Сравнительный анализ политических систем: Учеб. пособие

Популистские и элитистские мобилизационные системы

В течение XX в. делали попытки проводить социальные преобра­зования две мобилизационные системы: популистская и элити-стская. Для популистских систем характерен низкий уровень ро­левой специализации. Пытаясь привить некоторые черты народ­ных систем в дифференцированных обществах, популистские лидеры стремятся создать систему, при которой возможно мак­симальное равенство между людьми, и привлекают всех к уча­стию в этом. При таком устройстве идеальным участником про­цесса принятия политических решений становится не професси­онал, а простой гражданин — человек, способный исполнять раз­нообразные роли. Напротив, в элитистской мобилизационной системе решающую политическую роль играют лица, исполняю­щих специальные роли. К ним принадлежат бюрократы, профес­сионалы, технические специалисты, эксперты, менеджеры, пла­новики, армейские офицеры, сотрудники тайной полиции, кад­ровые партийные функционеры и руководители общественных организаций, связанных с авангардной партией — профсоюзов, крестьянских, молодежных и женских организаций и т. п.

Популистская и элитистская мобилизационные системы от­личаются друг от друга структурой и стилем руководства. В идео­логическом плане обе ставят на первое место коллективизм и со­единение идеологических ценностей с материальными задачами, обретающими благодаря этому особое значение. В элитистском мобилизационном режиме идеологические отношения между лидерами и массами характеризуются большей политической иерархичностью. Согласно такой трактовке, авангардная партия или авангардное движение должны править, просвещать и наставлять массы, не обладающие политическим сознанием, кото­рое необходимо для того, чтобы играть активную роль в приня­тии политических решений. Популистский тип характерен для более слабого государства с коллегиальным руководством. Эли-тистская мобилизационная система подразумевает мощное (цен­трализованное, силовое, монистское, координированное) госу­дарство с харизматическим лидером. Он — верховный правитель, пророк, главный идеолог, военачальник и политический лидер. Партийные функционеры, государственные чиновники и тех­нократы представляют собой довольно обезличенное руководст­во на нижних ступенях иерархической лестницы. Они придают основное значение не идеологической чистоте, а прагматизму и проводят большую политическую работу по сохранению систе­мы, обеспечению экономического роста и оказанию социальных услуг индивидам.

Элитистский мобилизационный тип во многом напоминает модель тоталитарной системы. Изначально термин «тоталита­ризм», предложенный в 1925 г. фашистским диктатором Бенито Муссолини и его советником Джованни Джентиле, имел поло­жительное значение. Муссолини и Джентиле позитивно оцени­вали идеологию всепоглощающей «неистовой воли», которая воплощается в «lo stato totalitario» (тоталитарное государство). В 1930 г. немец Эрнст Юнгер связал тоталитаризм с нацистской стратегией тотальной мобилизации общества на вооруженную борьбу за восстановление господства немецкой нации. Однако во время второй мировой войны и после нее этот термин приобрел негативный смысл. Объединенные нации вели борьбу против то­талитаризма нацистской Германии. А после возникновения в Во­сточной Европе и Азии государств коммунистической диктатуры западные демократические лидеры стали противопоставлять соб­ственные конституционные, плюралистские режимы коммуни­стическим тоталитарным диктатурам. Когда в конце 80-х-начале 90-х годов восточноевропейские коммунистические партийные государства распались, пришедшие к власти чиновники анти­коммунистической ориентации обвиняли прежнюю коммуни­стическую элиту за причастность к системе, стремящейся к то­тальному контролю над обществом. Даже М. С. Горбачев, ушед­ший с поста Президента СССР в декабре 1991 г., заявлял, что но­вая избирательная система, представительные законодательные органы, многопартийность, свобода вероисповедания, привати­зация и рыночная экономика уничтожили тоталитарную систе­му2. По мнению Горбачева, его правление с 1985 по 1991 г. поло­жило конец сталинистскому мобилизационному режиму, основанному на проводимой под руководством государства политике индустриализации, милитаризации, а также на конфликте с плю­ралистическими демократиями Запада.

