§ 3. Социалистическая мысль XIX в.
Грубоуравнительный, “казарменный коммунизм” XVI-XVIII вв. (Мор, Кампанелла, Уинстенли, Мелье, Морелли, Бабеф) предлагал в качестве - идеала одинаковость жизни и “равное счастье” для всех, вытекающие отсюда принудительный характер труда и жесткую регламентацию потребления, аскетическую строгость нравов, возврат “к неестественной простоте бедного, грубого и не имеющего потребностей человека”33. В отличие от него социалистические учения периода промышленного капитализма XIX в., принадлежащие перу Шарля Фурье и Роберта Оуэна, основывались на признании относительной прогрессивности капиталистического строя, содержали идеи о решающей роли науки и производства в переходе к обществу социального равенства, о возвышающихся потребностях свободно живущих в нем людей. [c.100]
Шарль Фурье (1772–1837) происходил из семьи торговца колониальными товарами. В юности он обучался в Париже точным и юридическим наукам, но после переехал в Лион, бывший в то время самым крупным торговым и промышленным Центром Франции. Его исследования в области общественных наук, как он сам признался, начались с яблока. Фурье заподозрил наличие фундаментальной неисправности в хозяйственном механизме индустриального общества, когда сравнил цены на яблоки в рамках одного климатического пояса (в Парижском ресторане одно яблоко стоило столько же, сколько сто таких же яблок, и даже лучшего качества, в той области, из которой приехал Фурье).
Исторические воззрения сформировались у Фурье под влиянием взглядов французского философа Кондорсе. Фурье рассматривал историю человечества как путь от социальной беспорядочности и дисгармонии к социальной гармонии, к справедливому общественному строю. “Общественные уклады: дикости, патриархата, варварства и цивилизации – это лишь тернистые тропы, ступени для того, чтобы подняться к лучшему общественному порядку – строю согласованности”34. Фурье считал, что современный общественный уклад – цивилизация – пережил детство в период античности, а ныне находится в состоянии упадка. Фурье дал всестороннюю критику цивилизации (капитализма).
Фурье считал, что французская революция не привела к победе разума и свободы, что современная цивилизация – это “антипод провиденциальной судьбы, мир дыбом, социальный ад”35. Главную роль в экономике играет торговый капитал, пожирающий все общество, в то время как “честный собственник”, который “силой опыта и утомительных трудов создает ценности и едва добивается легкого прироста своего небольшого дохода, находится в угнетенном положении”36. Миллионы тружеников переживают страдания и лишения из-за анархии, производство ведется “беспорядочно, безо всякого метода по части пропорционального вознаграждения, безо всякой гарантии приобщения производителя, или рабочего, к растущему богатству”37. Более того, при существующем строе, согласно Фурье, до двух третей населения ведут паразитический образ жизни. “Паразиты” состоят из четырех разрядов: домашние (большинство женщин, детей и слуг), общественные (вооруженные силы, большая часть государственных чиновников, половина промышленников, девять десятых торговцев), второстепенные (безработные, юристы, экономисты, бездельники и т.д.), из “стержневых классов” (биржевые игроки, Спекулянты и др.). [c.101]
Политический строй цивилизации служит интересам богатых классов. “На деле право является иллюзорным, когда не можешь осуществлять его. Свидетельство тому - конституционное право на суверенитет, которое имеет народ. Вопреки этой блещущей великолепием прерогативе, плебей не имеет даже возможности пообедать, если у него нет ни су в кармане”38. Для бедняка нет ни правосудия (у него нет средств даже для вчинения иска), ни возможности освободиться от повинностей, от которых свободен богач, он или безработный, или трудится по 16 часов на фабрике, представляющей собой “смягченную каторгу”.
Особое внимание Фурье обращал на внутренний мир человека, который уродуется при этом строе. Люди труда, лишенные материального достатка, осуждены на удушение чувств. Вместе с тем он подчеркивал известную историческую прогрессивность института брака; “Буржуазный брак представляет собой этап на пути от “абсолютного рабства” женщины в эпоху варварства до любовной корпорации при строе гармонии”39.
Переход к новому, справедливому обществу виделся Фурье в пропаганде передовых идей силой примера. Он выступал решительным противником насилия и террора. “Цель моя... вызвать желание изобрести лучший социальный механизм”40. Разработке общественного идеала Фурье посвятил работы “Трактат об ассоциации” и “Новый хозяйственный и социетарный мир”. Целью здорового общества будущего он провозгласил не столько увеличение материального благосостояния, сколько осуществление нашей основной потребности – в братской любви.
