Консерватизм и государство

Отношение классического консерватизма к государству произрастает из его понимания человеческой природы. Как неоднократно отмечалось, в основе консервативной идеологии лежит «философия человеческого несовершенства». В то время как иные идеологические течения исходят из того, что люди по природе «добры» или же что их можно сделать «добрыми», изменив материальные обстоятельства их жизни, консерватизм настаивает на порочности и неизменности человеческой сути. Для того чтобы быть абсолютно свободными, люди слишком испорчены. По этой причине их постоянно приходится ограничивать, ибо полностью раскрепощенный разум с неизбежностью влечет за собой порок и разрушение. Наука, по утверждению де Местра, портит человека, она «наполняет его высокомерием и гордыней, отвращает от самого себя и подобающих мыслей, делает его врагом всякого повиновения, восстающим на все законы и установления, и безоглядным поборником любого нововведения» (Берлин 2001: 237—238). А порождаемый ею избыток своеволия ведет к ошибочному представлению о равенстве всех людей, которое, как полагал Бёрк, противоречит универсальному закону естественной конкуренции.

Предназначение государства состоит в том, чтобы держать индивидуальный разум в узде, противопоставляя его безграничным притязаниям непостижимую тайну властвования. «Правительство — это настоящая религия. Она имеет свои догматы, свои таинства, своих священнослужителей. Позволить каждому обсуждать правительство — значит, разрушить его», — говорит 86 де Местр (Берлин 2001: 244). По его мнению, не выдуманный

просветителями «общественный договор», но изначальное превосходство сильных над слабыми выступает основой претензии на государственную власть. Признание правителями тех, кто выше по рождению, на чем и держится все общественное здание, не нуждается в рациональном обосновании и недоступно таковому. В основе государства, таким образом, лежит тайна; его пути непостижимы рациональными средствами, и потому все, что остается подданному — это слепое повиновение.

Понятно, что власть, утвердившаяся на подобном иерархическом фундаменте, будет регулярно обращаться к насилию. Традиционный консерватизм, в отличие от неоконсерватизма, всегда выступал в пользу «твердой руки», интерпретируемой вполне буквально. С позиций классического консерватизма насильственные методы разрешения конфликтов и споров следует считать неотъемлемой частью общественной жизни. «Род человеческий можно уподобить дереву, которое невидимая рука неустанно подстригает и которое часто от этого выигрывает» (де Местр 1997: 48). Регулируя степень применяемого к гражданам принуждения, государственный аппарат компенсирует два главных бедствия, поражающих современный социум: избыток свободной мысли и дефицит религиозной веры. Здесь исключительно важен описанный де Местром собирательный образ палача, символизирующий карающую мощь государства: «Лишите мир этой непостижимой силы — в одно мгновение порядок обратится в хаос, троны рухнут и общество исчезнет» (Берлин 2001: 257).

Но, несмотря на принципиальную роль, которую отводит государству консервативная идеология, отношение ее последователей к власти не всегда было столь однозначным. С одной стороны, именно государственные институты служили для них залогом социальной устойчивости и процветания.

В их интерпретации государство, безусловно, отнюдь не тот «ночной сторож», о котором говорили либерально настроенные мыслители, поскольку оно активно, деятельно, зримо. [См. статью Либерализм.] С другой стороны, эксцессы Французской революции приучили консерваторов относиться к притязаниям государственной власти с большой настороженностью, так как, по их мнению, государство, игнорирующее роль первичных социальных групп — семьи, церкви, корпорации, — превращается в необузданного тирана. Впоследствии все эти сомнения, порожденные самой историей, были отражены в теоретических построениях неоконсерватизма.

В сфере практической политики консервативной идеологией с XIX века руководствовались довольно многочисленные политические партии, среди которых наиболее заметными были консервативная партия в Великобритании, христианско- демократические партии в Италии и Германии, либеральнодемократическая партия в Японии. На протяжении своей истории эти организации неизменно высказывались в пользу органического и эволюционного подхода к общественному развитию, отвергая радикализм во всех его формах и ориентируясь, скорее, на умеренное крыло консервативной мысли. Присущие им мировоззренческие установки не всегда подкреплялись наличием четко выстроенной идеологии или политической философии, но данное обстоятельство не отражалось на влиятельности этих партий, поскольку они апеллировали к традиции в самом широком смысле этого слова. По-видимому, их авторитет будет весомым до тех пор, пока наиболее значимой ценностью для граждан развитых государств останется политическая и экономическая стабильность.