Самоуправление в эпоху глобализации

Вопрос о влиянии глобализации на самоуправленческую практику связан с более широкой проблемой эволюции власти в современную эпоху. В мире, где временные и пространственные границы играют все меньшую роль, происходит неизбежная концентрация власти. Идет кристаллизация тех центров, которые принимают решения, в первую очередь на наднациональном уровне. Специалисты расходятся во мнениях о том, какую роль муниципальные начала играют в новом политическом, экономическом, социальном контексте. Некоторые считают, что в современных условиях местное самоуправление утрачивает свою актуальность. Как естественное следствие технического и информационного прогресса, власть делается все более анонимной, в то время как самоуправление всегда личностно. В итоге муниципальная практика обезличивается и механизируется; вместо того чтобы поддерживать дух общественной солидарности, институты самоуправления сосредотачиваются на обеспечении всевозможных услуг. Более того, в 1990-е — 2000-е годы типичный муниципальный совет за рубежом не предоставлял услуги сам, но, скорее, следил за их предоставлением, заботясь не столько о правлении, сколько об управлении (“more concerned with governance than government”). Соответственно менялась и роль гражданина в местном самоуправлении: он все более становился потребителем и только потом — избирателем (Hague, Harrop 2001: 213—214).

Другая группа специалистов из тех же предпосылок делает прямо противоположные выводы. Они полагают, что в глобальном мире значение места, локального, неизмеримо возрастает. Одна и та же динамика порождает и централизацию, и децентрализацию, в результате чего локальные и региональные сообщества укрепляют свое влияние в соответствующих национальных контекстах. Самоуправление на местах в новых условиях обретает второе дыхание, ибо в нем люди начинают видеть своеобразную форму адаптации своей уникальной и самобытной жизни к универсальному и однотипному внешнему окружению. В структурах низовой общественной солидарности, близких и понятных индивиду, пытаются видеть позитивную альтернативу государству, в глазах отдельно взятой личности неизменно чуждому и непонятному. Подобный взгляд на самоуправление, созвучный мировоззренческой парадигме постмодернизма, широко практикуется всевозможными альтернативными движениями. [См. статьи Постмодернизм и Федерализм.]

Что касается переходных обществ, включая Россию, то здесь в обозримой перспективе самоуправление останется фактором вторичным и подчиненным, поскольку возмещение ущерба, нанесенного социальному капиталу тоталитаризмом, требует не только возвращения подданным бывших коммунистических режимов элементарного минимума свобод, но и основательного экономического подкрепления, а также времени. Кроме того, весьма вероятно, у нашей страны в грядущих метаморфозах самоуправленческих начал будет особый путь, обусловленной пресловутым «ресурсным проклятием» и обусловленной фундаментальной слабостью отечественной экономики. Прогнозы, делаемые в этой связи исследователями, печальны: «По мере того как страна все в большей мере зависит от экспорта энергоносителей, российские элиты в той же мере становятся заинтересованными в концентрации извлекаемой ренты и, следовательно, в дальнейшей финансовой централизации и дальнейшем упадке экономической и политической автономии местного самоуправления» (Гельман и др. 2008: 358). И как разорвать этот порочный круг — остается только гадать.