Имперский порядок в современных условиях

С Нового времени и до наших дней имперский проект демонстрировал все меньшую актуальность. Сегодня, в эпоху глобализации, вообще крайне трудно представить возрождение «классической» империи. Правда, Соединенные Штаты Америки нередко называют «неоимперией» или «империей нового типа», однако в данном случае это, скорее, фигура речи, а не строгое научное определение. Так, за редкими исключениями, в отношении США невозможно говорить о прямой территориальной экспансии — ей на смену пришло навязывание партнерам новых форм экономической и политической зависимости. Разумеется, американская идеология ориентирована на экспорт американских ценностей, однако подобное стремление сталкивается с все более ощутимым противодействием за пределами США, которое, бесспорно, будет нарастать. Поэтому говорить об успехах на данном направлении тоже, по меньшей мере, преждевременно. Более того, в самих Соединенных Штатах нет консенсуса по поводу внешних проекций «американской мечты». В последние годы на фоне неудачного вмешательства в Ираке все большее число американцев выражало свое неодобрение слишком активному навязыванию американских «правил игры» остальному миру.

Кроме того, создание и, главное, поддержание империи требует огромного потенциала. И если в отношении финансово-экономических ресурсов претензии США на имперское лидерство выглядят до известной степени обоснованными (хотя и это нередко оспаривается), то человеческих ресурсов им явно не хватает (Ferguson 2004a). Наконец, что также очень важный аргумент, сами Соединенные Штаты — государство, построенное на идеях индивидуальной свободы и демократии, которые прямо противоречат имперскому проекту. Таким образом, эту страну вполне можно называть глобальным лидером, присвоившим себе право нарушать международные юридические нормы, но о возрождении классической империи в отношении ее говорить бессмысленно, ибо имперские возможности здесь многократно преувеличены.

Еще менее серьезным выглядит рассмотрение имперской идеи применительно к Европейскому Союзу. Действительно, в данном случае развитие нового объединения определяется региональной экономической интеграцией (внутреннее измерение) и формированием нового центра силы (внешнее измерение). Объединение Европы можно считать уникальным примером успешной экспансии на ограниченной территории континента, но при этом Союз как целое ни в коем случае не стремится к беспредельной экспансии вовне. Политический контроль над нестабильными регионами его не привлекает; по сути, новое интеграционное объединение выступает так называемой гражданской силой (civilianpower), основные рычаги которой имеют экономический характер.

Ассимилируя составляющие их народы и демократизируя 42 институты власти, империи могут трансформироваться в многонациональные федерации (Ливен 2007). Действительно, генетическая взаимосвязь империи и федерации представляет собой довольно привлекательную тему для исследователя. В частности, обращает на себя внимание тот факт, что крушение почти всех европейских империй завершилось складыванием на их месте федеративных форм государственности. Сказанное верно в отношении австро-венгерской, германской, российской империй. Британская колониальная империя, историческое ядро которой начало масштабные эксперименты с федерализмом только в XX веке в ходе процессов деволю - ции, оставила после себя более десятка федераций в самых разных уголках мира. Очевидно, что тема преемственности во взаимоотношениях двух внешне антагонистичных моделей, имперской и федеративной, ждет тщательного изучения (Захаров 2008: 16—44).