В будущем обществе, представляющем собой свободные и добровольные объединения в сфере производства и потребления (фаланги), индивидуализм и коллективизм будут гармонично сочетаться. Вся производственная, культурная и бытовая жизнь будет регулироваться механизмом человеческих страстей. В производительный труд, который станет удовольствием, нужно вовлечь все население, при этом двух рабочих часов вполне достаточно. Стимулами к труду послужат его привлекательность, частая смена занятий, состязательность. Удовлетворение всем участникам фаланг принесет распределение доходов по капиталу, труду и таланту. Высший хозяйственный совет – ареопаг – будет властью, опирающейся на авторитет общественного мнения.
Роберт Оуэн (1771–1858) был в первую очередь практиком, руководителем и собственником одной из текстильных фабрик Шотландии, на которой он наилучшим образом организовал производство. Для Оуэна, как и для Фурье, целью нового общества было прежде всего улучшение главной ценности – человека. [c.102]
Главной идеей Оуэна было такое понимание человека, в соответствии с которым его характер определяется в первую очередь обстоятельствами, в которых он живет. Поэтому для изменения человека к лучшему нужно сначала изменить обстоятельства его жизни. Без снижения заработной платы Оуэн сократил рабочий день с 15 до 10,5 часа, благоустроил рабочий поселок, открыл фабричную лавку с более дешевыми товарами для рабочих, а также ясли, сад и школу, В результате не только улучшились нравы и взаимоотношения между людьми, но и повысилась производительность труда и прибыль. Опыт Оуэна получил широкую известность.
Оуэн предлагал создавать трудовые общины, состоящие из людей, занятых по 8 часов в сутки попеременно промышленным и сельскохозяйственным трудом, организовать в общинах систему общественного питания и службы быта, построить вокруг промышленных предприятий поселки, сочетая “все преимущества большого города... с преимуществами деревни”41. В каждой общине предполагалось самоуправление через комитет, составленный из жителей. Функции центральной власти, связанные с изданием законов и сбором налогов, должны были постепенно отмирать.
Переход к новому строю виделся Оуэну через реформы правительства. “Теперешние правительства Европы и Америки, – писал Оуэн, – в сущности не враждебны реальному улучшению общественных условий; они желают их совершенствования, и когда они вполне поймут, как этого можно достичь, то они не откажут в своем активном содействии”42.
Воплотить свои мечты в жизнь Оуэн взялся на американском континенте. В 1825 г. в штате Индиана, заплатив больше половины своего состояния, он купил участок земли для организации общины “Новая гармония”. Община просуществовала недолго, и Оуэн вернулся в Англию.
На следующем этапе своей жизни Оуэн обратил свое внимание на рабочий класс. Еще в 20-е гг. в Англии были узаконены тред-юнионы, возникало много кооперативных обществ. Идеологией сотен тысяч рабочих становились взгляды Оуэна. В 30-е гг. Оуэн пришел к выводу, что “рабочие классы одни в состоянии осуществить преобразования, ибо помощи от господствующих классов ждать не приходится”43. Однако он отрицательно относился к чартизму как к рабочему движению, носившему преимущественно политический характер. В 30–40 гг. возникло много оуэнистских общин по всей Англии, а в 1839 г. – “Всеобщее общинное общество сторонников рациональной религии”, объединявшее 50 тысяч квалифицированных рабочих из 350 городов. [c.103] “Все общественные движения, которые происходили в Англии в интересах рабочего класса, - отмечал Ф. Энгельс, – и все их действительные достижения связаны с именем Оуэна”44.
Политические взгляды Карла Маркса и Фридриха Энгельса. Карл Маркс (1818–1883) и Фридрих Энгельс (1820–1895) являются создателями марксизма – революционного учения, рождение которого относится ко второй половине 40-х гг., а дальнейшее развитие занимает почти всю вторую половину XIX в. Единство взглядов Маркса и Энгельса было столь полным, что ряд произведений (“Немецкая идеология”, “Манифест коммунистической партии” и др.) они написали совместно. А третий том “Капитала” – главного труда Маркса – был дописан и издан Энгельсом уже после смерти Маркса по оставшимся рукописям и фрагментам.
