управления делами президента значительно превысили собственность Управления делами ЦК КПСС, а степень контроля за использованием дач, автомашин, учреждений медицины, охраны и т.п. значительно снизилась.

Это объясняет бескровность "антикоммунистической революции". Пос­кольку этакратия с дочерним отрядом комсомольского бизнеса открыто превратилась в крупных собственников, некому было организовывать гражданс­кую войну за реставрацию старых порядков. Привилегированное меньшинс­тво стало открыто богатым, господствующим и правящим слоем, кровно заинтересованным в стабильности и мирном закреплении номенклатурно-бю­рократического контроля над государством и обществом.

        Номенклатурная приватизация не была единственным источником складывания слоев собственников. Был еще один канал преемственности в системах социального расслоения между "коммунистическим" прошлым и постсоветским настоящим. Нельзя забывать о гигантских масштабах теневой экономики в бывшем СССР, в которой к концу 80-х годов было задейство­вано (по разным расчетам) 20-30 млн. человек как полностью (вероятно, до 3-х млн.), так и по большей части - от случая к случаю. Слои предпринимателей, действовавшие в этом секторе экономики, богатели за счет спекуляций, хищения сырья и готовой продукции. Все быстро выраставшие, начиная с 1987г., новые формы экономической активности (кооперативы, малые и совместные предприятия и т.д.) создавались почти исключительно для торгово-посреднической деятельности. В них-то и легализовались хо­зяева и хозяйчики прежней теневой экономики. [Кочетов 1993, с.66-73]

         Эти две прослойки собственников - легально-административная и теневая - вступили в противоборство за овладение собственностью и каналами по­лучения доходов. Борьба разворачивалась за распоряжение средствами производства и за контроль над сферами распределения и обращения. За­нимая выгодные исходные позиции в сфере обращения и частично - в сфере распределения, теневая прослойка стала постепенно наращивать позиции в сфере распоряжения средствами производства. Легально-административная прослойка была вынуждена делать уступки, корректируя законодатель­но-правовую основу бизнеса, в то же время сохраняя свои преимущества в административно-государственной сфере. В итоге борьбы обе прослойки к середине 90-х годов практически слились. Но, следует добавить, сли­лись на основе сохранения власти и собственности прежде всего у но­менклатуры. [Гольденберг 1995]

         С точки зрения теории административного рынка Россия в период, предшествовавший реформе, представляла собой совокупность офисов, кон­тор, предприятий, которые были связаны сложной системой взаимных отно­шений и взаимных обязательств. И эта система стала постепенно разру­шаться. Ведь чем сложнее становилось хозяйство, тем чаще не срабатыва­ли вертикальные связи, эффект давали только горизонтальные. Центр по­терял всякую экономическую функциональность. Инстинкт самосохранения понудил власть начать перестройку.

Задача долговременной трансформации состояла в том, чтобы раскре­постить отношения между предприятиями, ведомствами, дабы они могли стать агентами на рынке, заключающими между собой сделки, исходя из рыночных интересов. Этот процесс мог пойти по-разному: свестись к ре­монту существующей системы, повышению ее эффективности или ее демонта­жу.

Сама природа того общества, из которого вышла перестройка и пос­ледующие реформы, такова, что социальные слои образовывали некоторые размытые множества, у которых не было даже в интенции осознания своих групповых интересов, специфической системы ценностей, единства образа жизни. Исключение составляла властвующая элита, которая обладала всей системой групповых признаков, включая самоидентификацию. Поэтому имен­но элита (этакратия, номенклатура), а совсем не интеллигенция (как пи­шут некоторые авторы), оказалась локомотивом социальных изменений.

К этому следует добавить реальное распределение собственности в дореформенный период. Другими словами, сложившееся к концу 80-х годов соотношение сил сделало неизбежным захват номенклатурой контрольных позиций в приватизирующейся экономике. Это был единственный путь мир­ного решения вопроса о собственности.

В 1988 - 1991 гг. состоялась раздача собственности в номенклатур­ные руки, сохранившие и властные полномочия. В итоге сложился беспри­месный номенклатурный псевдокапитализм в чрезвычайно выгодном варианте - лжегосударственной форме деятельности частного капитала. Это была ке­лейная паразитическая приватизация без смены юридических форм собс­твенности. Процесс выхода номенклатурных чинов на коммерческую стезю начался в 1987 г. со специального решения ЦК КПСС о комсомольском дви­жении в рыночную экономику. Координационный комитет этого движения возглавил второй человек в партии, член политбюро и секретариата, Е.К.Лигачев. Началось создание разнообразных коммерческих центров, контроль за которыми и реальное руководство осуществляли высшие чинов­ники. Эти организации практически не платили налоги, они имели право перекачки безналичных денег в наличные, они покупали валюту в Госбанке по смехотворному официальному курсу (0,56 рубля за 1 доллар) и тут же перепродавали по коммерческому курсу (от 20 до 150 рублей за доллар). Им были доступны все государственные фонды, запасы сырья и готовой продукции, которые они тут же продавали за рубеж огромными партиями. Им же было передано множество зданий, санаториев, домов отдыха. Эти же люди создавали благотворительные фонды, неподконтрольные налоговой инспекции и позднее в своем большинстве таинственно исчезнувшие. И, наконец, все эти "свои" люди были полностью ограждены от правоохрани­тельных органов. Примером успешного включения "зачинателей" этого дви­жения в настоящую, крупную даже по мировым масштабам, коммерцию может служить финансовая империя "МЕНАТЕП", длительное время пользовавшаяся особой благосклонностью уже новых властей.

