Тип общества и характер социальных отношений в советской России

6.1. Новые бедные и новые богатые

Складывающееся (пожалуй, уже сложившееся) общество характеризуется невиданным в мире индустриальных стран разрывом между бедностью и богатством. Маршалл Голдман, профессор Гарвардского университета, отметив, что сложившаяся в России "система вобрала в себя все худшее из капитализма и коммунизма", особое беспокойство высказал относительно "крайне неравномерного распределения доходов между богатыми "новыми русскими" и остальной частью населения."[Новая газета (2) 1998]

    Резко усилилось имущественное расслоение населения, появились значительные слои так называемых "новых бедных". Реальная среднемесячная заработная плата работника (в ценах 1991г.) за период 1991-1998гг. снизилась с 548 руб. до 193 руб., т.е. почти в 3 раза. При этом отношение средней заработной платы к прожиточному минимуму соответственно упало с 3,16 до 1,7, т.е. без малого в 2 раза. После финансового кризиса 1998г. вновь снизилась заработная плата. По уровню реального потребления население дополнительно потеряло примерно треть. Такие данные суммированы академиком Д. Львовым. [Известия 2000]. По сведениям Госкомстата, реальная начисленная заработная плата одного работника составляла в июле 1999г. 64,5% от июля предыдущего года (т.е. до августовского кризиса 1998 г.) Добавлю к этому следующий комментарий аналитиков из Российско-Европейского центра экономической политики: "В первом квартале 1999 г. реальная начисленная заработная плата (оцененная с использованием дефлятора потребительских расходов) достигла своего самого низкого уровня за все 90-е годы: она составила около 50% уровня 1990 г. и оказалась на 30% ниже уровня 1997 г." [Обзор 1999, с.123]

Даже в  2001г., после 2-х лет экономического подъема, заработная плата лишь несколько превысила две трети жалкого уровня 1990 г., вызывавшего в свое время справедливое возмущение  будущих реформаторов. Надо отметить, что за 2001-2003 гг. рост реальной заработной платы продолжился и приблизился к уровню 1990г. Однако при этом следует иметь в виду, что суммарный объем заработной платы по-прежнему составляет около 30 % ВВП, тогда как в развитых капиталистических странах он достигает не менее 60 % ВВП [Львов, Овсиенко, с. 111]. На один доллар заработной платы российский работник производит 4,6 доллара продукции, а американский - 1,7 доллара.  [Поиск 2003, с.5]

Американский экономист Мартин Гилман привел следующие данные по размеру средней заработной платы по России в долларах: июнь 1998 г.-182 долл.; февраль 1999- 53 долл.; апрель 2001г.- примерно 100 долл. Удивление почтенного профессора вызывает, «… почему россиян устраивает зарплата всего 100 долларов в месяц? Как могут образованные и культурные граждане России мириться со среднемесячной зарплатой, примерно равной зарплате в Южной Азии, Африке и беднейших областях Южной Америки?». [Известия 2001к]

      Бывший в то время (2001г.) вице-спикером Государственной Думы Г. Боос, как бы продолжая рассуждения Гилмана, подчеркивал, что уровень заработной платы имеет не только социальную, но  и экономическую составляющую. Рост заработной платы приводит к активизации спроса, включению  в рыночные отношения большинства жителей страны,  которые вынуждены  в настоящее время жить в системе натуральных отношений. По его мнению,  «задача должна быть поставлена перед правительством простая: довести минимальную зарплату (подчеркнуто мною – О.Ш.) в течение 3-4 лет до уровня не ниже 6-7 тысяч рублей. За 5 лет не ниже 10 тысяч рублей в сегодняшних ценах. Да, это серьезная задача, но в результате ее решения деньги пойдут на потребительский рынок». Это, в свою очередь, приведет к росту доходов населения. [Известия 2001л].  Будучи опытным предпринимателем и администратором с большим опытом работы в правительстве Москвы, Г. Боос, конечно же, не был склонен рисовать утопические проекты будущего, а предлагал не раз проверенный в мировой практике план выведения экономики из критического состояния.

