Инновационное развитие как программа действий

Россия стоит сейчас перед необходимостью найти адекватный ответ на два сложных комплекса проблем, обусловленных спецификой сложившейся ситуации.

Первый комплекс порожден особенностями нынешнего этапа мирового развития. Все более или менее развитые страны в той или иной степени пребывают сейчас на пороге перехода к инновационному обществу, по своему значению сравнимого с промышленной революцией ХVШ-ХIХ вв. и научно-технической революцией ХХ в. Такой переход предполагает неизбежность качественных перемен не только в экономике, но во всех сферах общественного организма.

Одновременно в мире все очевиднее складывается новая расстановка сил. Ее основные признаки — опережающее экономическое и социальное развитие многих стран, слывших в прошлом отсталыми, и, соответственно, появление новых претендентов на ведущие позиции в миропорядке. Если Россия намерена удержать за собой позиции державы, играющей заметную роль в мироустройстве, ей придется признать неизбежность движения в направлении, характерном для ядра мирового сообщества. В противном случае она пополнит круг государств, с полным основанием определяемых как слаборазвитые. Более того, не исключено, что под угрозой окажется ее существование как цельного, суверенного государства.

Второй комплекс проблем обусловлен особенностями внутреннего развития, но вместе с тем неразрывно ввязан с первым. Инновационное общество, будучи обществом знаний, предполагает иные, чем прежде, отношения индивида и общества, общества и государства. Следовательно, движение к нему неизбежно влечет за собой коренное преобразование общественных отношений, в том числе и прежде всего общественной системы. Разумеется, такое преобразование может предшествовать инновационному развитию лишь при исключительных обстоятельствах, поскольку в полной мере реализуется в процессе поступательного инновационного движения. Однако некоторые элементы новых отношений должны присутствовать с самого начала. Именно от них должен исходить первоначальный политический импульс, способный преодолеть инертность, свойственную любой системе.

Иными словами, выход на путь инновационного развития предполагает наличие политической системы (или ее элементов), которые не только не препятствуют, но и всячески способствуют ему. Между тем политическая система, сложившаяся в России, исчерпав свои потенции, оказалась не в состоянии справиться с этой задачей. Следовательно, чтобы начать движение, в политическую систему необходимо внести надлежащие изменения.

Возникшую необходимость начало ощущать общество. Необходимость политических изменений почувствовало и руководство страны. Были произнесены соответствующие слова. Последуют ли за ними реальные решения, пока неясно. Во всяком случае, оптимисты надеются на лучшее.

Как всегда в аналогичной ситуации, перед теми, кому предстоит действовать, встает сакраментальный вопрос: «С чего начать?» Чтобы привести к предполагаемому результату, политические действия должны опираться не только на представление о конечной цели, но и на адекватное знание исходной ситуации и возможных последствий управленческих решений. В противном случае их реализация, скорее всего, выльется в авантюру. Но знание реальной ситуации и представление о возможных последствиях принимаемых решений требует эффективной, не искаженной обратной связи между верхами и низами.

Пока страна такой системой не располагает. В ней не преодолена ориентация на поддакивание и «облизывание» власти. На опасность такой практики было недавно указано и сверху. Но для того, чтобы положить ей конец, недостаточно деклараций и упреков. Не поможет делу всего лишь расширенное использование новых возможностей Интернета.

Следовательно, одна из первостепенных задач трансформации политической системы в интересах инновационного развития — реанимация эффективной обратной связи.

Неприемлемо низка у нас эффективность управленческих механизмов. Политические решения, принимаемые властью, должны безоговорочно исполняться. Это своего рода аксиома. Без нее политический процесс либо превращается в говорильню в духе «пикейных жилетов», либо приобретает хаотический, неуправляемый характер. У нас на протяжении ряда лет нередко наблюдалось и то, и другое. А все попытки навести должный порядок давали, как правило, минимальные результаты. И дело в данном случае не в том, что кто-то чего-то не учел или не умеет. Хотя «неумех» тоже хватает. Дело в системе линейной властной вертикали.

Любая чрезмерно централизованная система управления, замкнутая на одну руководящую личность или небольшую руководящую группу, неизбежно приобретает все характерные для авторитарных режимов изъяны, сводящие на нет действительные или мнимые преимущества иерархизированной властной вертикали. Как правило, такие системы быстро теряют первоначальную эффективность. Решение проблем становится мнимым и влечет за собой лишь возникновение новых.

