Сравнительный анализ политических систем: Учеб. пособие

Автор: | Год издания: 2000 | Издатель: Москва: Весь Мир | Количество страниц: 318

Социальная стабильность в конфуцианском Китае

Традиционная китайская политическая система оставалась отно­сительно стабильной на протяжении более двух тысяч лет. За пе­риод между 200 г. до н. э. и 1912 г. н. э. здесь были осуществлены незначительные социальные преобразования. Причины долго­вечности этой аграрной бюрократической авторитарной системы кроются в ее политическом руководстве, социально-политиче­ских структурах и культурных ценностях. На протяжении этого периода большим влиянием обладали расширенные семьи, уче­ные-конфуцианцы и феодалы. Политическое руководство было элитарным и иерархическим. Центральное место в общественно-политической жизни Китая занимали расширенные семьи. Госу­дарственная политика опиралась на семейственность; патриар­хальные отношения в семье служили моделью политических от­ношений4. Старшие главенствовали над младшими, женщины находились в подчинении у мужчин. То же и в политической си­стеме: обществом руководили «старшие» — королевская семья и чиновники-ученые. На местном уровне важнейшие политиче­ские решения принимались семейными советами, состоявшими из старейшин. В обстановке семейственности лояльность госу­дарству не превышала лояльности расширенной семье. Скорее, отношения и к государству, и к семье были похожи, свидетельст­вуя о царящей гормонии между семьей и политической системой. Китайские бюрократы правили страной как интеллектуальные лидеры, контролируя соблюдение традиции почитания императо­ра и выполняя решения правительства. В идеале чиновниками могли стать только достойные — те, кто знал труды классиков кон­фуцианства и выдержал государственные экзамены. Однако толь­ко помещики-аристократы обладали состоянием и временем, что­бы подготовиться к экзаменам, успешно сдать их, достичь опреде­ленного уровня образования и пополнить собой ряды имперской бюрократии в качестве правительственных чиновников. В ходе эк­заменов проверялось знание классики («Пять классических произ­ведений», «Четыре книги», «Династические истории»), поэзии, живописи, литературы и каллиграфии. Для успешной сдачи экза­менов необходимо было знание классического и литературного китайского языка. Преподавание в учебных заведениях велось на мандаринском наречии — официальной языковой форме. Подобная система лишала возможности участия в экзаменах более 90% населения. У ремесленников, торговцев, крестьян, женщин, буд­дистов, даосистов не было ни денег, ни возможностей для получе­ния образования. Поэтому экзамен по трудам классиков конфуци­анства могли сдавать в основном сыновья помещиков, составляв­шие всего 2% населения Китая XIX в. Сдавшие экзамен причисля­лись к ученым и становились государственными служащими, т. е. высшими чинами имперского Китая5.

Согласно заповедям Конфуция (551-479 гг. до н. э.) и Мэн-цзы (372—289 гг. до н. э.), политическая легитимность опирается в первую очередь на духовно-нравственные ценности. В идеале уп­равление означает руководство не с помощью принуждения и уг­розы уголовного наказания, а апеллируя к нравственным идеа­лам и благоразумию. Политические лидеры имеют моральное обязательство быть просвещенными властителями. Император показывал пример гражданской добродетели. Он и его мандари­ны выступали перед обществом в качестве эталонов нравствен­ности. На их политические решения оказывали влияние не без­ликие законы, а этические нормы. Образованная императорская элита утверждала право руководить, опираясь на знание принци­пов конфуцианства и следуя им.

В основе конфуцианства лежит не индивидуализм, а коллек­тивизм. Отождествляя индивидуализм с эгоизмом, мандарины утверждали, что в человеке заложена потребность сотрудничест­ва с другими людьми, образования вместе с ними гармоничного целого.

Проповедуемые конфуцианством элитарные взаимоотноше­ния между правителями и управляемыми способствовали поддер­жанию стабильности в аграрно-бюрократических системах им­перского Китая. Политическое руководство, опирающееся в своей деятельности на сословную принадлежность и личные до­стижения подданных, оставалось патерналистским. Император правил подданными («своими детьми») как всеведущий отец. В согласии с принципами меритократии, государственную полити­ку в интересах необразованной части населения проводили обра­зованные мандарины. Эти патерналистские принципы конфуци­анства, укрепляя социальную стабильность, ограничивали власть императора. Если император не соответствовал эталону доброде­тельного просвещенного правителя, он лишался благословения небес, и народ был вправе восстать против его неправедного прав­ления. Этические нормы конфуцианства предоставляли образо­ванной бюрократии возможности для ограничения власти импе­ратора и придавали традиционной системе известную гибкость6.