         Двумя годами позднее С.Ю.Глазьев поддержал идею опережающего роста заработной платы, аргументировав это предложение необходимостью обеспечить высокие темпы экономического роста: «…не потому, что мы такие добрые, а потому, что основой современного экономического развития является человек, интеллектуальный потенциал общества. …Экономить на человеке, как это делает сегодня правительство, - это безумие. …если темпы роста мы ориентируем на 10 процентов в год, то темпы роста  оплаты труда должны быть выше – необходимо как минимум их  удвоение в течение ближайших трех лет. Для этого есть все возможности, потому что сегодня большая часть сверхприбыли достигается за счет присвоения природной ренты и недооценки труда, а сама сверхприбыль попросту утекает за рубеж».[Итоги 2003, с.22]

           Рассмотрим, на основе данных Госкомстата, динамику реального личного потребления товаров и услуг за 1994-2000 гг. Она отчетливо демонстрирует,  что, несмотря на высокие показатели потребления «новых богатых», рост их численности и запросов, во второй половине 90-х годов в целом у населения страны качество потребительских расходов оставалось на крайне низком уровне. Если принять средний показатель 1995г. равным 100, то в 1994 г. личное потребление составило 107; в 1996 г. - 99; в 1997 г.-101; в 1998 г. - 95; в 1999 г.-83; в 2000 г.-91. [ Обзор экономики 2001, с. 123-124]

    Основным показателем в этой связи является уровень реальных средних душевых доходов. К марту 1992 г. по отношению к декабрю 1991 г. они составили 28 %. К ноябрю 1994 г. реальные душевые доходы выросли на 58 % и достигли 44% к уровню декабря 1991г. После колебаний в уровне доходов за экономически благополучные последующие три года к ноябрю 1997г. этот показатель спустился еще ниже: уровень доходов упал по сравнению с ноябрем 1994г. на 10,8% и составил всего лишь 40% от уровня 1991г. В ноябре 1998 г. уровень реальных доходов составил 81,5 % к ноябрю 1997 г., а в июле 1999 г. – 72,7 % к предыдущему году. В 2000 г. доходы выросли на 9,1 %, что не вернуло их даже к уровню 1997 г. и не довело даже до половины доходов 1991 г. (47,8 %). [Обзор экономики 2000; Экономический журнал, с.149-151; Суринов; Делягин; Кастельс, Киселева 2001] В 2001г. доходы выросли еще на 7,2%. В 2002-2003гг. рост доходов продолжался. В результате, по данным Госкомстата, реальные располагаемые денежные доходы населения составили в 2002 г. 132,1% по отношению к 1999 г. и достигли 2200 рублей. Однако при этом следует помнить, что по этому показателю уровень 1999 г. составил по отношению к 1991 г. 45,85%. Это означает, что в 2002 г. благоприятная динамика дала возможность достигнуть 60,6% от уровня 1991г. На июнь 2003г. среднедушевой доход вырос до 2859 рублей (т.е. 95 долл.).  Другими словами, несмотря на позитивные тенденции последних лет,  грандиозный спад времен хаотичных реформ правительства Ельцина-Черномырдина не был преодолен.

      Если принять во внимание возраставшую в эти же годы дифференциацию населения по уровню жизни, то несложно представить положение не только социальных низов, но и так называемых средних слоев. Можно заметить, что рассматриваемая динамика доходов складывалась благоприятно для населения в период борьбы парламента с исполнительной властью (1992-1994гг.), и приобрела позитивный  характер после стабилизации авторитарного президентского режима при Путине.