В основе подобного развития лежит ряд объективных обстоятельств. Чрезмерная централизация, свойственная властной вертикали, в принципе противоречит современной общественной динамике. Процесс не только принятия, но и реализации решений становится громоздким и неповоротливым. Линейная вертикаль порождает абсолютную зависимость управленческих структур от вышестоящих звеньев. Решающее значение приобретает не само свершенное дело, но способность подать его начальству. Одновременно минимизируется значение оценки результатов дела снизу.

Соответственно, объективно возрастает значение и роль общественного контроля над управленческими структурами. Он должен быть не просто усилен. Ему надлежит придать принципиально иной, институциональный характер. Иными словами, вертикаль власти должна быть дополнена горизонталью. Таково еще одно важное условие первоначального преобразования политической системы.

С учетом сказанного попытаемся представить себе модель предполагаемой трансформации, отвечающую не столько идеальным представлениям теоретической мысли, сколько назревшим потребностям общества, в том числе и в первую очередь его инновационного развития.

В циркулирующих моделях трансформации, заслуживающих серьезного рассмотрения, значительное, если не исключительное, внимание уделяется выборам в органы власти, соответствию их результатов волеизъявлению граждан, функционированию партий, гарантиям должного представительства различных групп интересов, предотвращению злоупотреблений при организации избирательного процесса. Это, безусловно, оправданно и заслуживает всяческой поддержки. Однако, констатируя это, не следует забывать, что выборы, как и межпартийные игры, — лишь верхний, наиболее заметный слой рассматриваемой проблемы. Существуют и другие, глубинные слои. Обычно в ходе дискуссий разговор о них не ведется. Между тем без их преобразования оздоровление политической системы, а следовательно, и выход на инновационное развитие практически невозможны. И здесь тоже можно многое сделать.

Для осуществления государством его функций не обязательно сохранять сложившуюся ныне разбухшую административную машину. Следовало бы вернуть ее к нормальному состоянию, в частности, отказавшись от чрезмерного дробления ведомств, вызывающего необходимость многочисленных согласований. Было бы полезным до предела сократить многоступенчатость исполнительной вертикали. Чем многочисленнее ступени, тем легче превратить спускаемый сверху импульс в его противоположность.

Жесткую властную вертикаль, исчерпавшую свою роль как средство борьбы с региональным сепаратизмом, надлежит преобразовать из административной в правовую. Это, в частности, предполагает передачу в низы дополнительных и финансово фундированных функций. Расширение полномочий на местах следует, естественно, сопровождать наращиванием ответственности местной власти перед законом. А вертикаль в той мере, в какой она необходима, можно поддерживать путем усиления контроля над правовой ситуацией.

Не избежать серьезных решений и в кадровой сфере. От взяточников и бездельников следует, естественно, избавляться. Это, однако, не должно рассматриваться как повод для форс-мажорных кампаний вроде всеобщей чистки. Они, как свидетельствует опыт, обычно не дают ожидаемых результатов и только парализуют работу системы. Гораздо целесообразнее организационный подход к кадровой проблеме на основе совершенствования и дальнейшего уточнения совокупности норм и правил аппаратной работы.

Эти нормы и правила должны в полной мере, в большей степени, чем до сих пор, определять как деловые, так и нравственные качества работника. На всех должностных уровнях, там, где это еще не сделано, следует регулярно осуществлять квалификационную аттестацию. Для лиц, находящихся на руководящих должностях, надлежит установить строго соблюдаемую возрастную границу, похожую на ту, которая существует в вооруженных силах. На некоторые категории ответственных чиновников должна быть распространена применяемая в отношении дипломатов практика регулярных территориальных ротаций. Продолжительность пребывания на одной и той же руководящей должности следует ограничить двумя-тремя сроками. Подобные меры, как свидетельствует зарубежный опыт, в состоянии стимулировать позитивные качественные сдвиги в работе административного аппарата.