По определению политиков Карла Дж. Фридриха, Збигнева К. Бжезинского и Раймона Арона, для тоталитарных диктатур ха­рактерны определенные культурные, структурные и поведенче­ские черты, отражающие господство партии-государства над об­ществом. В культурном аспекте — это тоталитарная идеология стремящаяся к радикальной реконструкции общества и транс­формации поведения людей. В структурном — единая, возглавля­емая профессионалами партия, монополизирующая проведение политики, устанавливая контроль над массами и правительствен­ными чиновниками. Партия и силы безопасности широко при­меняют террор, в особенности идеологический, против инако­мыслящих, объявляя их «врагами» режима. Партия-государство контролирует средства массовой информации: телевидение, ра­дио, газеты, журналы и даже межличностный обмен информа­цией внутри малых групп. Кроме того, партия-государство де­ржит под контролем всю экономическую деятельность. С пове­денческой точки зрения — это руководство политическим про­цессом со стороны единоличного лидера. Поддерживая «культ личности», он организует массовое участие в политике своих сто­ронников, составляющих партию авангарда. Для того чтобы до­биться эффективности руководства, тоталитарный диктатор по­лагается на разветвленную сеть специализированных организа­ций: господствующую политическую партию, органы пропаган­ды, идеологические институты и правительственные учрежде­ния, руководимые экономистами-плановиками, технократами и менеджерами3.

Несмотря на широкое использование понятия тоталитаризма, политические системы, даже жестко регламентированные, не всегда способны достичь свои цели. Эмпирические исследования нацистской Германии, фашистской Италии, Китайской Народ­ной Республики и Советского Союза при Сталине показали, что партийно-государственный контроль над обществом имеет свои пределы. Ни один из этих режимов не добился установления «то­тального господства» и «тотального террора», о котором говорила Ханна Арендт4. Хотя диктаторы делали все, чтобы изменить су­ществующее положение в соответствии со своей идеологией, проведение политики вряд ли давало желательные результаты. Вместо этого на формирование политического курса на местном уровне влияли импровизация, практика принятия решений, ис­ходя из ситуации, и бюрократические неувязки. Местные правители сопротивлялись спускаемым сверху идеологическим форму­лам. Попытки социализировать массы в рамках тоталитарной идеологии также потерпели неудачу. Хотя идеологическое вну­шение часто обеспечивало внешнее согласие, действительного согласия могло и не быть. Подспудно тлели антигосударственные настроения. Партийно-государственную бюрократию раздирали фракционные расколы, личное соперничество, идеологические разногласия, борьба за власть. Технократы противостояли идео­логам. Семьи, этнические группы и даже частные предпринима­тели сохраняли некоторую независимость от центрального пар­тийно-государственного контроля. Экономический обмен на те­невом рынке служил противовесом государственной плановой экономике. Ни центральное правительство, ни авангардные пар­тии не добились всеобщего контроля ни над средствами массовой информации, экономической деятельностью, ни над вооружени­ем. Даже если харизматический лидер проводил определенный политический курс, он был не в состоянии контролировать все решения правительства. Диктатор вынужден был делить власть с другими чиновниками, особенно на местном уровне. Не удались и попытки превратить население в однородную массу «людей-винтиков». С развитием индустриализации система социальной стратификации усложнялась, а не упрощалась. Обнаружился конфликт интересов профессионалов, управленцев, бюрократов, рабочих, фермеров и работников торговли. В осуществлении контроля за этим сложным обществом харизматический лидер, его авангардная партия, бюрократическое государство и полиция столкнулись с трудностями5.

