6.2. Формирование социального слоя крупных собственников.

Для трансформационного периода, в котором живет российское общество с середины 80-х годов, наиболее радикальным процессом явилось формирование социальных групп собственников - крупных, средних и мелких, которые получают доход в виде прибыли, ренты, поступлений от денежных операций. Здесь наиболее интересен и важен процесс трансформации прежней правящей элиты в социальную группу доминирующих собственников.

Как известно, в обществах советского типа институты власти и собственности не были разделены. На основе отношений "власть - собственность" сложился господствующий и в экономике, и в политике единый, целостный слой этакратии (номенклатуры). Этот слой был одновременно и социальной единицей в стратификационной иерархии, и властвующей элитой в государстве и его институтах. В предыдущем разделе мы попытались раскрыть те механизмы (административный рынок), благодаря которым еще в период упадка этакратического общества стала рушиться цепь взаимосвязи "власть - собственность".

Пришедшее к власти ельцинское руководство не столько создавало новую систему государственности, отключенной от собственности, сколько реорганизовывало старую власть. А потому прежние властные структуры и люди интегрировались в новые институциональные образования. Другими словами, старая элита не ушла с национальной сцены, а в значительно части сохранила свои властные полномочия и привилегированное положение.

Не произошло и отделения властвующей элиты от господствующего в экономике слоя предпринимателей и коммерсантов. Банкир и промышленник, с одной стороны, крупный чиновник-администратор и лидер политической партии , с другой стороны - это взаимодействующие персоны, а не просто разные социальные единицы в структуре общества. Одни выходцы из номенклатуры, отбросив старый хлам уже не нужных лозунгов и идей, сменив внешний имидж, сумели занять устойчивое положение на верхних этажах законодательной и, особенно, исполнительной власти. Другие, ориентированные не столько на политическое лидерство, сколько на свое реальное материальное благосостояние, приватизирвали ту часть государственной собственности, которая находилась в сфере их управления. Они заняли ведущее положение в новых рыночных структурах, став крупными предпринимателями и банкирами, решающими свои проблемы совместно с крупными и средними чиновниками. Государственными чиновниками была, прежде всего, приватизирована экономическая инфраструктура, т.е. управление промышленностью, банковская система и система распределения. В 1988 – 1992гг. на месте министерств были созданы концерны, на месте госбанков - коммерческие банки, на месте госснабов и торгов – биржи, СП и крупные торговые дома.

Это был этап латентной (номенклатурной) приватизации. Шел процесс, по выражению О.В Крыштановской, «приватизации государства государством». В итоге были присвоены в частную собственность финансовые и управленческие структуры, произошла концентрация финансового капитала. Именно номенклатурным частным структурам давалась чиновничеством привилегия делать большие деньги. Формой доверия государства к коммерческой структуре было присвоение статуса уполномоченного. Государство уполномочивало привилегированные банки осуществлять самые выгодные операции. Именно в них государственные организации размещали свои расчетные счета. Лидерами «уполномоченности» были банки «Менатеп», «Инкомбанк»; за ними следовали ОНЭКСИМбанк, Мосбизнесбанк, «Мостбанк» и другие. Коммерческие банки разделились на уполномоченные, т.е. устойчивые, быстро растущие, обслуживающие государственный бюджет и бюджетные организации, и все остальные. Из общей численности примерно в 2000 коммерческих банков, возникших в1990-егг., к уполномоченным относились на 1994г. 78. Это были, как правило, банки, созданные при содействии партийных органов («Инкомбанк», «Менатеп») или под эгидой правительственных структур (Международная финансовая компания, ОНЕКСИМбанк) еще в конце 1980-х годов. [Крыштановская (2) 2002]

