Существование государств-империй

Империи изучались разными общественными науками. Они находились в фокусе внимания истории и компартивистики, геополитики, политэкономии, марксизма-ленинизма и неомарксизма, поэтому к моменту формирования неореализма уже существовало множество аспектов и точек зрения на этот предмет. Как отмечает Доминик Ливен, в понятие империи вкладывали различный смысл в разных странах и в разные времена. В средневековой Европе как нечто положительное и универсальное, в конце XIX в. как символ процветания, а в XVIII в. и во второй половине XX в. как негативное явление, несущее угнетение и авторитаризм. В Великобритании «империя» ассоциируется с героической страницей собственной истории; в современных США фиксируется негативное значение типа «мировое зло», применимое и к межгалактическим фантастическим войнам, и к враждебным государствам. В условиях советско-американского противостояния в годы холодной войны в понятие империи часто вкладывался заведомо негативный идеологизированный смысл.

Показательно, что до сих пор большинство американских ученых выступает против того, чтобы считать современные США империей. Если они и употребляют этот термин, то в метафоричном значении, подчеркивая масштаб превосходства. В качестве довода указывают на то, что страна образовалась в ходе колониальной войны за независимость, а также на демократизм политической власти. Однако если считать империей в самом общем виде некую систему влияния, которая основана на процветании, могуществе и культурной привлекательности, то США вполне подпадают под определение империи. Большинство современных работ исторического жанра условно делят на две группы. Одна из них сосредоточена на европейских морских империях, их колониальном опыте, экономической и культурной агрессии. Другая — на материковых империях, которые отличает абсолютизм, военная мощь, иногда религиозный универсализм.

Неореализм не внес концептуальной новизны в изучение империй, оставшись преимущественно эклектичным. Термины «империя» «гегемон», «мировой лидер» использовали сторонники циклических теорий, гегемонистской стабильности и историко-системного направления, не особенно вдаваясь в проблему определений. В этих работах влияние империи или гегемона рассматривалось главным образом сквозь призму их системной роли. В большинстве случаев имеется в виду преобладание в международной системе с точки зрения распределения силы, а не специфика и формы влияния.

Некоторые авторы вкладывали в эти термины несовпадающие значения, иногда противопоставляя их между собой. Например, Джон Миршаймер называет гегемоном «такое государство, которое доминирует над всеми государствами системы». По его мнению, Британскую империю XIX в. не следует считать гегемоном, так как она имела серьезных соперников в лице России, Франции, Пруссии. Джордж Модел - ски, представитель теории циклов, делает акцент не на превосходство лидера, а на его инновационную активность и способность конструктивно влиять на международную систему. В отличие от Миршаймера, он причисляет Британию XIX в. к гегемонам.

На уровне анализа взаимодействий государств неореалисты уделяют основное внимание связи военной экспансии с внутриполитическими атрибутами государства-империи. В работах такого рода империя тоже трактуется широко и неопределенно, по сравнению с исследованиями исторического жанра: как некий конгломерат народов, управляемый доминирующим этносом. Чаще всего не различаются формы объединения, степень зависимости, форма правления и политический строй. В результате в одном ряду оказываются империи Древнего мира; колониальные империи с заморскими владениями по типу Великобритании и Франции; протектораты, возникшие после распада колониальных систем; Оттоманская и Австро-Венгерская империи; царская Россия; тоталитарный СССР вместе со странами Восточной Европы; фашистская Германия. Расплывчатый критерий принадлежности к империи приводит к тому, что у современных американских авторов СССР считается империей, а Китай, Индия и Индонезия — полиэтничными обществами. Но в полиэтничных государствах тоже есть доминирующая этническая группа. В чем тогда состоит отличие империи от многонационального государства, остается неясным.

Джэк Снайдер видит особенность империй в том, что при существовании сплоченных элит экспансионизм государства превосходит тот уровень, который необходим для разрешения внутренних экономических и политических проблем. Под империей он понимает периоды экспансии в истории великих держав: Германии, Британии, СССР, Японии, США. Захватническая политика этих государств диктовалась интересами элит. Каждая из элит отличается по интересам и предлагаемым средствам для их достижения. Одни отдают предпочтение экспансии, другие стремится к достижению полного контроля над экономикой. Элиты образуют долгосрочный союз и добиваются контроля над идеологией и средствами пропаганды.

