9. Литература как источник понимания и оценки “Великой войны”

Сыч А. И.

Автору уже приходилось писать о кризисных явлениях в нашей исторической науке и возможных путях их преодоления¹. В последние годы в среде наших профессиональных историков наблюдается всевозрастающий интерес к изучению новых проблем, нетрадиционной тематике исследований, разработке иных методологических принципов в деле познания прошлого, к овладению апробированными зарубежной наукой методологическими подходами и аналитическим инструментарием. К перспективным направлениям современного научного поиска, расширяющим горизонты исторической науки и прокладывающим дорогу новым исследованиям, следует отнести использование новых источников понимания прошлого.

Относятся ли к таким источникам - с точки зрения новизны - произведения художественной литературы? С одной стороны, вроде бы нет, если вспомнить существовавшие некогда историко-филологические факультеты, выпускавшиеся в советское время художественно-исторические хрестоматии и т.д. С другой стороны, художественные произведения использовались всего лишь как своего рода иллюстративный материал при описании прошлого, как своеобразное «отражение» исторической действительности. Впрочем, в научных трудах даже подобное использование художественной литературы было редкостью, скорее исключением, чем правилом. В сравнении с использованием архивных материалов, официальных (государственных, дипломатических и др.) документов, статистических отчётов привлечение художественных произведений считалось чем-то «несолидным», далёким от науки. Приходится констатировать, что произведения художественной литературы в качестве источника понимания и оценки событий прошлого явно недооценивались (а нередко и просто игнорировались) нашими историками, что, по нашему мнению, существенно обедняло исторические сочинения.

В последнее время в данном вопросе происходят позитивные сдвиги, в частности у наших российских коллег. Появились публикации, свидетельствующие об изменении отношения к художественной литературе как историческому источнику². Как верно заметил один из их авторов, обращение к художественным произведениям во многом позволит создать ту выразительную историю, „потребность в которой становится всё более очевидной”³. На страницах журнала „Отечественная история” проводилась специальная дискуссия о литературе и истории. Как нам кажется, удачно использованы произведения Есенина, Брюсова, Пришвина, Клюева в исторических работах такого современного российского исследователя, как С.Г. Кара-Мурза⁴. Во введении к своей фундаментальной работе „Европа: история” английский историк Норман Дейвис назвал художественную литературу „солидным источником исторической информации”⁵. По мнению современного итальянского историка Валерио Кастроново, „сегодня есть определённое сходство между писателями, которые пишут романы на основе документальных свидетельств, и историками, которые открывают для себя ценность рассказа”.

Принимая во внимание всё более утверждающиеся в науке междисциплинарность и тенденцию к смещению акцента познавательной деятельности историка с социально-политического или экономического на индивидуально-психологический аспект (или, другими словами, антропологически ориентированную историю), всё больше исследователей осознают необходимость задействовать разные способы познания, включая и художественное видение мира, исторических процессов, пропущенное через призму жизненного опыта и таланта художника - писателя или поэта. Для того, чтобы познать истинную природу исторических явлений и событий и дать им адекватную оценку, историку необходимо не только знать и учитывать их результаты и последствия, но и уметь вживаться в изучаемую эпоху, понимать внутренний мир, умонастроения и интересы людей исследуемого периода. Роль, которую может сыграть в этом художественная литература, поистине неоценима.

Первая мировая война, названная её современниками „великой войной”, стала рубежным моментом в истории европейской цивилизации, ознаменовавшим фактический конец ХІХ-го и фактическое начало XX века. Событие такого эпохального значения захватило воображение многих художников и даже определило основное содержание творчества многих из них.

Как известно, настоящий художник способен улавливать существующие в обществе настроения задолго до того, как они будут выявлены, систематизированы и проанализированы на языке науки. Осознавая, что война, разразившаяся 1 августа 1914 г., - не просто война, а нечто большее, невиданный в истории катаклизм, подрывающий основы европейской цивилизации, известный французский писатель и общественный деятель Ромен Роллан одним из первых среди интеллигенции воюющих стран поднял голос протеста против войны. В своих дневниках он записал в начале августа 1914 г.: „Я опустошён. Хотелось бы умереть. Это ужасно - жить среди этого безумного человечества и бессильно наблюдать разрушение цивилизации. Эта европейская война - самая страшная историческая катастрофа за последние столетия, это крах наших самых святых надежд на человеческое братство. Я почти одинок в Европе”⁶.