Обычный гражданин чаще всего сталкивается с государством, обращаясь с конкретными проблемами к олицетворяющему его административному аппарату. И судит о режиме и политической системе по тому, как там встречают и реагируют на просьбы. О качестве работы этого аппарата уже шла речь выше. Оно, как говорится, «ниже колена». Выход в данном случае лишь один: максимально ускорить повсеместный переход к тому, что принято сейчас именовать «электронным правительством» — предельной инструментализации отношений между гражданином и управленческой системой. Их взаимоотношения должны сводиться к трем актам: запрос через Интернет, оплата, поступление конечного продукта — решения или документа. Этими отношениями должна быть проникнута вся сфера государственных услуг от получения паспорта до оформления наследства или уплаты налогов. Возможный результат такого поворота очевиден: недовольство поведением нерадивых чиновников перестанет быть фактором, формирующим складывающуюся в обществе негативную атмосферу.

Аналогичную роль может сыграть позитивный опыт управленческой работы на уровне муниципалитетов. Большинство наших граждан достаточно образованно, чтобы обладать широким кругом интересов. О том, что происходит вдали — за рубежом или в столицах, — они узнают, обратившись к периодике, телевизору или Интернету. Остаются сугубо житейские вопросы: работа, жилье, транспорт, торговая сеть, детские учреждения, поликлиника, школы. И все они, как правило, могут быть решены в пределах населенного пункта, составляющего обычно муниципальный округ. Если это происходит быстро и дает положительные результаты, у граждан формируется позитивное отношение к политической системе в целом.

Чаще, однако, конечный эффект бывает обратным. Муниципалитеты, как правило, не пользуются большой любовью. Объективных причин для этого немало. Во-первых, у них обычно не хватает средств, чтобы делать то, что от них ожидают. Во-вторых, работа в муниципалитетах мало престижна. Поэтому у руководства ими пребывают далеко не лучшие управленческие кадры. В-третьих, структура муниципалитетов, определенная законом, как и используемые ими методы, в малой степени учитывают специфику муниципальной работы.

Муниципалитеты не обязательно должны копировать организацию и формы управленческих усилий, применяемых на уровне региона и тем более государства. Если муниципальный округ не очень многочисленный, в нем могут быть широко использованы различные формы прямой демократии — решение всей совокупности вопросов, представляющих живой интерес для граждан, путем общих собраний или серии плебисцитов. В рамках муниципального округа это не так уж и сложно. Между тем опыт стран, использующих подобный метод, свидетельствует, что в результате его применения между населением и местной властью складываются прочные связи, которые, в свою очередь, гарантируют эффективность общегосударственной системы.

Не следует недооценивать с этой точки зрения и институализацию так называемой публичной сферы. Политически активная часть населения, влияющая на формирование общественного сознания, испытывает обычно устойчивую потребность в обмене мнениями и публичной демонстрации своих взглядов. Препоны, создаваемые в этой области, воспринимаются ею крайне болезненно и, естественно, усугубляют ее отчуждение. Чтобы избежать подобных последствий, в ряде стран был разработан цикл мер, который можно было бы условно назвать, опираясь на лондонский прецедент, «системой Гайд-парков». Это выделение в достаточно престижных местах специальных территорий для свободного проведения митингов любыми общественными организациями, не запрещенными судебным решением. Это создание сети крытых помещений, типа клубов, для свободного проведения любых общественных мероприятий. Это строгое соблюдение уведомительного характера проведения политических манифестаций и т. д. Пренебрегать этим опытом — себе дороже.

Разумеется, сделать все это одномоментно невозможно. Но и откладывать движение в эту сторону, мягко говоря, нецелесообразно. Тем более что в стране явно активизируются силы, решительно не приемлющие курс на перемены.

Выходя на тропу трансформации, неплохо иметь хотя бы приблизительное представление о возможных масштабах и формах сопротивления намеченным переменам как условии его преодоления. При этом очень важно отличать реальные угрозы от мнимых. Иначе можно долго и упоенно бить в пустоту, не получая заметного результата.

Склонность к этому, в частности, нередко проявляют наши крайние либералы. У них на генетическом уровне утвердилась аллергия к государству как таковому. Воспринимая государственную власть как нечто вроде гоголевского «Вия», они готовы взваливать на нее ответственность за все беды. Отсюда и суть многих рекомендуемых ими рецептов — перекреститься и сказать ему: «Изыди!»

Если бы все было так просто! Добиваешься трансформации политической системы? Хочешь инновационного развития? Нет проблем. Демонтируй государственные институты. Не препятствуй естественному ходу событий. Все в конечном счете встанет на свое место.