Приватизация советской распределительной системы закончилась созданием «комсомольских» бирж (МТБ, МЦФБ и др.), множества торговых домов, СП по международным торговым операциям. Тогда же, т.е. до легальной, публично объявленной приватизации, произошел переход в частные руки ряда рентабельных производств. Так возникли концерн «Бутек», МНТК «Микрохирургия глаза», объединение известного предпринимателя М.Юрьева «Интерпром» и т.д. Были приватизированы и некоторые министерства. Наиболее общеизвестный пример - концерн Газпром. Но можно вспомнить и о концерне «Тяжэнергомаш» - приватизированном Министерстве тяжелого, энергетического и транспортного машиностроения; о созданной на базе министерства корпорации (с 1993г. –АО) «Трансстрой». Многие министерства выделяли в своем «хозяйстве» наиболее лакомые куски и приватизировали их. В итоге возникли Концерн «Норильский никель», крупнейшая компания «Алмазы России». Какое-то время они формально существовали в оболочке государственных компаний, корпораций, но довольно быстро были преобразованы в частично или преимущественно приватизированные. [Крыштановская (2) 2002]

Происхождение российских предпринимателей во многом определило особенности их сознания и поведения. Главное качество их - в сочетании черт бывших партийно-советских аппаратчиков со свойствами обычных предпринимателей. Сохраняющиеся аппаратные качества позволяют ориентироваться в сложной российской ситуации, что делает их конкурентоспособными. Старые связи, навыки управления помогают решать новые задачи, хотя далеко не всегда наилучшим образом (поскольку они накоплены в других условиях). Есть немало примеров неэффективности номенклатурных бизнесменов, их стремления сохраниться в тени неконкурентного квазирынка. Пожалуй, главное состоит в сопротивлении определенной части номенклатурного капитала становлению малого и среднего, особенно венчурного бизнеса. Конечно, это не нормальные экономические агенты, действующие в рыночной конкурентной среде. Это квазикапиталисты - прямое продолжение номенклатурных акторов административного рынка.

Главным же достижением директората и высшей отраслевой бюрократии стало обеспечение наилучшего для себя варианта приватизации. Они сумели избежать как либерального варианта (массовой свободной распродажи госсобственности на открытых аукционах), так и популистски-демократического (равномерный раздел между всеми гражданами). В результате директора добились возможности приобретать крупные пакеты акций своих предприятий по закрытой подписке, а в некоторых случаях становиться их полными владельцами. Практически весь директорский корпус остался на своих местах, а лидеры министерств и ведомств либо получили крупные посты в исполнительных органах власти, либо возглавили концерны и банки национального масштаба. Одновременно эти люди входят в состав политической верхушки страны и контролируют мощные финансово-промышленные группы.

Реальным приоритетом нового постсоветского режима была политика по концентрации ресурсов нации в руках незначительного меньшинства. Решающую роль здесь сыграли: скоростная приватизация, которая практически подарила правящей номенклатуре, в первую очередь, ближнему президентскому кругу, иностранному капиталу (зачастую скупавшему предприятия, чтобы прекратить конкурентное производство), «теневикам» и криминалитету громадную государственную собственность. Эта приватизация прошла два основных этапа – ваучерный и залоговых аукционов. И если проведение первого этапа можно объяснить неопытностью правительства, скоротечными событиями 1992–1993 гг., то залоговые аукционы – это в чистом виде осознанные акции по формированию внеконкурентного политикообразующего крупного бизнеса, носящего компрадорскую направленность. Сюда же следует отнести пирамиду ГКО «для своих» со 100- процентной доходностью в год; характерно, что длительное время иностранцы не были допущены на этот рынок. Добавим так же отсутствие контроля за вывозом капитала, передачу электронных и самых влиятельных бумажных СМИ в руки придворных олигархов, и картина социальных приоритетов ельцинского правления становится до прозрачности очевидной. Предполагалось, без всяких обоснований, что эти нувориши каким-то образом одномоментно превратятся в эффективных крупных собственников и образцовых менеджеров.

Только на первом этапе массовой приватизации под руководством А. Чубайса было продано 500 крупнейших предприятий стоимостью не менее 200 млрд. долл. за 7,2 млрд долл. [Полеванов, с. 50]. И это было лишь начало. В ходе шести самых дорогих залоговых аукционов (1995–1997 гг.) «продажа акций нефтяных компаний… была чистым надувательством – их стоимость на рынке была в 18–26 раз выше уже через полтора года после аукционов». Так, рыночная стоимость «Юкоса» на 1 августа 1997 г. составила 6,2 млрд. долл., а проданы были пакеты акций, исходя из стоимости компании в 353 млн. долл. По «Лукойлу» соответственно, – 15,8 млрд. долл. и 700 млн. долл. П. Хлебников, журналист из «Форбса», приводит эти и тысячи других данных в своей книге «Крестный отец Кремля Борис Березовский, или история разграбления России». Книга стала бестселлером 2000 года в США и издана годом позже в России. Завершается раздел по аукционам выводом: «Залоговые аукционы были лишь очередным этапом в стратегии ельцинского режима – интересы страны были принесены в жертву интересам ближнего круга олигархов…

