Государство и война

В структурной теории Уолтса второй уровень анализа природы войны — это государство. В условиях анархии, то есть отсутствия верховной власти в международной системе, «[в отношениях] между государствами естественным является состояние войны». За свободу действий государствам приходится платить пропорциональным уменьшением безопасности. Этот тезис Уолтса не означает, что войны — постоянное и обязательное состояние международных отношений. Его смысл состоит в том, что каждое государство должно быть готово к тому, что против него применят силу. Каждое из них по своему усмотрению решает вопрос о войне, выполняя задачу обеспечения собственной безопасности. Войны происходят при конфликте интересов и в ответ на действия других государств, которые изменяют сложившееся статус- кво.

Война между государствами не устанавливает, кто прав или кто главнее, а лишь фиксирует распределение потерь и выгод между соперниками и устанавливает на некоторое время наиболее сильного из них. По Уолтсу, война как общее явление не есть аномалия, потому что она не направлена на разрушение международной системы в целом. Война происходит между однородными по своей функции элементами — государствами.

Конечно, слабые далеко не всегда решаются на вооруженную борьбу, предпочитая следовать в фарватере политики сильных государств. Для малых государств может сложиться ситуация относительной свободы, если для великих держав их действия не представляют значительного интереса. Находясь под давлением различных факторов, слабые страны чаще предпочитают подчинение, что создает дополнительный соблазн политики силы. Современные США пытаются продлить состояние своего лидерства из соображений выгодности, но на деле ускоряют тенденцию многополярности. Вместо того, чтобы привлечь обновленную Россию к сотрудничеству с Европой, США пошли на расширение НАТО и способствовали сближению России с Китаем. Попытки указывать китайским лидерам, как надо строить демократию вкупе с укреплением военного присутствия в регионе, ведут к охлаждению отношений. Тем самым ускоряется формирование нового баланса сил на Востоке, который сокращает эпоху безраздельного лидерства США.

Важно обратить внимание на то, что восстановление баланса не является самостоятельным и универсальным законом, действующим на системном уровне. Его складывание зависит от решений государств, и в этом смысле Уолтс различает баланс как отношение и как стратегию государства. Политический курс государств, не учитывающий логику баланса сил, готовит почву для военных конфликтов. Стратегия баланса сил оптимальна с точки зрения теории Уолтса. Она отражает главную тенденцию эффективной политики великих держав, действующих на региональном или глобальном уровне. Политика баланса сил применима и к малым странам, однако на практике любые государства по различным причинам могут проводить политику вопреки этой логике.

Общие причины войн не следует выводить из тех или иных свойств (признаков) государств самих по себе, будь то политическая идеология, экономическая система или общественные институты. Уолтс считает, что форма правления и политическая организация общества не является достаточным критерием агрессивности государства. Даже становление демократии не обошлось без рек крови, что видно хотя бы из опыта Французской революции. В качестве яркого примера он приводит тринадцать штатов Конфедерации, о которых Александр Гамильтон писал в Федералисте: если оставить их в виде свободно ассоциированных республик, то войны между ними будут так же «популярны» и часты, как королевские. С другой стороны, политические различия не мешали союзу США, Англии и СССР в войне против фашистской Германии. Точка зрения времен холодной войны на СССР как главный источник войн тоже оказывается несостоятельной. Это государство просуществовало всего несколько десятков лет, а войны как были до него, так и остались после.

Если вообразить, что все страны мира встали на путь либеральной демократии, они и тогда не будут уверены, что сегодняшний друг завтра не станет источником угрозы. После окончания холодной войны и усиления влияния либеральной демократии разразились военные конфликты на Балканах, на Ближнем Востоке, в Африке, по границам России. По Уолтсу, причина кроется не в политической ориентации государств, а в серьезном изменении баланса сил. Современные западные демократии воюют реже между собой, зато объединяются в войнах против стран «третьего мира».

По мнению Уолтса, не только западная мысль, но и марксизм не дал четкого ответа о природе войны в связи с политической организацией общества. Карл Маркс утверждал, что государство есть аппарат политического господства буржуазии. В международную политику тоже привносилось отношение эксплуатации и насилия одних государств над другими. Маркс связывал исчезновение войн с уничтожением эксплуатации и буржуазного государства. Но почему политика социалистических государств должна быть мирной, теория Маркса не говорит, оставляя это для будущего. А будущее показало, что военные конфликты возможны между Китаем и Вьетнамом или Китаем и СССР.