Короче говоря, утверждая господство партии-государства над социальными группами, тоталитарная модель недооценивала всей сложности взаимодействий между политической и социаль­ной системами. Как показала история нацистской Германии, сталинистского Советского Союза и маоистского Китая действи­тельные отношения между обществом и государством были ско­рее размытыми, нежели четко дифференцированными. Так как элитистская мобилизационная модель исходит из ограниченно­сти возможностей политической системы обеспечить тотальный контроль над обществом и его членами, ее анализ позволяет бо­лее четко представить происходящие социально-политические изменения. Такой системный подход показывает, насколько ве­лика дистанция между планами реформ, строящимися на офици­альном уровне, и реальной деятельностью партийно-государст­венных институтов. Обычно идеология не столько направляет политическую деятельность и социализирует массы, привнося новые ценности, сколько дает обоснование этому. Участие масс в политике не стихийное, а организованное правительством явле­ние. А так как именно оно принимает основные решения по принципиальным политическим вопросам, в массах растет апа­тия и цинизм. Наказание за неподчинение власти приводит к от­ходу от политической активности. Массовое отчуждение свиде­тельствует об угасании жизнеспособности элитарной мобилиза­ционной системы.

Мобилизационная система и особенно ее популистский тип, недолговечны. В XX в. ее представители в России (1917), Италии (1918-1922), Испании (1932-1936) и Чили (1970-1973) хотели добиться радикальных перемен. Эти движения анархистов, син­дикалистов, социалистов и коммунистов, представлявших глав­ным образом интересы беднейших фермеров и промышленных рабочих, бастовали, захватывали поместья, устанавливали рабо­чий контроль на фабриках и либо захватывали руководство в ме­стных органах власти, либо создавали собственные органы уп­равления, например, избранные на местах советы. В названных четырех странах с помощью таких мобилизаторских организа­ций, как крестьянские лиги, союзы, фабричные комитеты, рабо­чая милиция, советы, возникало движение, управляющее лишь частью общества. В течение такого революционного периода су­ществовала система двоевластия. Власть согласительных лидеров в центральном правительстве была слабой. Популисты получали возможность управлять в тех или иных сельских или городских районах. Однако, как показывает история России, Италии, Ис­пании и Чили, эти децентрализованные популистские движения не могли удерживать власть длительный период и никогда не до­бивались центральной власти. Вместо этого они всегда уступали место бюрократическому авторитарному режиму или элитист-ской мобилизационной системе. В Испании и Чили власть захва­тили военные, подавив радикальные популистские движется. В Италии, после того как согласительной системе не удалось ре­шить такие проблемы, как безработица, инфляция и насилие, Муссолини совершил поход на Рим и в конце 1922 г. установил правительственный контроль. Фашистский режим Муссолини представлял собой смешение элитистской мобилизационной си­стемы с промышленно развивающейся бюрократической автори­тарной системой. Вместо того чтобы мобилизовать массы на ко­ренное преобразование общества, деятельность фашистов — Уличные митинги, массовые демонстрации, процессии и другие публичные выступления — сводилась к тому, чтобы обеспечить аплодисменты в адрес Дуче, нового римского бога — Муссолини.

Ни ему, ни его фашистской партии не удалось полностью подчи­нить себе католическую церковь, монархию, армию, государст­венную гражданскую службу, земельную аристократию и круп­ных промышленников, сохранивших определенную независи­мость от контроля фашистской партии6.

В России популисты-мобилизаторы тоже лишились в конце 1917 г. контроля над обществом. Лениным была установлена, а Сталиным после него укреплена элитистская-мобилизационная система, целью которой являлась индустриализация страны. Ут­верждая, что правят от имени пролетариата и беднейшего кресть­янства, советские лидеры разгромили независимые профсоюзы, подавили крестьянские движения, уничтожили самоуправляю­щиеся крестьянские и ослабили местные советы, состоявшие из выборных делегатов. На их место к управлению Советским Сою­зом пришли централизованное государство, однопартийная сис­тема и могущественная тайная полиция.