Начало открытой приватизации (с 1992 г.) означало ненасильствен­ное изменение отношений собственности без (в большинстве случаев) сме­ны владельца. По идее, можно было ожидать, что фиговый листок лжегосу­дарственности станет спадать с номенклатурной собственности, что ди­ректора, министерские и другие чиновники продолжат пользоваться дохо­дами по своему усмотрению, но государство уже не будет платить по их долгам, и они как собственники станут нормально выплачивать рабочим заработную плату. Другими словами, должен был бы начаться переход от лжегосударственной формы собственности к подлинно частной, к чисто ры­ночному перераспределению собственности.

Однако процесс пошел преимущественно по другому вектору. Лишь на несколько градусов удалось повернуть стрелку от номенклатурной к де­мократически - рыночной приватизации. До сих пор не существует системы достаточно развитой частной собственности, отделенной от государства. Цель номенклатуры и соединившихся с нею квазибанкиров была и остается неизменной на протяжении всего постсоветского периода - законсервиро­вать отношения "ничейной собственности", чтобы не неся за нее ответс­твенности, пользоваться доходами с нее как с частной. Эта незавершен­ность, неопределенность отношений собственности сказывается решающим образом и на социальной стратификации.

      Другой источник формирования крупных капиталов, а, соответствен­но, и крупной буржуазии - льготные кредиты, скрытые экспортные субси­дии и дотирование импорта. Эти способы обогащения "новых русских" воз­никли в 1988 г. и приняли небывалые масштабы, начиная с 1992 г. По мнению Андерса Ослунда, экономического советника правительства при Е.Гайдаре, "в выигрыше оказались банкиры, имевшие большие связи в вер­хах" и сосредоточившие субсидируемые кредиты промышленным и аграрным предприятиям. А на разнице в ценах на внутреннем и мировом рынках (нефть, металл, сырье), благодаря экспортным квотам и лицензиям, ско­лотили огромные состояния, как выразился тот же превосходно информиро­ванный Ослунд, "люди с большими связями - должностные лица компа­ний-производителей, торговцы сырьем, коррумпированные чиновники". Так­же воздействовали на складывание феерически возникавших состояний и субсидии на импортные поставки в 1992г. продовольствия. Импортеры пла­тили всего лишь один процент действовавшего обменного курса при покуп­ке валюты у правительства. Продукты продавались в России по обычным рыночным ценам, а субсидия пошла в карман импортерам. И Ослунд счита­ет, что именно такими путями "в прошедшие несколько лет в России поя­вились по-настоящему богатые люди. В их числе банкиры, представители нефтегазовой промышленности, торговцы и ряд высших чиновников. Некото­рые из этих людей сумели сделать более одного миллиарда долларов". Основная часть их вышла из рядов прежней советской номенклатуры.[Ослунд 1996]

Однако и в пределах предопределенного варианта развития были воз­можности увеличить долю неноменклатурной приватизации. Такой автори­тетный и реформистски ориентированный автор как академик Н.Шмелев счи­тает, что в этом отношении самой тяжкой ошибкой была конфискация всех сбережений населения и предприятий в первые месяцы 1992г. в результате отпуска цен на свободу без всякой компенсации по вкладам в банках и сберкассах. На момент реформ у населения и предприятий на счетах име­лось около 1 триллиона рублей. Все основные фонды страны оценивались тогда в сумме 2 триллионов рублей. Многие специалисты расценивали го­товность владельцев этих денег вложить свои средства в акции или в прямой выкуп государственных предприятий в 300-400 млрд рублей. Иными словами, если бы не конфискация, "15-20% всей государственной собс­твенности могло бы быть в 1992-1993 гг. выкуплено, т.е. приватизирова­но нормальным путем, не задаром, а за деньги...".Но когда нормальные накопления были одним ударом ликвидированы, остался только один путь приватизации крупной и средней государственной собственности - раздача ее задаром директорату и чиновничьим кланам.

"Но это только часть вопроса. Другая же состоит в том,  что, сосре­доточившись на приватизации наших промышленных монстров, реформаторы в то же время ... проводят политику не поощрения, не поддержки, а, нао­борот, удушения истинного частного предпринимательства, мелких и сред­них частных предприятий. Вытолкнув частную инициативу преимущественно в "Лужники" и отчасти в банки, реформаторы упорно и, по всему видно, преднамеренно не пускают ее в главную сферу экономики - в производс­тво.

          ...власть отказывается понимать, что будущее России - это не только и даже не столько Уралмашзавод, сколько миллионы мелких и сред­них частных предприятий, давно уже ставших во всем мире главной движу­щей силой научно-технического прогресса, конкуренции, развития рынка и главным работодателем для всех, кто идет на рынок труда." [Шмелев 1996, с.65-67]