Действительно, люди не могли понять, как в Европе - колыбели западной цивилизации - могла случиться такая массовая бойня, а достижения человеческого разума и науки использованы для создания и применения таких видов оружия, как огнемёты, газы, миномёты, танки, аэропланы, подводные лодки и т.п., назначением которых стало массовое и эффективное убийство тех, кто считал себя „хомо сапиенс”. Хотя командования армий и правительства старались скрывать от общественности своих стран размеры людских потерь, их ужасающие масштабы становились всё очевиднее.

Эскалация войны, вышедшей за пределы европейского континента и ставшей поистине мировой, ожесточила людей, породила ненависть между народами, спровоцировала вспышки ксенофобии, пробуждение многих низменных инстинктов и предрассудков, находившихся в латентном состоянии, усилила националистические и шовинистические настроения. Опасность этого уже в декабре 1914 г. прочувствовал в своём стихотворении известный русский поэт В. Брюсов:

От камня, брошенного в воду,

Далёко ширятся круги.

Народ передаёт народу Проклятый лозунг: “Мы - враги!”

Племён враждующих не числи:

Круги бегут, им нет числа:

В лазурной Марне, в жёлтой Висле Влачатся чуждые тела;

Везде - вражда!...

В чудесных, баснословных странах Визг пуль и пушек ровный рёв,

Повязки белые на ранах И пятна красные крестов!

Внимая дальнему удару,

Встают народы, как враги,

И по всему земному шару Бегут и ширятся круги!⁷ Как известно, талант настоящего художника проявляется в том, что его наблюдения, размышления, оценки происходящих событий часто опережают анализ, обобщения, выявление закономерностей, что является задачей профессиональных историков. По характеру боевых действий война 1914 - 1918 гг. кардинально отличалась от предыдущих войн, и в художественных произведениях об этом было сказано задолго до появления трудов военных специалистов и теоретиков. Талантливый русский, а потом советский писатель А. Н. Толстой в своём знаменитом романе „Хождение по мукам» верно подметил: „Все представления о войне как о лихих кавалерийских набегах, необыкновенных маршах и геройских подвигах солдат и офицеров - оказались устарелыми. С первых же месяцев выяснилось, что доблесть прежнего солдата, - огромного, усатого и геройского вида человека, умеющего скакать, рубить и не кланяться пулям, - бесполезна. На главное место на войне были выдвинуты техника и организация тыла. От солдат требовалось упрямо и послушно умирать в тех местах, где указано на карте.

Понадобился солдат, умеющий прятаться, зарываться в землю, сливаться с цветом пыли .

Появление и широкое использование новых видов оружия (для того времени фактически оружия массового поражения), изменение самого характера военных действий, всё больше напоминавших массовую, как правило, бесполезную и жестокую бойню, обесценили как традиционные правила ведения войны, так и достоинства и усилия отдельного человека, что означало, по существу, не только переоценку норм военной этики, но и определённых моральных ценностей и принципов вообще, таких, например, как долг, мужество, героизм, слава, патриотизм с характерным для XIX века возвышенно-романтическим содержанием. Участник первой мировой войны, американский писатель Эрнест Хемингуэй отразил это тревожное явление в мыслях главного героя своего романа „Прощай, оружие!”: „Меня всегда приводят в смущение слова „священный, славный, жертва”. ...Мы слышали их иногда, стоя под дождём, на таком расстоянии, что только отдельные выкрики долетали до нас, и читали их на плакатах, которые расклейщики, бывало, нашлёпывали поверх других плакатов, но ничего священного я не видел, и то, что считалось славным, не заслуживало славы, и жертвы очень напоминали чикагские бойни, только мясо здесь просто зарывали в землю. Было много таких слов, которые уже противно было слушать, и в конце концов только названия мест сохранили достоинство. ...Абстрактные слова, такие, как „слава, подвиг, доблесть” или „святыня” были непристойны рядом с конкретными названиями деревень, номерами дорог, названиями рек, номерами полков и датами .

В огне войны, которая превратилась в организованную гигантскую бойню, обезличивая миллионы лучших представителей человеческого рода, превращая их в „пушечное мясо”, гибли не только люди, но и рушилась традиционная система моральных ценностей.