В реальной политической жизни ситуация выглядит по-иному. Если добиваешься перемен, надо действовать. А это значит использовать и государственные рычаги, тем более что в нынешних условиях их роль в общественной жизни возрастает.

Очевидно, что для осуществления реальных перемен необходима прежде всего энергичная и сплоченная команда. Ее, по всей вероятности, предстоит еще создать. Но одного этого, как свидетельствует опыт, мало. Требуются также поддержка или хотя бы благожелательный нейтралитет основного ядра властвующей элиты. А с этим дело обстоит, мягко говоря, непросто.

Не будем детально вспоминать о том, как складывалась эта элита в 1990-е гг. С тех пор произошло немало изменений. Острая конкурентная борьба и неумолимое время подорвали влияние ее первоначального ядра — советской партийно-хозяйственной номенклатуры и одной из фракций скоробогачей — олигархов. Оттесненной на задний план оказалась и вынесенная в свое время на поверхность претенциозная интеллектуальная контрэлита. Начиная с нулевых годов нового века освобождаемое ими место все более уверенно занимали, с одной стороны, вытесненные из силовых структур начальствующие и командные кадры, а с другой — выходцы из выросшего и укрепившегося бизнеса.

Последние годы наметился возрастающий приток в ряды властвующей элиты представителей молодых образованных поколений, имеющих более реалистические представления о проблемах, с которыми сталкиваются государство и общество. Пока, однако, их влияние не привело к принципиальным переменам.

В чем заинтересовано сейчас основное ядро властвующей элиты? Прежде всего, в сохранении и упрочении имущественных и властных позиций. Это находит отражение в его устойчивой ориентации на стабильность, трактуемую как неизменность сложившихся отношений собственности и власти. Соответственно, любые установки, направленные на перемены, пусть даже сулящие позитивные результаты, не вызывают у него какого бы то ни было восторга.

Изменить эту позицию не только можно, но и нужно. Но для этого надлежит продумать и реализовать меры, которые бы обеспечивали властвующей элите гарантии, способные не только ослабить ее враждебность переменам, но и придать им приемлемый для нее характер. В противном случае можно ожидать неприятностей на первом же крутом повороте. Опыт свидетельствует, что такие гарантии будут стоить стране и обществу существенно дешевле, чем потрясения, на которые может решиться недовольная переменами элита.

Аналогичные меры должны быть осуществлены по отношению к бюрократии, которой надлежит реализовать трансформационные импульсы, поступающие сверху. Существующая у нас управленческая система коррумпирована и не мотивирована на положительные сдвиги. При этом она достаточно влиятельна, чтобы перекрыть многие каналы преобразований. Вместе с тем не следует преувеличивать ее силы. В своей основе она не самостоятельна. Составляя «служилое сословие», она полностью зависит от «начальства» и достаточно гибка, чтобы своевременно повернуть туда, куда оно хочет. А если же содействие переменам подсластить материально, готовность служить перестанет быть условной. Главное для нее убедиться в том, что провозглашенные перемены задуманы всерьез, а не «понарошку».

Задача полного преобразования системы управления потребует длительного времени. Представление о возможности ее одномоментного решения — из области романтических фантазий. Быть может, для осуществления конкретных задач трансформации имело бы смысл создать, в порядке эксперимента, отдельные управленческие рычаги и институты, структурированные и организованные в духе новых исканий.

Непросто будут складываться в ходе трансформации и отношения с крупным капиталом. Массовое промышленное производство инерционно по своей сути. Его коренная переналадка требует существенных материальных затрат и усилий. Отсюда устойчивый консерватизм владельцев и руководителей такого производства, который сказывается также на отношении к политическим переменам. Это не позволяет исключать вероятности высокой степени сопротивления любым коренным новациям, даже тем, которые вроде бы не затрагивают непосредственные интересы рассматриваемой группы. Свести это сопротивление к минимуму можно только в том случае, если на государственном уровне будут созданы рычаги и стимулы, способные амортизировать потенциальные потрясения производства и общественной системы в целом в случае реализации новаций.

Крайне опасно игнорировать и то, что инновационная деятельность чревата для капитала повышенным риском. Вкладывать деньги в проекты, которые если и принесут прибыль, то не очень большую и не скоро, он не склонен. Отсюда общеизвестная приверженность капитала к краткосрочным инвестициям и финансовым играм. Достаточно вспомнить в этой связи, как вели себя крупные банки (причем не только российские) в разгар кризисных потрясений, получив в порядке срочной помощи крупные государственные средства.