Мы располагаем данными представительного опроса экономически активного населения России октября-ноября 2002 г., позволяющими не ограничиться  среднеарифметическими показателями, что особенно важно в условиях резкой социальной дифференциации  в показателях уровня жизни. Описание методики проведенного исследования см. [Шкаратан 2003]

Показатели уровня жизни мужчин и женщин (октябрь-ноябрь 2002г.)     

Таблица 1

 (среднее, медиана, дисперсия, стандартное отклонение)

Итог таков:  даже согласно официальным данным,  за чертой бедности ( т.е. с денежными доходами ниже величины прожиточного минимума) находились : в 1992 г. - 49,7 млн. чел., то есть 33,5%; к общей численности россиян; в 2000 г.-34,7%.  По оценке Г.Явлинского, в ноябре 2002 г. доля населения, жившего в условиях абсолютной бедности, т.е. испытывавшего затруднения с удовлетворением базовых потребностей, составляла не менее 35%. [Явлинский 2002, с.12] По тем же официальным данным, наиболее крупную группу в составе бедных образуют работающие по найму (42%), затем идут неработающие пенсионеры (14%), временно не работающие (9%), предприниматели (8%).  [Социальное положение 1999, с. 22; Социальное положение 2000, с. 23] Другими словами, реальный экономический рост 1999 – 2003 гг. не переломил ситуацию с массовой бедностью.

За 1990-е годы в России произошел раскол между сравнительно благополучной частью населения и подавляющим обнищавшим большинством (около 85% россиян). В руках первых аккумулировано примерно 85% всех сбережений в банковской системе, 57% денежных доходов, 92% доходов от собственности и 96% расходов на покупку валюты. По мнению академика Д.С.Львова, «в ходе экономических реформ мы переступили ту запретную черту, за которой начинается разрушение внутреннего мира человека. Это разрушает и экономику, не позволяет ей развиваться в соответствии с законами свободной рыночной среды». [Новая газета 2003(1), c. 17] Директор ИКСИ РАН М.К. Горшков на основании представительных опросов, проведенных под его руководством, что на протяжении последних лет самой многочисленной остается группа людей, проигравших в результате реформ. «Более того, динамика мнений за последние два года свидетельствует о росте негативных оценок россиянами последствий реформ для себя и своих семей. С 42% до 47% выросла доля тех, кто относит себя к проигравшим, и, наоборот, с 13% до 7% сократилось число считающих себя выигравшими от реформ». [Горшков 2003]

Степень сопоставимости и надежности приведенных выше официальных данных заслуживает обсуждения. Согласно методике Госкомстата, черта бедности устанавливается на основе величины прожиточного минимума, который измеряется на основе стоимости так называемой минимальной потребительской корзины. Но за исследуемый период (1991-2003 гг.) она менялась дважды. Первый раз в ноябре 1992 г., когда ее стоимость была уменьшена в 2 раза по сравнению с и без того жалкой корзиной советского периода. Второй раз изменения были произведены в апреле 2000 г., когда в новом прожиточном минимуме увеличились расходы на непродовольственные товары и услуги. В результате величина прожиточного минимума по сравнению со стоимостью потребительской корзины 1992 г. возросла на 15-20 % в ценах 2000 г. [ Овчарова, Попова, с.16-20].  Тем ни менее, и в этом исчислении величина официально установленного прожиточного минимума (1,6 долл. в день) явно занижена.

По мнению аналитиков Всемирного банка: «Данные Госкомстата РФ о численности бедных вызывает определенные сомнения. Например, исходя из цифр Госкомстата, полученных на основе анализа бюджета домохозяйств за 1999 г., можно заключить, что 50,2 % населения находилось за чертой бедности, в то время как средние показатели годового дохода, скорректированные с учетом сезонности, неполноты данных и т.д., за тот же самый год дают цифру 29,9%. Хотя Госкомстат считает более достоверным второй показатель, разница представляется существенной». [Россия после кризиса…, с. 87-88].