Очень убедительно описал негативное влияние мировой войны на моральное состояние современного ему общества А. Н. Толстой в уже упоминавшемся романе: „Сентиментальные постановления Гаагской конференции - как нравственно и как безнравственно убивать, - были просто разорваны. И вместе с этим клочком бумаги разлетелись последние пережитки никому уже более не нужных моральных законов. Так в несколько месяцев война завершила работу целого века. До этого времени ещё очень многим казалось, что человеческая жизнь руководится высшими законами добра. И что в конце концов добро должно победить зло, и человечество станет совершенным... Теперь даже закоренелым идеалистам стало ясно, что добро и зло суть понятия чисто философские и человеческий гений - на службе у дурного хозяина. Это было время, когда даже малым детям внушали, что убийство, разрушение, уничтожение целых наций - доблестные и святые поступки. Об этом твердили, вопили, взывали ежедневно миллионы газетных листков. ...Действительно, все разумные рассуждения тонули в океане крови, льющейся на огромной полосе в три тысячи вёрст, опоясавшей Европу. Никакой разум не мог объяснить, почему железом, динамитом и голодом человечество упрямо уничтожает само себя”¹⁰.

О чудовищности происходившей войны с её ужасом бессмысленных атак, превращавшихся в

кровопролитнейшие бойни, и отупляющим бытом окопной жизни, писал в газете „Новая жизнь” знаменитый русский писатель Максим Горький, в то время её редактор и главный публицист: „Несколько десятков миллионов людей, здоровых и наиболее трудоспособных, оторваны от великого дела жизни - от развития производственных сил земли - и посланы убивать друг друга.

Зарывшись в землю, они живут под дождем и снегом, в грязи, в тесноте, изнуряемые болезнями, пожираемые паразитами, живут как звери, подстерегая друг друга для того, чтобы убить.

Убивают на суше, на морях, истребляя ежедневно сотни и сотни самых культурных людей нашей планеты, людей, которые создали драгоценнейшее земли - европейскую культуру.

Разрушаются тысячи деревень, десятки городов, уничтожен вековой труд множества поколений, сожжены и вырублены леса, испорчены дороги, взорваны мосты, в прахе и пепле сокровища земли, созданные упорным, мучительным трудом человека. Плодоносный слой земли уничтожен взрывами фугасов, мин, снарядов, изрыт окопами, обнажена бесплодная подпочва, вся земля исковеркана, осквернена гниющим мясом невинно убитых. Насилуют женщин, убивают детей,— нет гнусности, которая не допускалась бы войной, нет преступления, которое не оправдывалось бы ею.

Третий год мы живем в кровавом кошмаре и - озверели, обезумели. Искусство возбуждает жажду крови, убийства, разрушения; наука, изнасилованная милитаризмом, покорно служит массовому уничтожению людей.

Эта война - самоубийство Европы!”¹¹.

Горький очень точно уловил самоубийственный для европейской цивилизации характер войны, разрушавшей самые её основы. С подобными оценками войны, бушевавшей на европейском континенте и истощавшей материальные и людские ресурсы ведущих стран, солидаризовались со временем и многие интеллектуалы, да и трезвомыслящие политики, воспринимавшие происходившее как, по сути, упадок и даже конец европейской цивилизации. В 1918 г. увидела свет знаменитая книга немецкого философа Освальда Шпенглера, имевшая сенсационный успех, название которой говорит само за себя - „Закат Европы”. Вскоре после окончания войны известный итальянский политический и общественный деятель Нитти, ставший в июне 1919 г. премьер-министром, издал две книги с характерными названиями „Трагедия Европы” и „Вырождение Европы”, где признал, что „Европа не только лишена моральных устоев, но настолько далеко отброшена назад от Европы сто лет назад..., что не можешь даже понять, как стало возможно такое вырождение... Европа сделала шаг назад на пути цивилизации”¹².

Когда прошёл шовинистический угар первых месяцев войны, и она приняла затяжной характер, а жертвы её превысили все мыслимые пределы, правительствам воюющих государств становилось всё труднее убедить своё население в необходимости продолжать войну „до победного конца”. На фоне страданий, принесённых войной, всё более неразумными, ничем неоправданными выглядели её официально провозглашённые цели, всё больше людей задавались вопросом: во имя чего это происходит? В январе 1917 г. тот же В. Брюсов писал: Тридцатый месяц в нашем мире Война взметает алый прах,

И кони чёрные валькирий Бессменно мчатся в облаках!

Тридцатый месяц Смерть и Голод Бродя, стучат у всех дверей:

Клеймят, кто стар, клеймят, кто молод,

Детей в объятьях матерей!

Тридцатый месяц бог Европы,

Свободный Труд - порабощён:

Он роет для войны окопы,

Для Смерти льёт снаряды он!

Призывы светлые забыты Первоначальных дней борьбы,

В лесах грызутся троглодиты Под барабан и зов трубы!