Таким образом, олигархи и правительство Ельцина стали подельниками в грабеже» [Хлебников, с. 207–210]. Тот самый «Норильский никель», который был куплен компанией «Интеррос» за сумму несколько меньшую 300 млн. долларов, был застрахован в западных страховых компаниях на сумму 30 млрд. долларов, то есть в 100 раз большую.[Новая газета 2001в]

По новой Конституции парламент был лишен контрольных полномочий. В резуль-

тате правящая бюрократия бесконтрольно распоряжалась не только государственной собственностью, но и расходованием западных кредитов и бюджетных средств. Ежегодный вывоз столь легко достававшихся средств за рубеж достигала во времена президентства Б.Н.Ельцина 20 млрд долл., в 2000 г. – 28 млрд. долл. Позднее началось резкое снижение вывоза валюты за границу.

Все большее сосредоточение власти и собственности в одних руках препятствовало формированию цивилизованной рыночной экономики и вело к коррупции, экономической стагнации и обнищанию населения.Надо заметить, что радикальные либералы, контролировавшие до недавнего времени и реальное управление и СМИ, так же как и прагматики – представители крупных финансово-промышленных групп, не скрывали во многих случаях ни той системы ценностей, которую они реально защищали, ни своих собственных интересов, ни явного равнодушия к интересам простых людей. Как писал литератор и член первого постсоветского правительства России О. Попцов: «Чубайс не очень утруждал себя нравственными терзаниями, когда любой ценой выталкивал новое сословие на поверхность политической жизни и рассматривал его как свою главную общественную опору. Вспомним чековые фонды, финансовые пирамиды. Поэтому его не должны приводить в ярость слова Березовского: “Мы владеем половиной страны и намерены ею управлять”» [Московские новости 1998а]. И действительно, менее двух десятков крупнейших компаний и банков контролировали к концу 1990-х годов примерно 70% экономики России [Известия 1998].

Профессор Гарвардского университета Джеффри Сакс, человек, которого трудно обвинить в антилиберальных установках, писал, что в отличие от большинства стран Центральной и Восточной Европы Россия обладает огромными запасами природных ископаемых, "т.е. всего того, что ценится за границей и что одновременно легко украсть. В начале реформ природные ресурсы формально принадлежали государству, а значит, на деле - никому. Поэтому так называемая спонтанная приватизация позволила тем начальникам, которые были связаны с добычей полезных ископаемых, "наложить на них лапу". Теперь-то ясно, что эта сфера должна была оставаться в государственной собственности до тех пор, пока не удалось бы наладить честное, эффективное и контролируемое управление добывающими предприятиями». Далее он подчеркивает (словно представитель прокоммунистической оппозиции): «Самым крупным куском пирога была нефтяная и газовая промышленность, стоящая десятки миллиардов долларов. Основная часть тех баснословных доходов, которые СССР получал от продажи энергоносителей, сейчас попадает в карманы нескольких частных лиц. (Например, до настоящего времени никому не известно, кто же на самом деле владеет Газпромом - частично приватизированным промышленным гигантом, который стоит, возможно, более 100 млрд. долларов). Дыры в бюджете, образовавшиеся после этой "кражи века", на протяжении нескольких лет раскручивали маховик инфляции, поддерживая ее на взрывоопасном уровне». Он же признал: «Мы поторопились приватизировать в России добывающую промышленность». Это стало почвой «для огромной коррупции, губящей реформы». Таким же образом Джеффри Сакс рассматривал внешнюю торговлю как благоприятное поле для коррупции, сюда же он относил еще одно «поле» незаконного обогащения – дешевые кредиты Центрального банка частным банкам. [Московские новости 1995].