К этому следует добавить, что на самом деле, используемые нами данные, в основе которых лежат критерии Госкомстата, характеризуют границу не бедности, а нищеты.  В Декларации «Саммита–8» на Окинаве критерием нищеты был взят доход менее 1 долл. на человека в день. Порог бедности, по методике Всемирного банка, для стран Восточной Европы и бывшего СССР – 4 долл. в день. Если принять этот международный критерий, за порогом бедности у нас находились в 1999 г. 64 % населения. К июлю 2001 г. доля людей за порогом бедности осталась примерно такой же. Минимальный потребительский бюджет, обеспечивающий более или менее нормальную жизнь, должен был составлять на то время порядка 4 000 руб. в месяц, т. е. те самые 4 долл. в день. Между тем, в первом квартале 2001 г. среднемесячный доход на душу населения в размере 3 000–4 000 руб. был у 10,3 % россиян, а свыше 4 000 руб. – у 11,8 % [Ржаницына, с. 9].

Выше приведены данные по абсолютной бедности, определение которой основано на сопоставлении доходов, требуемых для удовлетворения некоторого набора минимальных потребностей человека с доходами, которыми он обладает. Для современной России это означает неспособность семьи удовлетворить основные потребности в пище, одежде, жилище на текущие денежные доходы.  Начиная с 70-х годов ХХ века,  исследователи все чаще переходят к оценке бедности на основе концепции относительной бедности. Это означает отнесение к бедным тех, чьи средства не позволяют вести образ жизни, принятый в данном обществе. При таком исчислении доля бедных в России 90-х гг. существенно возрастает. Однако надежных данных по относительной бедности найти не удалось. Кроме того, получил развитие метод измерения бедности через относительные лишения. Попытки применить этот метод в условиях России была предпринята группой российских авторов под патронажем Московского Центра Карнеги. [Бедность: взгляд ученых; Бедность: альтернативные подходы]  Автор главы отдал предпочтение данным по абсолютной бедности, которые опираются на устойчивые и проверенные поколениями  методы измерения.

        Здесь я не касаюсь данных об изменениях в продолжительности  жизни и состоянии здоровья, появлении неграмотных среди молодежи, явлениях массовой бездомности и детской беспризорности и безнадзорности.

Но главное – не цифры, а характер основной и весьма тревожной тенденции – привыкании значительной части наших соотечественников к бедности, включение их в культуру бедности. Все серьезные отечественные и зарубежные ученые подтверждают эту опасную тенденцию. Такого тренда не отмечено ни в нашей истории последних десятилетий, ни у наших западных соседей, избавляющихся весьма непросто от «коммунистического» прошлого. Чувство безнадежности, апатии, суженное воспроизводство потребностей – типичные качества социального дна. Проблема не в ухудшении условий жизни. Такие спады в благосостоянии не раз имели место в истории и нашей страны, и других стран. Широко распространившиеся явления социальной эксклюзии оказывают крайне негативное воздействие на сплоченность общества и социальный порядок. Сама возможность развития общества с растущим слоем социально исключенных весьма сомнительна. Увеличивающаяся масса экономически неактивных людей, зависящих от социальной помощи, делает общество социально разобщенным.

Эти явления и процессы не являются следствием лишь не очень высокого  уровня развития экономики. В стране произошло огромное сжатие милитаристских расходов, затрат на поддержание «дружественных» режимов за рубежом, субвенций бывшим союзным республикам и т. д., то есть большей части затрат прежних времен. Почему же столь жалкими выглядят затратные статьи федерального и региональных бюджетов на социальные цели, почему настолько упал уровень жизни большинства населения? Ведь Россия – страна с уникальным объемом природных ресурсов, включенных в экономическую жизнь.