О кредитах реальному производству и инвестициях в инновационные сферы они напрочь забыли. Какая часть полученных субсидий осела тогда в индивидуальных карманах, до сих пор не известно. И вообще, интерес к поискам на инновационном поле возникает у крупного капитала лишь тогда, когда появляется принципиально новая продукция, обладающая перспективами массового коммерческого спроса. Это же в полной мере относится к политическим переменам, чреватым сдвигами в сфере собственности и власти.

Придется, в частности, считаться с тем, что на первых порах интерес к инновационным поискам будут проявлять лишь инициативные бизнес-группы, занимающие маргинальные ниши. И именно от них следует ожидать поддержки трансформационных перемен политического порядка.

В свете сказанного выше непроизвольно возникает вопрос: есть ли в России общественные силы, искренне заинтересованные в движении к инновационному обществу и трансформации политической системы как необходимому его условию? Есть все основания ответить на этот вопрос положительно. Несмотря на общепризнанное снижение общего интеллектуального уровня, в России поныне сохранились многочисленные группы образованного населения, придерживающиеся различных политических взглядов и движимые несовпадающими интересами, но вместе с тем в полной мере отдающие себе отчет в жизненной необходимости перемен как в политической, так и социальной и экономической сферах. Понимание такой необходимости, как отмечалось выше, постепенно, но неуклонно прокладывает себе путь и в верхушечные группы населения, которые по тем или иным соображениям не хотят ни серьезный потрясений, ни тем более распада государства.

Отношение основной массы населения к переходу к инновационному развитию и модернизации политической системы выглядит пока неопределенным. Опросы, проведенные в последнее время, свидетельствуют, что значительная его часть либо вообще не слышала

о предлагаемых властью планах модернизации и трансформации политической системы, нацеленных на переход к инновационному развитию, либо имеет о них весьма смутное представление. Но дело не только в этом.

На протяжении истекших лет в России неоднократно предпринимались попытки выработать и предложить обществу различные варианты «объединяющей» ценностной системы. Несмотря на внешнюю привлекательность многих из предлагаемых вариантов, наиболее распространенной реакцией общества был и остается скептицизм. Причины его многообразны. Среди них основанное на личном опыте глубоко укоренившееся убеждение, что любые импульсы, поступающие сверху, в конечном итоге ухудшают условия существования основной массы граждан, и обусловленное этим недоверие к общественным силам, предлагающим чудодейственные рецепты всеобщего «осчастливливания».

Не следует игнорировать также того, что поддержки предполагаемых преобразований придется добиваться в условиях, определяемых длительным и глубоким мировым финансово-экономическим кризисом.

Исторический опыт свидетельствует, что экономические кризисы чреваты не только непосредственными, но и опосредованными последствиями. Одно из наиболее значимых из них — психологическое последствие. Его важная составная часть — воздействие на отношение общества к сложившейся системе власти, политическим структурам и доминирующим в них политическим силам. Соответственно модифицируются и типы массового политического действия.

Один из первоначальных признаков изменений — активизация накопившихся в обществе противоречий, задвинутых на задний план, как бы «замороженных», в так называемые тучные годы. Первые признаки такого «размораживания» ощутила и Россия. Проявились они не сразу и первоначально не в полную силу.

Веские причины для этого налицо. На протяжении ХХ в. население России испытало столько потрясений, что «болевой порог» у него существенно выше, чем во многих других странах. Острую реакцию населения частично смягчили также некоторые привходящие обстоятельства. У большинства граждан первоначально сохранялась надежда, что возникшие трудности мимолетны. А это, естественно, продолжало питать пресловутую российскую терпимость. Ей способствовала также некоторая, хотя и скромная, «жировая прослойка», приобретенная частью населения в «тучные годы». Свою роль сыграла социальная политика государства, пустившего в ход накопленные в «тучные годы» нефтедолларовые фонды. Но все это уже в основном в прошлом.

Заторможенная реакция общества на потрясения, которые вызвал кризис, дезориентировала некоторых представителей властвующей элиты. В ее кругах сложилось представление, что подобное положение сохранится и в дальнейшем вне зависимости от того, как поведут себя власти. А это, в свою очередь, толкнуло их на ряд, мягко говоря, непродуманных решений.