К концу первого постсоветского десятилетия на верху пирамиды богатства, по оценке журнала «Форбс», оказались 8 россиян, вошедших в список самых богатых персон планеты. Никто из них не прославился наподобие Генри Форда и Билла Гейтса созданием новых видов продукции или технологий. Все их состояния – результат неоправданной приватизации ренты на природные ресурсы. Это: М. Ходорковский (нефтяная компания «Юкос»); глава «Интерроса» В. Потанин («Норильский никель» и т .д.); генеральный директор «Сургутнефтегаза» В. Богданов; экс-председатель правления «Газпрома» Р. Вяхирев; владелец «Сибнефти» и губернатор Чукотки Р. Абрамович; глава нефтяной компании «Лукойл» В. Аликперов; владелец «Альфа-групп» М. Фридман и, наконец, создатель «Газпрома» В. Черномырдин. Кстати, последний – единственный из бывших президентов и премьеров мира, попавший в список миллиардеров. Вопрос в том, когда смог В. Черномырдин так разбогатеть. Ведь только примерно год он не был государственным чиновником, а руководил акционированным им «Газпромом» (между 1990-м и 1992-м гг.) [Надеин]. Двумя годами позже, в 2003г., тот же журнал в своем всемирно признанном рейтинге богачей планеты среди россиян поставил на первое место М.Ходорковского, оценив его состояние в 8,0 млрд. долл.; далее следуют Р.Абрамович (5,3млрд. долл.); М. Фридман (4,3 млрд. долл.); В.Потанин (1,8 млрд. долл.) и другие представители рентополучающей элиты [Известия (3) 2003].

К сказанному добавлю суждение О.В.Крыштановской о постсоветской бизнес-элите. Она предлагает использовать этот термин «для обозначения группы крупных бизнесменов, вовлеченных в политический процесс и принимающих общегосударственные решения. В отличие от экономической элиты советских времен, которая являлась непосредственной составляющей номенклатуры, бизнес-элита относительно более независима. Ее члены не назначаются органами государственного управления и не отстраняются от должности. По крайней мере, формально и легитимно это не так, хотя, конечно, можно привести множество примеров того, как власть позволяет одним бизнесменам преуспевать, а других может разорить, унизить, уничтожить если не физически, то социально…

Бизнес-элита не тождественна группе крупных бизнесменов. Мы причисляем к бизнес-элите акционеров (а иногда и менеджеров) тех предприятий и банков, которые занимают высшие строчки в рейтингах экономических журналов. Однако не все крупные предприниматели оказывают заметное влияние на политику… Иначе говоря, мощь контролируемого капитала является необходимым, но недостаточным признаком принадлежности к бизнес-элите.

Такое положение вещей было типичным до кризиса — позиционный подход свидетельствовал о совсем другом составе бизнес-элиты, нежели репутационный. Но с развитием частных корпораций ситуация постепенно изменилась. И теперь бизнес-элита — это группа людей, которые владеют почти всеми ведущими предприятиями и банками России. Однако и сейчас традиционно используется репутационная методология для определения наиболее влиятельных предпринимателей, так как принято считать, что не существует таких постов в бизнесе или такого объема финансовых ресурсов, которые бы давали право a priori причислить того или иного бизнесмена к элите страны». [Крыштановская (2) 2002,с.5]

Что касается олигархии, то по мнению того же автора, не правы те исследователи, которые относят к олигархам тех представителей бизнеса, масштаб деятельности которых сказывается на всем российском обществе. «Олигархия — часть новой правящей элиты, вышедшей из недр старого политического класса — номенклатуры. До кризиса 1998 г. олигархия была неразрывно связана с осуществлением государственной политики и принятием стратегических решений. Принадлежность бизнес-элиты к правящей группе общества обусловлена не только ресурсами, которые она контролирует, но и ее происхождением… Молодость отдельных представителей олигархии не должна вводить в заблуждение: номенклатура обменивала власть на собственность, не обязательно лично включаясь в коммерческие авантюры. Для ведения рискованных дел подбирались молодые «уполномоченные», которые и оперировали деньгами государства. Для этих экспериментов избирались люди из «резерва партии» — комсомола. Именно поэтому в среде «уполномоченных» трудно встретить бывших партийных секретарей. Здесь нашли себя люди другого поколения — активные комсомольские функционеры, низшее чиновничество среднего звена». [Крыштановская (2) 2002,с.6]