Достались в жертву суесловью Мечты порабощённых стран:

Тот опьянел бездонной кровью,

Тот золотом безмерным пьян...

Борьба за право стала бойней;

Унижен, Идеал поник...

И все нелепей, все нестройней Крик о победе, дикий крик!

О горе! Будет! будет! будет!

Мы хаос развязали. Кто ж Решеньем роковым рассудит Весь этот ужас, эту ложь?

Пора отвергнуть призрак мнимый,

Понять, что подменили цель...¹³.

Ему вторил М. Горький: „А ведь так давно и красноречиво говорилось нам о братстве людей, о единстве интересов человечества. Кто же виноват в дьявольском обмане, в создании кровавого хаоса?”¹⁴. Впрочем, с его ответом на поставленный им же вопрос многие, наверняка, не согласились бы: „Не будем искать виновных в стороне от самих себя. Скажем горькую правду: все мы виноваты в этом преступлении, все и каждый”¹⁵. Писатель- гуманист писал о „миллионах жизней, бессмысленно истребляемых чудовищем Жадности и Глупости”¹⁶, в то время когда тысячи людей уже поняли, кто является истинными виновниками кровопролитнейшей войны, обращая свой гнев против конкретных правительств, политической и экономической олигархии. Вспомним С. Есенина (поэма „Анна Снегина”):

Война мне всю душу изъела.

За чей-то чужой интерес Стрелял я в мне близкое тело И грудью на брата лез.

Я понял, что я - игрушка.

Война «до конца», «до победы».

И ту же сермяжную рать Прохвосты и дармоеды Сгоняли на фронт умирать.

Многие художники провидчески предсказывали, что последствия войны не ограничатся огромными людскими потерями и материальными разрушениями. Ненависть, иссушавшая души миллионов людей на фронте, привыкание к насилию не исчезнут так просто с окончанием войны, а будут отравлять общественную атмосферу долгие годы, уродуя сознание нескольких поколений. Так, М. Горький буквально взывал к разуму и совести людей, когда писал: „Подумайте, - сколько здорового, прекрасно мыслящего мозга выплеснуто на грязную землю за время этой войны, сколько остановилось чутких сердец!

Это бесчисленное истребление человеком человека, уничтожение великих трудов людских не ограничивается только материальным ущербам - нет!

Десятки, тысяч изуродованных солдат долго, до самой смерти не забудут о своих врагах. В рассказах о войне они передадут свою ненависть детям, воспитанным впечатлениями трехлетнего ежедневного ужаса. За эти года много посеяно на земле вражды, пышные всходы дает этот посев! ”¹⁷.

После войны об этом напишет и Нитти: „Микробы ненависти, которые отравили всю европейскую жизнь, понизили культурный уровень молодого поколения и отвлекли его энергию с пути творческих мыслей и стремлений. Ещё немного лет тому назад у молодёжи были благородные идеалы, теперь почти в каждой стране она проповедует идеалы насилия. Подрастающее поколение, воспитанное войной, преклоняется больше перед насилием, чем перед справедливостью. Среди миллионов погибших на войне были те, которые жили великими идеалами. Они верили, что сражаются за цивилизацию, они не знали и не могли предвидеть, что Европу наводнит дух варварства” ¹⁸.

Именно литераторы уловили и, пожалуй, первыми выразили в своих произведениях тот ценностный излом, что произошёл в результате войны, то нарушение нравственного алгоритма, согласно которому жило довоенное общество. Известные гамлетовские слова - „распалась связь времён” - могут служить ключом к пониманию духовного состояния послевоенного общества. Осознание того, что ни одна из возвышенных целей, заявленных в начале войны (защита европейской цивилизации от „тевтонского варварства”, борьба за демократию против милитаризма и т.п.), фактически не достигнута, а страдания и огромные жертвы оказались по сути напрасными - всё это породило невиданное смятение в душах и сознании людей, разлад в обществе, утрату мировоззренческих ориентиров и тяжёлый моральный кризис. Участник мировой войны, немецкий писатель Э.-М. Ремарк в романе „Три товарища” с горечью писал, отражая разочарование, боль и отчаяние «потерянного поколения”: „Мы хотели было воевать против всего, что определило наше прошлое, - против лжи и себялюбия, корысти и бессердечия... не верили ни во что, кроме таких никогда не обманывавших сил, как небо, табак, деревья, хлеб и земля: но что же из этого получилось? Всё рушилось, фальсифицировалось и забывалось. А тому, кто не умел забывать, оставались только бессилие, отчаяние, безразличие и водка. Прошло время великих человеческих и мужественных мечтаний. Торжествовали дельцы. Продажность. Нищета”¹⁹.

