Сравнительный анализ политических систем: Учеб. пособие

Экономический рост

Связь между экономическим ростом и типом политической си­стемы менее очевидна, чем связь системы с политической сво­бодой. Народные (племенные) системы сохраняли низкий уро­вень развития технологий, что препятствовало получению при­бавочного продукта. Не имея ни желания, ни средств к обеспе­чению быстрого экономического роста, правители заботились об удовлетворении насущных потребностей. Влияние согласи­тельных систем на экономический рост является различным в разные периоды и в разных географических местностях. Напри­мер, с 1870 по 1913 г. такие конкурентные олигархии, как Канада и Соединенные Штаты, достигали более быстрого прироста валового национального продукта на душу населения, чем бю­рократические авторитарные государства — Германия, Япония, Австрия. Хотя между 1950 и 1973 гг. в западноевропейских плю­ралистических демократиях были высокие темпы роста, во вто­рой половине 70-х годов они начали снижаться. За послевоен­ный период Япония продемонстрировала более высокие темпы роста, чем любая другая согласительная система. С 1960 по 1973 г. наивысшими достижениями в этой области отличались бю­рократические авторитарные государства с уровнем доходов вы­ше среднего, в частности государства Юго-Восточной Азии. Быстрее всех развивали производство Тайвань, Южная Корея и Сингапур — новые индустриальные страны с относительно вы­сокой политической стабильностью; они занимались экспор­том промышленных товаров. Гораздо хуже обстояли дела со стимулированием экономического производства в других бю­рократических авторитарных режимах, особенно в политически нестабильных африканских странах, расположенных южнее Са­хары. Их экспорт состоял главным образом из продуктов пита­ния и сырья. Мобилизационные системы, придерживавшиеся государственно-социалистической политики, легче добивались высоких темпов роста на начальной стадии индустриализации, чем на последующих ее этапах. Советский Союз в 30-е годы, Во­сточная Европа в послевоенный период (1950—1975), Китай в 50-е годы и Северная Корея с 1950 по начало 70-х годов отлича­лись высокими темпами индустриализации. Однако после 1975 г. в экономике восточноевропейских бюрократическоих авто­ритарных режимов начался спад; исключение составлял лишь Китай. В частности, в начале 80-х годов национальные доходы бывших государственно-социалистических экономических си­стем выросли крайне мало28.