Приведу в подтверждение высказывание одного из видных деятелей нашего бизнес-сообщества, президента крупной промышленной группы МАИР В. Макушина: «В России …олигархи назначались, а не становились олигархами благодаря цивилизованной конкурентной борьбе. Поэтому мы получили такой бизнес-класс, который не способен конкурировать с таким же бизнес-классом Европы или Америки. Он у нас по качеству гораздо хуже. Наш бизнес-класс сформирован во многом на разворовывании государственных средств, а не путем жесткой, но цивилизованной конкуренции». [Финансовые известия 2002б]

В 1995–2003 гг. коррупция превратилась в устойчивую систему отношений между чиновником и бизнесменом Основная особенность взаимодействия между предпринимателями и чиновниками в последний период заключалась в том, что теперь – в отличие от нестабильной ситуации 1992-1994 гг. – они приобретали долгосрочный характер. Сформировались специфические «контракт-отношения», уже не сводящиеся к простому обмену услугами между чиновником и бизнесменом. Скорее, они предусматривают взаимную стратегическую и тактическую поддержку в рамках длительного сотрудничества, при этом отдельный чиновник по отношению к соответствующему предпринимателю все более начинает выступать в роли партнера по бизнесу. Результатом такого симбиоза стала неэффективность национальной экономики на макроуровне – так как потери общества многократно превышают те выгоды, которые получают от поддержания «контракт-отношений» конкретные фирмы и конкретные чиновники. [Радаев]. Конечно, это не нормальные экономические агенты, действующие в рыночной конкурентной среде. Это квазикапиталисты - прямое продолжение номенклатурных акторов административного рынка.

Коррумпированность российских чиновников и криминализация экономики в целом существенно сказывается на распределении доходов в стране. В развитых капиталистических странах вся криминальная сфера дает не более 8–10 % от валового продукта. В постсоветской России эта цифра, по данным МВД, достигала не менее 40 %. А по отдельным экспертным оценкам, итого выше – около 50–60 % [Известия 1997]. По меткому замечанию М. Делягина, «…в ходе реформ был изобретен качественно новый вид коррупции. Когда нормально стоящий дом, пусть неказистый и неудобный, разрушают. Из обломков сооружают себе виллу, а жильцов дома бросают подыхать на улице, объясняя, что те сами виноваты, якобы они жили в доме, в котором жить нельзя» [Московский комсомолец 2002б].

Именно коррупция в высших эшелонах власти позволяла ведущим финансово-промышленным группам годами не платить налоги и не выплачивать государству его долю прибыли на принадлежащие ему акции. Специально созданная в октябре 1996 г. во главе с тогдашним премьер-министром В.С. Черномырдиным Чрезвычайная комиссия по сбору налогов была крайне бережна по отношению к крупнейшим неплательщикам. Как установила Счетная палата при парламенте, чистая прибыль РАО «Газпром» за 1996 г. составила 33,2 трлн. руб. (около 6,5 млрд. долл.). Государству как владельцу 40 % акций полагалось получить 12 трлн., а оно получило только 20 млрд. руб. Общий ущерб от подобных действий правительства составил за 1995–1997 гг. 65,8 трлн. руб. [Новая газета 1998а]. Характерно, что небольшая российско-вьетнамская межгосударственная нефтяная компания давала ежегодно в конце 1990-х гг. в бюджет России 450 млн. долл., т. е. намного больше, чем в те же годы такой гигант как «Лукойл». Анализ, приведенный экспертами, показывает, что есть компании, находящиеся в особо привилегированном положении, чья налоговая нагрузка по сравнению с другими намного ниже.

