Современные политические теории

9.4. МАЙКЛ ОАКШОТТ ПРОТИВ РАЦИОНАЛИЗМА

Перу Майкла Оакшотта принадлежит несколько работ, значение ко­торых для развития теоретической мысли весьма велико. В 1933 году он опубликовал философский труд «Опыт и его типы», в 1962 году — «Ра­ционализм в политике», снискавший ему известность как консерватив­ному автору. Подобно Томасу Гоббсу, Майкл Оакшотт написал свое самое знаменитое эссе «О человеческом поведении» (1976) уже в до­вольно зрелом возрасте. Целый ряд работ, написанных в те годы, уви­дели свет только недавно и среди них такие эссе, как «Религия, полити­ка и моральная жизнь», «Политика веры и политика скептицизма», а также «Мораль и политика в современной Европе».

ОАКШОТТ, Майкл (1901—1990) — один из видных представителей британ­ской политической философии и теории. Окончил кембриджский универси­тет. В 1949—1951 гг. — профессор Оксфордского университета. С 1951 года — профессор кафедры политических наук Лондонской школы экономики и политической науки. Член Британской Академии с 1966 года. С 1947 по 1953 гг. редактор «Кембридж Джорнэл» — одного из органов британской консер­вативной мысли.

Консервативные мыслители, как правило, причисляют Оакшотта к стану консерваторов. Действительно, для этого есть некоторые основа­ния. Он бросил вызов важнейшему положению Просвещения — вере в разум человека. Просветители и их последователи-либералы полагали, что люди — принципиально разумные существа, несмотря на иррацио­нальность, вспыхивающую время от времени в суевериях, невежестве и религиозной вере. Разум заключен в способности человека обдумывать, предлагать альтернативы, делать выбор, руководствуясь знанием и расчетом. Разумность человека — также в отборе наиболее эффективных средств для достижения поставленных целей. Как и многие другие кон­серваторы, Оакшотт отрицает причинно-следственные связи, не веря в возможность действовать по принципу цели—средства. Вот какова ло­гика его рассуждений:

«Общий характер и склад Рационалиста, я думаю, определить несложно. По сути, он защищает (он всегда защищает) независимость мышления во всех обстоятельствах, поскольку мысль свободна от обязательств перед любым авторитетом, за исключением авторитета «разума». Его положе­ние в современном мире делает его вздорным: он враг авторитетов, пре­дубеждений или просто традиционного, соответствующего обычаю или привычке. Его умственное состояние одновременно скептическое и оп­тимистическое: скептическое потому, что нет такого мнения, привычки или убеждения, ничего столь глубоко укоренившегося или столь широко поддерживаемого, чего он не решился бы подвергнуть сомнению и о чем он не стал бы судить с помощью того, что он называет своим «разу­мом»; оптимистическое, поскольку Рационалист никогда не сомневается в способности своего «разума» (соответствующим образом примененно­го) определять ценность явления, истинность мнения или правильность действия.

Он не обладает чувством накопления опыта, а лишь данности опыта, причем обращенного в формулу: прошлое приобретает для него значе­ние препятствия. У него нет той негативной способности (которую Ките приписывал Шекспиру), способности признания тайны и изменчивости опыта без раздраженного поиска порядка и ясности, а есть лишь способ­ность подчинения опыта; у него нет дара к точному и подробному вос­приятию, пониманию действительного, того, что Лихтенберг назвал не­гативным энтузиазмом, но только способность видеть общие очертания,

налагаемые на события общей теорией__ Ум Рационалиста в лучшем

случае производит на нас впечатление тонко заточенного холодного ин­струмента, ума, скорее, хорошо вышколенного, чем образованного. С точки зрения ума, им движет желание не столько к тому, чтобы участво­вать в жизненном опыте своего народа, сколько к тому, чтобы демонст­ративно быть человеком, добившимся всего своими собственными си­лами. И это придает его интеллектуальной и практической деятельности почти противоестественную осмотрительность и самосознанность, ли­шая их какой-либо пассивности, какого-либо чувства гармонии и после­довательности и разлагая их на ряд критических периодов, каждый из которых должен быть преодолен tour de raison (ловкостью ума). Его ум лишен атмосферы, не знает смены времен года и колебаний температу­ры; его мыслительная деятельность изолирована от всех внешних влия­ний и протекает в вакууме. А отрезав себя от традиционного знания сво­его общества и отрицая ценность образования более широкого, чем обу­чение технике анализа, он склонен приписывать человечеству неизбежную неопытность во всех критических случаях жизни, и если бы он был более самокритичен, то не мог бы не удивиться тому, как люди вообще умудрились выжить. Обладая почти поэтическим воображением, он ста­рается прожить каждый день так, будто это первый день в его жизни, и уверен, что сформировать привычку — значит погибнуть. И в случае, если бы мы, даже не помышляя об анализе, заглянули бы внутрь, под внешнюю оболочку, мы, возможно, увидели бы в темпераменте, если не в характере, рационалиста глубокое недоверие ко времени, нетерпели­вую жажду вечности и раздражительную нервозность перед лицом всего актуального и временного.

Любая наука, любое искусство, любая практическая деятельность требуют определенных навыков, в сущности, всякая человеческая дея­тельность опирается на знания. И, вообще говоря, знание бывает двух видов, каждый из которых всегда включен в какую-либо практическую деятельность. На мой взгляд, не будет большим преувеличением назвать их двумя видами знания, поскольку (даже несмотря на то, что они не существуют отдельно друг от друга) между ними существуют довольно значительные различия. Первый вид знания я назову техническим зна­нием, или знанием техники. Техника включена в любой вид искусства и область науки, в любую практическую деятельность. Во многих видах деятельности это техническое знание сформулировано в виде правил, которые должны или могут быть внимательно изучены, запомнены и, как мы говорим, воплощены на практике; но независимо от того, зафик­сировано ли оно в точной формулировке, главная его характеристика состоит в том, что оно поддается точной формулировке, хотя для этого может потребоваться специальное мастерство и чутье. Техника (или часть ее) вождения автомобиля по дорогам Англии содержится в До­рожном кодексе, техника приготовления пищи — в поваренной книге, а техника открытий в естественных науках или в истории — в правилах исследования, наблюдения и верификации. Второй вид знания я назову практическим, поскольку он существует только в процессе использова­ния, не является результатом размышления и (в отличие от техники) не может быть сформулирован в виде правил. Однако это не означает, что данный вид знания является эзотерическим. Это означает только, что метод, с помощью которого оно передается и становится общим знани­ем, не является методом формулировки доктрины. И если мы рассмот­рим его с этой точки зрения, то не будет, на мой взгляд, заблуждением говорить о нем как о традиционном знании. Этот вид знания тоже вклю­чен в любой вид деятельности; владение мастерством любого рода, за­нятие каким-либо конкретным видом деятельности без него невозмож­но....

Итак, Рационализм, как я его понимаю, есть утверждение, что то, что я назвал практическим знанием, вовсе таковым не является, утвержде­ние, что, собственно говоря, не существует знания, кроме знания техни­ческого. Рационалист считает, что единственный элемент знания, вклю­ченный в человеческую деятельность, — это знание техническое, а то, что я назвал практическим знанием, на самом деле есть лишь разновид­ность незнания, которое могло бы не приниматься в расчет, если бы оно не было действительно вредным. Для Рационалиста верховная власть «разума» означает верховную власть техники».