Какая государственная политика объясняет данные темпы ро­ста в условиях различных политических систем? Мы полагаем, что, если правительственные программы стимулируют спрос на товары на внутреннем либо внешнем рынке и если политика спо­собствует увеличению производственных ресурсов — земли, тру­да, капитала, — темпы роста будут повышаться. Они зависят от способности государственных предприятий и предприятий част­ного бизнеса продавать свои товары внутри страны или за ее пре­делами. Производительность связана с ростом выработки на каж­дый фактор производства, в частности на капитал и труд. Произ­водительность капитала повышается тогда, когда правительство вводит технические инновации, увеличивает вложения на его инвестирование (заводы, машины, оборудование) и расходует боль­ше средств на исследования, развитие и технические знания. Производительность повышается благодаря проведению курса на снижение безработицы, более полное использование потен­циала заводов, обеспечение безопасности и дисциплины труда, а также усвоение передовых технологий. При сохранении низких затрат на рабочую силу на единицу продукции почасовая произ­водительность труда растет быстрее, чем соответствующая при­бавка к зарплате; отсюда ускорение экономического роста. Рост производительности труда в сельском хозяйстве увеличивает объ­ем производства продуктов питания, высвобождая трудовые ре­сурсы для дальнейшего обучения и соединения их с капиталом29. Япония достигла высоких темпов роста потому, что государст­венная политика стимулировала повышение производительно­сти в сельском хозяйстве, капиталовложения и низкие затраты рабочей силы на единицу произведенной продукции, а также вы­сокое активное сальдо торгового баланса. Непосредственно по­сле второй мировой войны объединенные союзнические власти заставили правительство Японии принять меры по перераспреде­лению земли. С помощью субсидий на выращивание риса мел­ким семейным фермам удалось повысить производительность труда. Перетекание трудовых ресурсов из сельскохозяйственного сектора в промышленность подхлестнул экономический рост, поскольку на промышленных предприятиях производительность труда и капитала была выше. С 60-х и до середины 80-х годов со­вокупные капиталовложения внутри страны составляли 30—40% ВНП, что являлось наивысшим показателем для индустриально­го капиталистического мира. Доля правительства в совокупных капиталовложениях составляла порядка 6% ВНП. Высок был уровень как чистых национальных сбережений, так и сбережений в расчете на семью. Ориентация на капиталовложения стимули­ровала развитие технических инноваций, как, например, компь­ютерной электроники, давшей толчок к быстрому послевоенно­му развитию. В 1973-1990 гг. в Японии затраты на рабочую силу на единицу продукции в обрабатывающей промышленности бы­ли ниже, чем в любой другой индустриальной стране мира, за ис­ключением Нидерландов. Высокой производительности труда способствовали программы по подготовке квалифицированных рабочих. Профсоюзы компаний, поддерживавшие дух лояльно­сти сотрудников своему предприятию, помогали сохранению от­носительно низкого уровня зарплат. Благодаря этому сочетанию высокой почасовой выработки с низким ростом почасовой зарп­латы между 1973 и 1990 гг. Япония обеспечила самый высокий для индустриальных капиталистических стран реальный прирост совокупного национального продукта.

Проводимая государственная политика также способствовала росту спроса на японские товары как внутри страны, так и за ру­бежом. Низкий уровень безработицы и эгалитарное распределе­ние доходов говорили о том, что потребительский спрос внутри страны оставался высоким. С помощью министерства финансов и министерства внешней торговли и промышленности экономи­сты и частные промышленники согласовывали свою деятель­ность. Предоставляемые государственными банками налоговые льготы, гранты и низкопроцентные кредиты способствовали продаже на мировом рынке стали, автомобилей, электронного оборудования, роботов, компьютеров и полупроводников. В 1950—1971 гг. обесценивание иены благоприятно сказалось на экспорте. На протяжении 80-х годов высокое качество и конку­рентные цены японских товаров обеспечивали рост их экспорт­ных продаж. В результате получаемая от торговли прибыль шла на финансирование экономического роста30.

Восточноазиатские страны — Тайвань, Южная Корея и Син­гапур, — подобно Японии и в отличие от латиноамериканских стран, достигли высоких темпов роста, так как правительства бо­лее эффективно проводили политику, направленную на увеличе­ние ресурсов и ассортимента производимых на экспорт промыш­ленных товаров. В Южной Корее и на Тайване послевоенные правительства поддерживали проекты развития сельских местно­стей, такие, как ирригация и электрификация, которые повыша­ли производительность сельского хозяйства. Благодаря дешевым кредитам фермеры имели возможность приобретать сельскохо­зяйственные машины и удобрения, что увеличивало объемы про­изводимой аграрной продукции. Осуществленные после второй мировой войны программы перераспределения земли позволили мелким владельцам (семейным фермерам) стать собственниками земли. Таким образом, было устранено феодальное землевла­дение. В отличие от стран Азии в Латинской Америке не проис­ходило столь масштабного перераспределения земли, и произво­дительность в сельском хозяйстве оставалась относительно низ­кой. Крупные землевладельцы ориентировались не на производ­ство продуктов питания для внутреннего потребления, а на их экспорт в развитые капиталистические страны. Однако в 80-е го­ды цена на экспортируемые продукты питания на мировом рын­ке упала. Поэтому восточноазиатские страны, чей экспорт состо­ял главным образом из промышленных товаров, сохранили более высокие темпы роста, чем латиноамериканские страны.