С 1996 г. ситуация мало чем изменилась. По-прежнему доля государства в получении природной ренты чрезмерно мала. В Норвегии, например, от цены нефти в 20 долларов 50% достается государству в виде ренты и менее 25% получает предприниматель в виде прибыли. Наше же государство собирает порядка 20 % ренты. Все остальные деньги проходят мимо казны; а это примерно 40-50 млрд. долларов в год. По оценке экспертов рентабельность российской нефтедобычи выше 40%. Для сравнения: в машиностроении - 8%, в пищевой промышленности - менее 7%. Очевидно, что стихийного притока инвестиций в обрабатывающую отрасль трудно ожидать. Для серьезных инвестиций в эти отрасли необходимо сосредоточить в руках государства рентные платежи. Имеется в виду потенциальная возможность собирать налоги за пользование недрами, на воспроизводство минерально-сырьевой базы и налог на дополнительный доход от добычи углеводорода. Подобные налоги применяются во многих странах, в частности в той же Норвегии, где при рентабельности нефтедобывающей компании свыше 15% ставка на дополнительный доход поднимается до 50%. [Бродский 1998; Литвиненко 2003; Колесник 2003]

Подсчеты сотрудников ИНП РАН показали, что если в 1996г. 85 % населения с доходами ниже 400 тыс. руб. в месяц полностью выплачивали подоходный налог, то 15 % населения с доходом более 3 млн. руб. на человека уплатила лишь десятую часть причитавшихся с них налогов (2,1 % от совокупного дохода, вместо положенных примерно 20 %). В итоге казна не досчиталась в тот же 1996г. около 100 трлн. руб. [Русский телеграф]. В 2000 г., помимо инвестирования доходов в свои производства, корпорации добывающей промышленности положили на депозиты в западные банки 28 млрд. долларов. Эти деньги не вкладываются в развитие перерабатывающей промышленности и создание рабочих мест квалифицированного труда. [Известия. 2001. 1 июня.]

Встречали упорное сопротивление со стороны олигархических групп и связанных с ними крупных чиновников предложения об инвентаризации федеральной собственности, об общественном контроле за доходами и расходами крупнейших монополий, о переносе акцента от налогообложения доходов к обложению имущества и рентным платежам за добываемое сырье.

Еще в 1996г. Мэр Москвы Ю.М. Лужков, которого никоим образом нельзя сопричислить к рядам левой оппозиции, предложил «те энергетические комплексы, которые составляют основу тяжелой промышленности и были проданы за бесценок, возвратить государству». [Известия 1996] С тех пор прошло немало лет, и большинство приватизированных энергокомплексов стали высокоэффективными, поэтому их ренационализация может нанести существенный урон экономике страны. Совсем другое дело - изменение системы налогообложения. Вследствие установления частной собственности на природные ресурсы население России лишилось своей доли национального богатства. Ведь в частную собственность практически почти даром были переданы экономически освоенные природные ресурсы. Естественно, что рентный доход должен полностью изыматься в пользу государства и работать на решение национальных экономических и социальных задач, на обеспечение национальной безопасности.

Лишь в июле 2001 г. Государственная Дума приняла главу Налогового Кодекса «О налоге на добычу полезных ископаемых». И дело не просто в росте государственных доходов от нефтедобычи. Речь идет о переходе к рентному принципу налогообложения. По данным Экспертного совета по налоговому законодательству при Бюджетном комитете Государственной Думы, при существующем уровне мировых цен от нефтяных компаний поступит дополнительно 3,5 млрд. долл. в год. Таким образом, появилась надежда, что в какой-то степени начинает реализовываться идея, защищавшаяся демократической партией «Яблоко», и выполняется обещание президента, изложенное в его Послании Федеральному Собранию: усилить изъятие рентной составляющей в пользу государства [Известия 2001з]. Специалисты , поддержав общую концепцию налоговой реформы на добычу полезных ископаемых, в то же время отмечают несовершенство примененного механизма налогообложения., противоречащего теории ренты. [Колесник 2003; Литвиненко 2003]

Попытки более здравомыслящих представителей правящей элиты прекратить фаворитизм по отношению к крупнейшим топливно-энергетическим и финансовым монополиям, которые образовали ядро олигархического режима, склонного к трансформации в режим криминально-олигархический, долгие годы успехом не увенчивались. Речь идет не о переделе собственности, а о готовности олигархов поделиться своими доходами с национальным бюджетом и, тем самым, дать возможность государству попытаться расширить собственную социальную базу и облегчить положение значительных групп населения. Как напомнил Ю.М. Лужков, «давнее утверждение, что богатые люди должны брать на себя серьезные социальные функции – делиться своим богатством с беднейшей частью общества, принципиально никем не опровергнуто... практика перераспределения доходов – обязательное условие устойчивого развития общества...» [Московские новости 1998б].