Рост взаимозависимости и наблюдаемый процесс глобализации многие считают условием, которое снижает риск войны. Для Уолтса это далеко не так, потому что международная структура накладывает ограничения на сотрудничество государств, и они не в силах получить на практике все потенциальные преимущества от взаимовыгодного партнерства. Международное разделение труда не означает справедливого распределения прибыли, что ставит определенные пределы сотрудничеству. Все участники кооперации стремятся максимально увеличить свои прибыли, и в итоге это приводит к перераспределению силы. Государство, сумевшее получить наибольшие выгоды, вполне может их использовать во вред интересам партнера. Кроме того, углубление международной специализации в производстве товаров объективно делает государство более уязвимым, если зависимость от импорта становится значительной. По крайней мере, наиболее могущественные государства даже в условиях взаимозависимости будут стремиться обеспечить себе максимальный контроль за необходимыми ресурсами.

Рассуждения Уолтса о взаимозависимости хорошо иллюстрирует политика США по сбережению собственных нефтяных запасов, что позволяет значительно снижать зависимость от нежелательных колебаний мировых цен. Одновременно США стремятся поддерживать необходимый контроль в зоне Персидского залива и обеспечивать свой импорт из альтернативных источников углеводородного сырья.

В таких областях, как военно-технические разработки, глубокая кооперация вообще вряд ли возможна, если не считать исключительных случаев типа отношений США и Канады. Несмотря на стратегическое партнерство и экономическое сотрудничество США и Японии, между ними периодически вспыхивают торговые войны. Процессы интеграции современного мира подтверждают тезис Уолтса о взаимозависимости: потенциал взаимной выгоды не реализуется, так как неравенство между великими державами и странами «третьего мира» не только не сокращается, но и увеличивается. Это создает объективные условия для конфликта.

Целый ряд факторов, касающихся жизни государства, имеет влияние на возникновение войн. Если исходить из того, что опубликовано в американской научной литературе, то этот набор гораздо шире, чем предлагает теория Кеннета Уолтса (обеспечение безопасности). По мнению Уолтса, подобное расширение причин приводит к смешению собственно теории международной политики с анализом внешней политики государства и в методологическом плане является шагом назад, к «классическому» реализму. Тогда причиной войны может стать что угодно, ибо история человечества многообразна и не повторяется в точности. Кроме того, становится гораздо сложнее выделить первичные причины. С точки же зрения оппонентов Уолтса, без конкретного внешнеполитического контекста теория международной политики будет неполной и потеряет объяснительную силу, оставаясь статичной.

Структурный реализм Уолтса не дает развернутого ответа об обратном влиянии государства на систему, о том, как внешняя политика и другие дисциплины должны включаться в его теорию, как нужно рассматривать взаимодействие государств, оставаясь в рамках структурного подхода. Об этом можно судить лишь по прикладным работам самого Уолтса, посвященным изучению текущей политики. В итоге многие неореалисты опираются не на общую теорию, а частные гипотезы, пытаясь компенсировать недостатки структурного реализма. Как и предсказывал Уолтс, на практике это привело к смешению между общими и конкретными причинами войны, между причинами и следствиями. С одной стороны, продолжается тенденция к расширительному толкованию самого понятия безопасности, с другой, в зависимости от конкретных исторических условий, причинами войн объявляется самое разное сочетание факторов. Таким образом, при изучении природы войны на уровне государства невозможно обойти важную методологическую проблему — ограниченность структурного реализма как теории.

Учитывая сказанное, далее речь пойдет не о причинах войн, в том смысле и на таком уровне абстракции, который предполагает общая теория, а лишь о наиболее часто обсуждаемых частных гипотезах и систематизации политического опыта последних лет. По сравнению с системным уровнем анализа здесь можно наблюдать еще более сильную эрозию базовых принципов неореализма, связанную, помимо расширительного толкования безопасности, с отсутствием единой иерархии причинных связей, а также с привлечением внутриполитических факторов для объяснения процессов международной политики. Дополнительно отметим, что американские авторы не всегда корректно определяют такие важные понятия, как «нация», «народ», «империя», «демократия», «государство-изгой».