Марксизм возник в русле европейских рационалистических традиций и учений. Марксистское направление социализма стало доминирующей формой, воспринятой мировым социалистическим мышлением. Как и у других социалистов, таких как Фурье и Оуэн, основной заботой Маркса являлся человек. Мировая история есть история производства самого человека, но она же есть и история отчуждения человека от самого себя: этот процесс происходит как в сфере экономики, где над человеком господствуют “вещные” отношения, так и в политике, где он попадает под власть собственных отчужденных сил в лице государства. Чтобы стать подлинно свободным, из объекта обстоятельств стать их субъектом, человеку необходимо освободиться не только от политического угнетения со стороны государственной власти, но и подчинить своему контролю процесс производства материальных благ, освободившись от господства вещей и обстоятельств.
Главной целью развития человека, по мысли Маркса, является гармония между человеком и человеком, человеком и природой, что отвечает его наиболее важным потребностям. Для Маркса главной характеристикой будущего Общества, его главной ценностью было “полное и свободное развитие каждого индивидуума”, в свою очередь являющееся условием свободного развития всех.
Как должно произойти освобождение человека? При капитализме процесс самоотчуждения человека достиг своей высшей точки, поскольку его физические силы стали товаром и сам он таким образом превратился в вещь. [c.104] Рабочий класс как самый отчужденный класс и должен осуществить процесс человеческой эмансипации вообще. Освобождая себя” он освободит все общество. Освобождение должно произойти в экономической сфере, выразиться в социализации средств производства, что приведет к отмене “наемного” характера труда и его превращению в потребность здорового организма. Тяжелый физический труд будет передан автоматам, а функцией человека в производстве станет контроль и регулирование.
Значительно более сложными и противоречивыми были представления Маркса об освобождении человека в сфере политики, или учение о государстве. Маркс и Энгельс придерживались той точки зрения, что целью социализма должно быть не только бесклассовое, но и безгосударственное общество. Но достижение этой цели возможно только после того, как рабочий класс завоюет политическую власть и преобразует государство. Захват государственной власти был для Маркса необходимым средством для достижения цели отмирания государства в дальнейшем. За “государственный социализм” Маркса критиковали сторонники полного уничтожения государства – анархисты.
С “государственным социализмом” Маркса тесно связана его установка на революцию. Несмотря на то что “поздний” Энгельс в условиях мирного и эффективного развития капитализма конца XIX в. кое в чем изменил марксистский подход к государству и революции, в целом все же марксизм придерживался положения о революционном захвате власти. Эрих Фромм по этому поводу отмечал: когда Маркса обвиняют прежде всего в том, что он выступал за насилие и революцию, то это искажение фактов. Идея политической революции не является специфически марксистской или социалистической, это традиционная идея буржуазного общества трех последних столетий. Трагической ошибкой Маркса, ошибкой, которая внесла свой вклад в развитие сталинизма, было то, что он не освободился от традиционной переоценки политической власти и насилия45.
С другой стороны, последователи революционного западного марксизма в XX в. именно в провозглашении курса на революционный захват власти видели отличие марксизма от социал-реформизма. С этой точки зрения, они критиковали Маркса за недооценку репрессивного характера “пацифистских” государств – Англии, Дании и Соединенных Штатов: временами у него проскальзывала мысль, что именно в этих государствах к социализму можно прийти мирным, парламентским, путем. [c.105] С точки зрения П. Андерсона, вся история XX в. показывает, что правительства буржуазных государств никогда бы не согласились с приходом к власти таких социалистов, которые пожелали бы отнять у капиталистов частную собственность: “Во всех без исключения странах, от России до Китая, Вьетнама до Кубы, от Чили до Никарагуа, где возникала угроза существованию капитала, он отвечал яростной интервенцией, блокадой, гражданской войной”46.
Как видим, можно по-разному оценивать политическую теорию Маркса, но нельзя не согласиться с мнением Андерсона, что многие проблемы как теоретического, так и практического плана, возникшие у его последователей в XX столетии, связаны с неразработанностью самой марксистской политической теории. Андерсон в этой связи отмечал как наиболее уязвимые следующие проблемы. Во-первых, отношение Маркса к капиталистическому государству. В ранних работах он предпринял попытку теоретического исследования (пусть на весьма абстрактном философском уровне) структуры буржуазной демократии. Затем, в 1848–1850 гг. провел единственное конкретное историческое исследование диктаторского государства, созданного Лун Наполеоном, после чего уничижительный ярлык “бонапартизм” использовал применительно к любому буржуазному государству вообще. Никогда не анализировал английское парламентское государство, в условиях которого он прожил до конца своих дней. В результате Марксу не удалось создать учение о структурах классовой власти буржуазии. Во-вторых, поражение 1848 г. привело к возникновению у Маркса ошибочного представления о невозможности в будущем буржуазных революций из-за повсеместного страха капитала перед рабочим классом. На самом деле весь оставшийся период жизни Маркса совпал с триумфальным шествием буржуазных революций в Германии, Италии, Японии и др. Все эти революции происходили под знаменем национализма, а не демократии. Маркс предполагал, что развитие капитализма ослабит национальные различия, фактически же оно вызвало и усилило национализм. Таким образом, следующим поколениям социалистов были оставлены пустоты в исследовании сущности наций и национализма. (Андерсен назвал эти и некоторые другие неудачи Маркса в области экономической теории потому, что считал Маркса слишком большим ученым, заплатившим ошибками и упущениями за свое гениальное предвидение будущего.)