Чрезвычайно важно учесть, что постсоветская элита не способна и не стремится представлять общенациональные интересы. Это связано, с одной стороны, с ее преемственностью по отношению к советской номенклатуре, а, с другой, – с отсутствием в стране, в отличие, например, от Польши или Венгрии, традиций массовой оппозиционной деятельности и формирования групп контрэлиты в обществе. Неразвитость гражданского общества и правовой защищенности граждан привели к тому, что российской элите пока не присущи гражданственность и государственное мышление, она способна решать лишь свои краткосрочные проблемы. Ее незаинтересованность в разрешении ситуации с трагическим обнищанием большинства сограждан объясняется синдромом быстро обогатившихся людей, заботящихся только о себе и своем окружении. Такой ценностный «набор» во многом предопределяет не только существо, но и форму, методы осуществления социальной политики.

       Неолиберальная идеология, «овладев массами» неособственников, иногда производит «продукты», цинизм которых просто убийственен. Вот восприятие правительственной программы реформ в социальной сфере уже во времена президентства В.В.Путина, ставшее публичным благодаря весьма влиятельной в деловых кругах газете «Коммерсантъ»: «…полный и окончательный демонтаж социального наследия… Среднее образование вслед за высшим станет платным. Конечно, не все. Полусреднее останется бесплатным. Неимущих, вместо больниц, будут класть в богадельни. Если там будут места. Злостных неплательщиков коммунальных услуг будут выселять. Правда, не в чистое поле, а в специальные гетто наподобие Южного Бронкса… В общем, с нового 2002 года страна станет другой». [Коммерсантъ 2001] Надо заметить, что эти надежды нуворишей оправдались далеко не в полной мере.

      Тем не менее в подтверждение частичной реализации демонтажа социальных гарантий, необходимых для динамизации экономического роста, напомним, что ежегодно поступают в 1-й класс школ 2 млн детей, а оканчивают 11-й класс менее 1-го млн. И это соотношение заранее планируется. Профессор Московского педагогического университета В.В. Гуревич имел все основания писать: «Сомневаюсь, что в мире есть другое государство, столь же беспощадное к своим детям…

     Нигде в мире молодежи просто неведом страх «не попасть» в вуз, как неведомо ей и господствующее у нас представление о неизбежности блата при приеме в вузы или в спецклассы школы. А если никто не может быть уверен, что непременно получит желаемое образование, то это просто значит, что ни одному человеку не гарантировано и само право на образование – ни на среднее, ни на высшее.» [Известия 2002а]

          Все это выдается за подлинно либеральную политику. Однако,  неолиберализм не имеет никакого отношения к либерализму классическому. Это было доказано Тони Негри еще в 1980-е годы. Либералы считают, что формально-юридически все люди равны и от рождения обладают определенными правами,  что всем должны быть предоставлены  равные стартовые условия - а дальше пусть реализуют свои возможности, соревнуются. И государство в это вмешиваться не должно. Неолибералы, напротив, уверены, что люди не равны (даже формально-юридически) и равенство возможностей для всех угрожает привилегированному меньшинству. Можно процитировать, например, высказывания видных неолибералов с сожалениями о всеобщности избирательного права в России, тогда как предпочтительней было бы цензовое, для вполне достаточных граждан. Мы, кстати говоря, далее посмотрим, насколько выражены и защищены  интересы большинства этих «достаточных».

Обсуждая вопрос о бедствующей части населения, российские неолибералы, как правило, сворачивают обсуждение в плоскость вероятия сохранения стабильности общества. Другими словами, выясняется вопрос, не исчерпаны ли ресурсы народного терпения. Этот вопрос задается с начала реформ, и обычно власти получают от центров изучения общественного мнения ответ, что пока еще можно быть уверенным в стабильности и спокойствии. Вот один из  примеров, статья в «Известиях» с характерным заголовком: «Бедные, но спокойные. Рост цен не угрожает политической стабильности». В статье можно встретить такие пассажи: « Исследования ФОМ показали, что большая часть россиян приспособилась к ситуации, отказавшись от некоторых расходов или сведя их к минимуму». [Известия 2002б]  Такой критерий оценивания социальной составляющей государственной политики мне представляется глубоко ошибочным. Реформы обычно принимаются за константу, не подлежащую пересмотру; население (что не равно обществу со сформированными дифференцированными интересами) рассматривается  как объект (а не субъект) реформаторской деятельности.