Полученные на фронте физические и душевные раны психологически надломили этих людей, которые в большинстве своем не смогли по-настоящему адаптироваться к послевоенной мирной жизни, чувствовали себя лишними в ней, забытыми и обманутыми. Возвращение к рутине повседневной жизни, казавшейся еще более тусклой, серой, однообразной, чем до 1914 г., к тому же осложненной равнодушием властей, экономическими неурядицами, дороговизной, инфляцией, безработицей, воспринималось многими из них как чудовищная несправедливость, насмешка над здравым смыслом, издевательство над перенесенными ими страданиями и жертвами, равно как над иллюзиями и надеждами, вызванными окончанием войны. По словам того же А. Н. Толстого, „те, кто дрался, получили нашивки, кресты и протезы, а те, за кого они дрались, прикарманили миллиарды чистыми денежками...”²⁰.

Отсюда появление в массовой психологии западного общества чувства глубокого разочарования и душевной опустошенности, апатии и безысходности. Строки из стихотворения Джона Рида (сборник „Записки из госпиталя”) могут служить иллюстрацией к этому состоянию:

Души размякли, как будто воск,

Нет ни мечты, ни воли.

Окостеневший не может мозг

Думать о лучшей доле...

Особенно остро ощущали это ветераны войны. Душевное состояние тех, кто ее прошел, по нашему мнению, очень точно передал во внутреннем монологе одного из персонажей своего известного романа такой признанный мастер реализма, как Джон Голсуорси: „Я столько времени жил среди ужасов и смертей, я видел людей в таком неприкрашенном виде, я так нещадно изгонял из своих мыслей всякую надежду, что у меня теперь никогда не может быть ни малейшего уважения к теориям, обещаниям, условностям, морали и принципам. Я слишком возненавидел людей, которые копались во всех этих умствованиях, пока я копался в грязи и крови. Иллюзии кончились. Никакая религия, никакая философия меня не удовлетворяют - слова, и только слова. Я все еще сохранил здравый ум - и не особенно этому рад... Я опасен, но не так опасен, как те, кто торгует словами, принципами, теориями, всякими фанатическими бреднями за счет крови и пота других людей”²¹.

Прежнего, довоенного мира с его устоявшимися нормами поведения, традициями, моральными императивами, размеренным ритмом жизни уже не было, впрочем, даже если бы он продолжал существовать, те, кто вернулся с войны, не смогли бы в нём полноценно жить, не без оснований считая его ценности насквозь фальшивыми. Многие из них так и не нашли своего места в послевоенном обществе, оказавшемся неблагодарным к „славным защитникам отечества”, холодным и равнодушным к их переживаниям и опыту. Неудивительно, что в произведениях писателей „потерянного поколения”, становление которых, как художников, пришлось на годы войны, мы встречаем своего рода приговор тому миру, обществу, цивилизации, которая бросила их в мясорубку мировой войны, а после её окончания равнодушно отвернулась от них. В романе одного из наиболее ярких представителей литературы „потерянного поколения” Ремарка читаем: „Как же бессмысленно всё то, что написано, сделано и передумано людьми, если на свете возможны такие вещи! До какой же степени лжива и никчемна наша тысячелетняя цивилизация, если она допустила, чтобы на свете существовали сотни тысяч таких вот застенков” . Невероятная популярность его книги “На Западном фронте без перемен” объяснялась психологическим состоянием и умонастроениями людей конца 1920-х гг., многие из которых так и не смогли найти своего места в обществе, неразумные социальные и политические порядки которого привели к таким огромным человеческим жертвам, материальным разрушениям, духовным потерям.

Понятно, что ветераны войны враждебно относились к такому обществу, погрязшему в лицемерии, не разделяли провозглашаемые им идеалы. Ремарк сумел выразить их настроения и ощущения в одном предложении: „Прошлое вы ненавидите, настоящее презираете, а будущее вам безразлично”²³.