Для укрепления своей власти правящая коалиция создает «стратегические мифы», маскируемые под национальные интересы, которые готовят рациональную базу агрессивной политики. Мифы, на которых останавливается Снайдер, связывают необходимость военной экспансии с проблемой безопасности. «Теория домино», популярная в годы холодной войны, говорит о кумулятивном эффекте при потере влияния над периферийными странами. В итоге империя лишается источников мощи для успешной борьбы с конкурентами.

Другой миф убеждает в преимуществах нападения перед обороной, например, когда речь идет о нестабильной границе. Третий сводится к навязыванию политики устрашения, чтобы политический оппонент перешел от стратегии балансирования к стратегии следования в фарватере лидера. Снайдер считает, что в истории достижение безопасности через экспансионизм редко приводило к успеху. Это связано с тем, что подобная практика противоречит двум принципам международной политики: балансу сил и постоянному росту стоимости военных расходов. В результате империя перенапрягает силы и терпит поражение.

По Снайдеру, чрезмерная экспансия в большей мере характерна для государств с консолидированными элитами и в меньшей — для демократических. В последних труднее навязать мифы, потому что нет монополии на средства массовой информации, а интересы различных элит сложно согласовать. Снайдер считает, что трактовка неореалистами военной экспансии империй выглядит неполной, а порой она близка к неолиберализму. Объясняя экспансию, он делает акцент на внутриполитические факторы: интересы элит и навязывание агрессивной идеологии и стратегии. Правда, тезис о том, что при демократии элите гораздо труднее навязывать обществу выгодные мифы, в общем-то, сам является мифом, как показали хотя бы кампании в Великобритании и США по подготовке общественного мнения к интервенции против Ирака в 2003 г.

Распад империи также может приводить к росту насилия как внутри бывших владений, так и во внешней политике новых государств. Пока империя существует, она обеспечивает безопасность от внешнего противника и разрешает внутренние противоречия между народами. Крах верховной власти сопровождается тем, что для новых субъектов международной политики исчезают гарантии безопасности. Плюс к этому семена конфликтов заложены в принципе и средствах, которые были в основании империи: жестокое завоевание или подавление сопротивления, создание искусственных внутренних границ между этносами, насаждение противоречий между ними для отвлечения от борьбы с центральной властью.

Коллапс империй способен провоцировать цепную реакцию нестабильности в других полиэтничных государствах. Еще до распада СССР Пол Кеннеди отмечал, что дезинтеграция такой страны чревата военными конфликтами. «Нет ничего в характере или традициях государства русских, чтобы утверждать, что оно может когда-нибудь легко принять упадок империи. Из истории очевидно, что ни одна из чрезмерно больших, многонациональных империй... — Оттоманская, Испанская, Наполеоновская, Британская — не возвращалась к начальной этнической базе до тех пор, пока не терпели поражение в войне с великой державой или были ослаблены войной, так что уход империи становился неизбежным». Марк Кац считает, что по примеру СССР возможно оживление сепаратизма в Китае, Индонезии, Индии. Тенденция к фрагментации может стать самым серьезным вызовом безопасности международной системе в начале третьего тысячелетия.

Народы, получившие суверенитет в результате развала империй, часто создают лишь неполноценные государства, провоцирующие конфликты и нестабильность самим фактом своего существования. Именно так произошло с некоторыми бывшими союзными республиками в составе СССР или бывшей Югославии. Одни псевдо-государства длительное время вынуждены решать проблемы спорных территорий, равенства в многонациональном обществе, доказывать собственную легитимность. В процессе государственного строительства многие этнические группы зачастую оказываются в ущемленном положении. Другие государственные новообразования не имеют ресурсов для независимого существования. Третьи в прошлом были частью нескольких государств, что умножает обозначенные проблемы.

Ситуация усугубляется тем, что великие державы способствуют или препятствуют развалу империй исходя из своих политических интересов. Кувейт долгое время был провинцией Ирака внутри Оттоманской империи, а затем получил статус независимого государства. Поэтому имели свои основания как претензия Саддама Хусейна на присоединение Кувейта, так и стремление Кувейта сохранить независимость, которую он не в состоянии защитить без непосредственной военной поддержки США.