С 200 г. до н. э. вплоть до конца XIX в. китайская имперская система соединяла децентрализацию, групповой плюрализм и консенсуальную власть с господством бюрократии. Государст­венная служба координировала различные виды управленче­ской деятельности по всей китайской империи. На верхней сту­пени бюрократической иерархии стоял император и правитель­ство. Шесть правительственных министерств разрабатывали государственную политику в таких областях, как законы, дохо­ды, церемониалы, войны, общественные работы и назначения чиновников. Кроме них, в осуществлении политики участвова­ли и другие бюрократические органы: имперская армия, Вер­ховный секретариат, Цензорское управление. Армия противо­стояла иноземным вторжениям и подавляла крестьянские бун­ты; Верховный секретариат выполнял указы императора; Цен­зорское управление расследовало финансовые злоупотребле­ния, проводило проверки работы правительственных чиновни­ков и принимало экзамены на звание гражданского служащего.

Хотя, на первый взгляд, данная система казалась жестко цент­рализованной, в действительности император и его правительство обладали лишь ограниченной власти. Центральное правительство отвечало за оборону, а также за строительство общественных соо­ружений, таких, как Великая китайская стена, Великий канал, ир­ригационные системы, плотины и дамбы. Помимо ирригации и водоснабжения оно контролировало соляные копи и железопла­вильные заводы. При всем том центральное правительство не об­ладало правом устанавливать цены на соль. К XIX в. оно даже пе­редало местным органам управления право контролировать на­значения на государственную службу. Главным объектом своего внимания государство сделало проведение ритуальных церемо­ний. На местном уровне большинство политических функций ис­полняли ученые-аристократы. Между центральным правительст­вом и крестьянскими массами стояла автономная местная элита, владевшая землей и имевшая официальные ранги. Эта аристокра­тия, жившая в защищенных крепостными стенами городах, зани­малась самой разнообразной деятельностью: ее представители выступали посредниками при улаживании местных споров, ока­зывали благотворительную помощь бедным, следили за состояни­ем ирригационных сооружений, отвечали за работу государствен­ных конфуцианских школ, издавали книги, проводили богослу­жения в храмах; организовывали работу местной милиции, осу­ществляли надзор за городскими рынками, сбором налогов и на­полнением доходами имперской казны — особенно в случае войны, голода или наводнения. Тем самым местная элита ограничи­вала власть центрального правительства.

Социальные группы были достаточно независимы от импер­ского контроля. Ограничение деятельности расширенных семей и землевладельцев со стороны центрального правительства про­исходило лишь в установленных пределах. Поскольку мандари­ны добивались привилегий для своих родственников, повсюду процветало кумовство. В сельских общинах преобладали родст­венные объединения — семьи, кланы, роды. Существовали тай­ные общества и религиозные секты. В городах, не контролируе­мых правительством, действовали благотворительные общества, землячества и торговые гильдии. На деньги торговцев строились частные академии и школы для представителей определенных родов, готовивших своих детей к сдаче экзаменов. При высоком уровне плюрализма в Китае XIX в. автономия групп не означала ни социального, ни политического равенства. Во главе каждого из объединений стояли богатые и образованные люди, хранив­шие преданность традициям. Большинство же оставалось пас­сивными подданными, а не активными участниками процесса принятия решений, влияющих на их жизнь.

В традиционном китайском обществе основой политической системы, политического строя служили одновременно и консен­сус и принуждение: с одной стороны, имела место преданность гражданским добродетелям (вэнь), с другой — применение воен­ной силы (у). Под контролем императора находились армия, службы безопасности и территориальные войска. Войска, рекру­тируемые часто во внутренних районах Азии, помогали воцаре­нию новой династии, противостояли иностранным вторжениям и подавляли крестьянские бунты. Однако штатский ученый-ад­министратор обычно обладал большими властными полномочи­ями, чем солдат. Местные конфликты, связанные с налогообло­жением, коммерческими сделками и воровством, деревенские старейшины и землевладельцы стремились улаживать путем убеждения, апеллируя к конфуцианским нормам — самодисцип­лине, личной добродетели, этике поведения.

В общем, ученые-чиновники отнюдь не направляли свой про­фессионализм на осуществление в китайском обществе корен­ных перемен. Идеалы конфуцианства — гармония и порядок, а не покорение природы и преобразование общества. То обстоятель­ство, что мандарины старались избежать открытых жестоких конфликтов, особенно таких, которые могли поколебать устои существовавшего строя, ослабляло тягу к переменам. Духу кон­фуцианства отвечало поддержание древних традиций и обычаев Китая. Почитание предков, уважение к старшим, культ классиче­ской литературы, недоверие к теоретическим дисциплинам, враждебное отношение к абстрактному мышлению, неприятие технических новшеств — все это способствовало сохранению су­ществующей общественно-политической системы. Аграрный бюрократический авторитарный режим распался лишь в конце XIX — начале XX в., когда Китай пережил иностранные вторже­ния и потерпел унизительное поражение в войне; тем самым был расчищен путь для революционных преобразований, имевших место после второй мировой войны7.