Автор выскажет, возможно, спорное суждение, но именно после Первой мировой войны (и, конечно, вследствие её) появились произведения, в которых с такой силой раскрывалась бесчеловечность данного феномена, то есть войны как таковой. Хемингуэй вложил в уста одного из персонажей своего известного романа „Прощай, оружие!” такие слова: „Страшней войны ничего нет. Мы тут в санитарных частях даже не можем понять, какая это страшная штука - война. А те, кто поймёт, как это страшно, те уже не могут помешать этому, потому что сходят с ума

Размышления, наблюдения, оценки художников, высказанные в публицистике, поэзии, прозе, служат, по нашему мнению, ценнейшим источником для углублённого понимания характера войны, её социальнопсихологических последствий, для уяснения её наследия и места в истории XX в., для выявления особенностей восприятия данного события людьми разных поколений. Психологическая глубина и эмоциональная убедительность художественных образов помогают понять и прочувствовать мысли и побудительные мотивы поступков и действий конкретных участников и современников такого глобального конфликта, каким была война 1914 - 1918 гг., а значит глубже познать её объективную сущность.

Культурно-историческую значимость художественных произведений трудно переоценить, ибо настоящая литература отражает и одновременно выражает духовную историю народа, влияет на общий эмоциональный и психологический фон в стране в положительном смысле. Взгляд и раздумья писателя, ввиду присущего ему умения к обобщению и постижению сути происходивших событий и явлений в художественных образах, - это сам по себе документальный материал, точнее документ современной ему эпохи, запечатлевший жизненную атмосферу конкретного времени. Они дают профессиональным историкам редкую возможность взглянуть, оценить, понять изучаемые процессы и события как бы изнутри, а значит лучше постигнуть их глубинную суть.

Список посилань

1. Сич О. І. Про викладання історії у вищій школі // Український історичний журнал. - № 5. - 1998. - С. 115-117; Сич О. І. Про деякі актуальні проблеми викладання історії // Питання нової та новітньої історії. Міжвідомчий науковий збірник. Випуск 44. - Київ, 1998. - С. 225-233. Sych А. I. Some remarks on questions of teaching of history in the present times // Human Affairs (Slovak Academy of Sciences). // Volume 8. - 1998. - Number 2. - p. 137-146.

2. Зверев В. В. Новые подходы к художественной литературе как историческому источнику // Вопросы истории. - 2003. - № 4.

3. Зверев В. В. Вказ. праця. - С. 162.

4. Кара-Мурза С. Гражданская война (1918 - 1921) - урок для XXI века. - М.: Изд-во ЭКСМО, 2003.

5. Дейвіс Н. Європа: історія / Переклад з англ. Петро Таращук. Видання друге. - Київ: Основи, 2001. - С. 20.

6. Rolland R. Das Gewissen Europas. Tagebuch der Kriegsjahre

7. - 1919. Aufzeichnungen und Dokumente zur Moralgeschichte Europas in jener Zeit. Band I. Juli 1914 bis November 1915. - Berlin: Riitten & Loening, 1983. - s. 36.

8. Брюсов В. Стихотворения / Сост., вступ, ст., примеч. Н. Банникова. - М.: Мол. гвардия, 1989. - С. 142 - 143.

9. Толстой А. Н. Хождение по мукам. Трилогия. - М.: Художественная литература, 1972. - С. 142- 143.

10. Хемингуэй Э. По ком звонит колокол. Романы, повесть, рассказы / Предисловие К. Симонова. - Кишинёв: Лит. артистикэ, 1986. - С. 120.

11. Толстой А. Н. Вказ. праця. - С. - 143.

12. Горький М. Несвоевременные мысли: Заметки о революции и культуре; Рассказы / Сост. А. В. Диенко. Худож. М. В. Осипова. - М.:

13. Современник, 1991. - С. 4 -5.

14. Нитти Ф. Вырождение Европы. - Москва-Петроград, 1923. - С. 15.

15. Брюсов В. Вказ. праця. - С. 146 - 147.

16. Горький М. Вказ. праця. - С. 5.

17. Горький М. Вказ. праця. - С. 5.

18. Горький М. Вказ. праця. - С. 6.

19. ГорькийМ. Вказ. праця. -С.5.

20. Нитти Ф. Вказ. праця. - С. 139 - 140.

21. Ремарк Э. М. Три товарища. - М.: АО “Вита-Центр”, 1992. -С. 58.

22. Толстой А. Н. Вказ. праця. - С. 688.

23. Голсуорси Дж. Сага о Форсайтах. - Т. 2. - М.: Художественная литература, 1973. - С. 32.

24. ²²Ремарк Э. М. На Западном фронте без перемен. - М.: АО “Вита-Центр”, 1991. - С. 172.

25. Ремарк Э. М. Вказ. праця. - С. 161.

26. Хемингуэй Э Вказ. праця. - С. 40.