Поскольку финансовые резервы, которыми первоначально располагало государство, стали истощаться, а кризис все еще не кончался, страна (и прежде всего власть) оказалась перед острейшей проблемой: где взять жизненно необходимые средства? И тут возникла идея, что легче и проще добыть их в карманах рядовых граждан.

То, что в них после двух лет кризиса почти ничего не осталось, было расценено как несущественная мелочь. Более того. Уже первые признаки интереса институтов власти к содержанию карманов граждан породили своего рода «цепную реакцию» среди многочисленных любителей «халявы». То, что последовало, общеизвестно. Едва выйдя из праздничной «нирваны» нового, 2010 г., года Тигра, жители России были вынуждены с ужасом констатировать, что оживившиеся доморощенные тигры рвут на части их скудные личные бюджеты. Сейчас, спохватившись, власти заявили о намерении удержать наметившуюся тенденцию в разумных пределах. Но, судя по всему, удается это, мягко говоря, не в полной мере.

Естественно, что это не могло не сказаться на массовых настроениях, а следовательно, и на ориентациях большинства российских граждан. Уже проведенные замеры, при всей относительности полученных результатов, свидетельствуют в целом о повышении уровня раздражения у тех, кто ощутил последствия ценового урагана. А таких, как известно, большинство. Показателем роста этого уровня выступает, в частности, расширение сферы сублимации нарастающего раздражения на все новые объекты.

Сказывается ли это раздражение на политическом поведении? В какой-то степени да. Публичные протестные акции участились. В отдельных регионах страны наметились подвижки в электоральном поведении. Тем не менее очевидно, что происходящие перемены гораздо слабее, чем темпы нарастания раздражения.

Очевиден и ответ на вопрос, почему это происходит. В обществе и стране в целом до сих пор не сложилось сколько-нибудь убедительной альтернативы перспективе развития и политическому курсу, принятым властями. Системные (представленные в парламенте) партии выдают за нее общие рассуждения, далекие от проблем, которые волнуют общество. У них, как правило, нет реальных достижений на местном уровне, на которые можно было бы сослаться. На их репутации негативно сказывается острый дефицит молодых, деятельных, харизматических лидеров, за которыми могли бы пойти массы.

Несистемные (как правило, радикальные) политические силы «закапсулировались» в своем маргинальном гетто и не в состоянии продемонстрировать обществу ничего, кроме хорошо известного обстоятельства, что они терпеть не могут нынешнее государственное руководство, не прочь «порулить страной» и что идеалом общественного устройства для них является хаос, утвердившийся в России в трагические 90-е гг. Не удивительно, что их попытки использовать рост накопившегося в обществе раздражения, чтобы нарастить политическую мускулатуру, не дают существенных результатов. У них, конечно, сохранилась и сохранится в дальнейшем своя аудитория. Но политического будущего у них нет и вряд ли будет.

Подобная ситуация далеко не оптимальна. Отсутствие убедительной общественно-политической альтернативы препятствует объективно необходимой разрядке раздражения масс на путях политического поведения, не выходящего за пределы конституционного поля и принципов парламентаризма. Отсюда реальная перспектива расширения сферы негативной сублимации, сопровождаемой вспышками гнева, а также массовых, трудно контролируемых действий. Не исключено, что в случае их возникновения к ним постараются пристроиться до сих никому не известные, но весьма разрушительные политические силы.

Очевидно, что в этих условиях заручиться поддержкой перемен в политической системе и предполагаемого инновационного развития со стороны массовых групп населения власть сумеет лишь в том случае, если предоставит убедительное свидетельство своей готовности считаться с интересами населения страны. Каждый этап предполагаемых перемен должен сочетаться с хотя бы небольшими позитивными сдвигами в условиях существования людей. В противном случае эти перемены, при всей их объективной обусловленности, окажутся скомпрометированными.

В этом случае не исключен вариант, в рамках которого раздражение, накопившееся в обществе, может реализоваться в виде регрессивных установок, устремленных в далекое прошлое и отрицающих любые новации.

Объективная сложность ситуации находит свое отражение и в идейно-теоретической сфере.