Как уже отмечалось, взгляды на государство и революцию в марксизме претерпели определенное изменение, что связано, в первую очередь, с именем Энгельса. [c.106] Можно сказать, что до середины 80-х гг. в марксизме главенствовало представление о государстве как организации “исключительно господствующего класса”, которая “во всех случаях остается по существу машиной для подавления угнетенного, эксплуатируемого класса”, (Так представлял себе суть дела Энгельс в работе “Происхождение семьи, частной собственности и государства”.) Однако “поздний” Энгельс сумел увидеть в политических структурах капитализма конца XIX в. то, чего не было в нем в революционный период европейской истории 40–70-х гг. XIX в., когда и сформировались взгляды марксизма на революцию. Речь идет не только о таких важных мероприятиях, как введение всеобщего начального образования и всеобщего социального страхования, что свидетельствовало о начале перехода буржуазного государства от традиционных эксплуататорских функций к функциям социальной поддержки и социальной политики. Речь идет также о расширении избирательных прав, о переходе ко всеобщему избирательному праву, пользуясь которым рабочие впервые получили возможность направить своих представителей в структуры государственной власти.
Не случайно в это время Энгельс сказал о возможности “поворотного пункта” в истории капитализма, после которого буржуазия “теряет способность к исключительному политическому господству; ищет себе союзников, с которыми, смотря по обстоятельствам, она или делит свое господство, или уступает его целиком”47. Как видно, Энгельс говорил о возможности совершенно немыслимого ранее политического процесса – о частичной уступке буржуазией своего политического господства своим союзникам. И хотя Энгельс не назвал “по имени” этих союзников буржуазии, которым она может уступить политическую власть частично или даже целиком, – идея такой возможности объективно открывала перед рабочим классом новые перспективы в борьбе за власть. Эту идею в дальнейшем развили теоретики социал-демократии.
В 1895 г., незадолго до своей смерти, Энгельс говорил об “иронии всемирной истории”, которая “ставит все вверх ногами”: “История совершенно изменила те условия, при которых приходится вести борьбу пролетариату. Способ борьбы, применявшийся в 1848 г., теперь во всех отношениях устарел... Мы, “революционеры”, “ниспровергатели”, гораздо больше преуспеваем с помощью легальных средств, чем с помощью нелегальных или с помощью переворота”48, т.е. насильственной революции.
Совершенно естественно, что эти идеи потребовали пересмотра положения о необходимости “слома старого государства”, высказанного Марксом в работе “18 брюмера Луи Бонапарта” и в письмах к Л. Кугелвману: “Если ты заглянешь в последнюю главу “18 брюмера”, ты увидишь, что следующей попыткой французской революции я объявляю: не передать из одних рук в другие бюрократически-военную машину, как бывало сих пор, а сломать ее, и именно таково предварительное условие действительно народной революции на континенте”49. [c.107]
Спустя 12 лет, в 1883 г. Энгельс заявил иначе. Он исключил марксистов из числа “сломщиков” буржуазного государства, ограничивая их анархистами и подвергая последних критике: “Анархисты ставят все на голову. Они заявляют, что пролетарская революция должна начаться упразднения политической организации государства. Но единственная организация, которую рабочий класс застает в готовом виде после своей победы, – это именно государство. Правда, это государство требует значительных изменений, прежде чем оно станет выполнять свои функции. Но разрушить его в такой момент – значило бы разрушить то единственное орудие, посредством которого победоносный рабочий класс может осуществлять только что завоеванную им власть.”50. Таким образом, марксизм оставлял возможность как революционной, так и социал-демократической стратегии в отношении к буржуазному государству.