В  оценках своего благополучия (и семьи, и общества в целом) люди исходят из краткосрочной ретроспективы и перспективы. К примеру, вспомним героя солженицинского «Одного дня Ивана Денисовича», который в условиях концлагеря, примеряясь к реальным обстоятельствам своего бытия, радовался лишнему куску хлеба. Это все «радости», которые обеспечивают стабилизацию на основе социальной эксклюзии от трети до половины населения. На таких принципах и критериях развитие страны невозможно, апатия огромной части народа, деформация его сознания, превращение общества в послушную массу закрывает путь к инициативности основных социальных групп, к инновационной деятельности как органической предпосылки становления информационной экономики, да, впрочем, и для эффективного функционирования  существующих предприятий.  

Следует учесть мировой опыт, который показывает, что в периоды тяжелых депрессий рыночная  экономика не в состоянии саморегулироваться. В этой связи необходимо помнить и о модели государственного регулирования экономики Ш. де Голля, успешном применении в США после Великой депрессии 1929-1933 гг. теории государственного регулирования Дж. К. Кейнса, современном опыте Китая. У нас же под лозунгом «невидимой руки рынка» была предпринята попытка  реставрации первой стадии капитализма.

На данном этапе существования России только государство может обеспечить справедливое и общественно приемлемое распределение выгод от рыночной экономики. Как минимум для этого нужны: реализация закона о прожиточном минимуме, устраняющего массовое обнищание населения; недопущение отставания повышения пенсий  от темпов инфляции; резкое увеличение государственных ассигнований на нужды образования, науки, здравоохранения; государственное регулирование цен и качества медицинских услуг и лекарств.   

  Для финансирования этих программ необходимо вернуться к прогрессивному налогообложению доходов, ввести ощутимый налог на обладающую повышенной рыночной стоимостью недвижимость, находящуюся в личном владении. Кроме того, все еще не упорядочены платежи за природные ресурсы, которые  вполне могут увеличить долю поступлений в бюджет страны от хозяйственного использования недр. Эти меры  -   условие уменьшения социальной дифференциации доходов и снижения социальной напряженности в обществе. 

            Независимо и от обстоятельств, и от особенностей политической, экономической ситуации, в России всегда скрывали и продолжают скрывать реальное распределение национального дохода. Именно с этим связано крайне редкое появление в печати сведений о реальном положении основных групп населения, о расхождении между официальным и реальным бюджетом, которым располагает правящий политический слой. И сегодня это все еще terra incognita.

Отсюда все чаще возникают рассуждения специалистов о степени "прозрачности" или "непрозрачности" федерального и региональных бюджетов, финансовых накоплений компаний и т.д. Поэтому совершенно не ясно, почему при таком огромном сжатии милитаристских расходов, затрат на поддержание "дружественных" режимов за рубежом, субвенций бывшим союзным республикам и т.д. и т.п., т.е. большей части затрат прежних времен, столь жалкими выглядят социальные затратные статьи федерального и региональных бюджетов. Ведь Россия относится к странам с уникальным объемом природных ресурсов, включенных в экономическую жизнь. Анализ этого типа никогда не проводился и, по-видимому, не случайно. Во всяком случае, на страницы печати эти данные попадают в разрозненном виде.

В заключение к данному сюжету отмечу, что по вопросам бедности, социально-экономического положения основных масс населения из печати вышло немало высококачественных исследовательских работ, что позволяет опустить в нашем анализе целый ряд значимых проблем. Сошлюсь на некоторые из них, вышедшие в последнее время. [Римашевская 2003; Суринов 2003; Государственная социальная политика 2003; Жеребин, Романов 2003]