Первыми на сформулированный верхами тезис о модернизации и инновационном развитии откликнулись эксперты, относящие себя к числу политологов. Обзор высказанных ими взглядов позволил выделить два наиболее типичных подхода. Один из них можно условно назвать экстремистко-охранным. Он, в свою очередь, распадается на две подгруппы. Сторонники первой подгруппы решительно отвергли идею сколько-нибудь существенной модернизации и выступают против любых преобразований в политической системе. Вторые вроде бы готовы пойти на некоторые эксперименты, но рассматривают их как своего рода косметический ремонт квартиры: в пределах побелки потолка или переклейки обоев. Исходные позиции остались при этом теми же: жесткость сложившихся экономических ориентиров и политических институтов должна оставаться неизменной, но внешней их стороне было бы неплохо придать более благообразные формы.

На противоположном полюсе сконцентрировались взгляды, ориентированные в первую очередь либо на слом всей политической системы, либо, по меньшей мере, на замену ее основных элементов. Из соображений политкорректности назовем их обтекаемо-негати- вистскими.

Последнее время понимание того, что модернизация и ее стержень — инновационное развитие — не просто модный набор слоганов, вброшенных в общество с эгоистической целью придать некий смысл действиям нынешней власти, но реальная проблема, которую диктуют объективные обстоятельства, вывело дискуссию за пределы экспертного сообщества, в нее включаются политические партии, представленные в парламенте и претендующие на участие в формировании общественных и политических процессов. Данное обстоятельство внесло в продолжающийся обмен мнениями новые существенные элементы.

Отрицательное отношение к тезису о модернизации в сформулированных партиями подходах формально отсутствует. Но в такой же степени отсутствует более или менее адекватное понимание и содержания модернизации, и ее соотношения с инновационным развитием, и характера назревшей трансформации политической системы. Уже сейчас, несколько укрупняя, есть все основания говорить о появлении на политической арене трех моделей модернизации: ретроградно-стабилизационной, неолиберальной и провозглашающей себя левой.

Первая была предложена теоретиками партии власти. Ими же было придумано ее наименование как консервативной модернизации. Очевидная противоречивость и теоретическая несостоятельность этой формулы вызвала град насмешек. Конечно, всерьез относиться к ней нелепо. Однако у нее есть свой, реальный смысл. Она предполагает ставку на возможность осуществлять ставшие необходимым преобразования в сфере экономики и политики таким образом, чтобы ни в коей мере не подорвать отношений собственности и не ослабить позиции правящей верхушки. Есть также основания предположить, что предлагаемая формула представляет собой попытку компромисса, способного временно примирить интересы той части властвующей элиты, которая не готова ни на йоту сдвинуться с занятых позиций, и ее оппонентов, понимающих, насколько опасно абсолютное игнорирование назревших изменений.

В основе неолиберальной модели лежит тезис, согласно которому модернизация — это прежде всего установление политических отношений, представляющих собой своеобразную кальку с тех, которые сложились на Западе в новое и новейшее время. Условием экономической модернизации провозглашается дальнейший уход из экономических сферы государства и его институтов и распространение рыночных отношений на новые сферы. Предполагается, что, двигаясь по этому пути и ориентируясь на догоняющее развитие, Россия сумеет создать условия для мощного экономического рывка. То, что эта практика доказала свою несостоятельность и что все большая часть стран Запада уже относится к ней крайне критически, игнорируется.

На обладание левой моделью модернизации и инновационного развития настойчиво претендует КПРФ. В наиболее четком и в то же время сжатом виде она изложена в докладе ее лидера Г. А. Зюганова на пленуме ЦК в апреле 2010 года.

Основной ее тезис сводился к тому, что в России возможна лишь социалистическая модернизация. Но тогда она реальна лишь в условиях социалистического общественного строя. Как известно, пока объективных предпосылок для его установления сейчас нет. Следовательно, желаемая модернизация исключена. Разумеется, этот вывод не сформулирован. Но он неизбежно напрашивается. Быть может, именно поэтому многие из мер предполагаемой модернизации изложены так, что их практически реализовать попросту невозможно.

Такова, быть может, несколько упрощенная, но в целом объективная картина.

Подводя итоги сказанному выше, невозможно отделаться от впечатления, что в модернизации как политике сегодняшнего дня ни одна из действующих в стране партий пока не разобралась. И никакой альтернативной политики в этом деле предложить не может.

Быть может, они продолжат поиск? Это было бы полезным. Ведь взвешенная позиция может быть выработана только в том случае, если при ее подготовке задействован весь спектр всесторонне продуманных позиций.