Восточноазиатские бюрократические авторитарные системы проводили политику расширения капиталовложений. В Южной Корее, Сингапуре и на Тайване в 1970—1990 гг. вложения на фор­мирование совокупного постоянного капитала (заводы, маши­ны, оборудование, здания, капитальные ресурсы по ремонту и те­хобслуживанию) составляли в среднем 30% от ВНП. С помощью государственных и частных накоплений внутри страны, а также ресурсов, полученных от ТНК, азиатские страны увеличили соб­ственный физический капитал. Мощные центральные прави­тельства создали сложную инфраструктуру, необходимую для промышленного развития: дамбы, гавани, порты, дороги, желез­нодорожную сеть, электростанции, телефонные и телекоммуни­кационные сети. Государство занимало ведущее положение в та­ких ключевых отраслях промышленности, как сталелитейная, су­достроительная, нефтеперегонная и нефтехимическая. Высокий объем сбережений стал возможным благодаря тому, что государ­ственные банки развития выплачивали своим вкладчикам высо­кие проценты. В то же время отечественные частные фирмы, производящие товары на экспорт, получали дешевые кредиты. Если на экспортном рынке Южной Кореи доминировали конг­ломераты, то экспортом тайваньской продукции занимались мелкие и средние предприятия. Пошлины, квоты, субсидии, ли­цензии и налоговые льготы стимулировали инвестиции в отече­ственную экономику. Законом, запрещавшим богатым корейцам размещать капиталы за рубежом, предусматривались суровые на­казания, вплоть до смертной казни.

Хотя государственные корпорации и частные предприятия получали жизненно важные ресурсы от Соединенных Штатов, Японии и ТНК, центральные правительства в Южной Корее и на Тайване держали под своим контролем передачу капитала, техно­логий, помощи и займов. С 50-х и до середины 60-х годов эти ази­атские государства направляли помощь США на увеличение со­вокупных капиталовложений, а значительная военная помощь давала им возможность серьезно увеличить внутренние фонды. Лишь немногие из ТНК являлись стопроцентными владельцами своих азиатских дочерних предприятий; чаще им приходилось организовывать совместные предприятия с государственным или частным участием. До 80-х годов Южная Корея и Тайвань полу­чали меньше прямых иностранных инвестиций от ТНК, чем Сингапур, которому крупные капиталовложения из Великобри­тании, Соединенных Штатов и Японии позволили построить нефтеперегонные заводы, верфи, фирмы по производству элект­ронных товаров и отели. В частности, в Южную Корею болыиинство иностранных инвестиций поступало в виде займов от прави­тельств, межправительственных финансовых институтов и част­ных коммерческих банков; в период между 1959 и 1985 гг. они со­ставляли менее 10% от общего объема иностранного капитала. И тем не менее заимствование передовых технологий у США и осо­бенно японских ТНК в таких отраслях промышленности, как нефтеперегонная, химическая, машиностроительная и электрон­ная, позволили Южной Корее обеспечить высокие темпы роста.

В большинстве стран Латинской Америки правительственная политика не стимулировала высокий уровень капиталовложе­ний. После второй мировой войны совокупные капиталовложе­ния с трудом превзошли уровень 25% ВНП. По сравнению с вос-точноазиатскими правительствами латиноамериканские госу­дарства ввели более высокие процентные ставки, подталкиваю­щие к спекуляции, а не к инвестированию в производственную и непроизводственную сферы. Вместо того чтобы вкладывать свои сбережения внутри страны, капиталисты переводили их в банки Соединенных Штатов, Западной Европы и Японии. Вследствие этого латиноамериканским странам не хватало финансов для со­здания собственного инвестиционного капитала, покупки за ру­бежом продукции тяжелой промышленности и выплаты высоких процентов по растущим заграничным долгам. Хотя ТНК США делали в Латинской Америке большие капиталовложения, значи­тельная часть прибыли вернулась обратно в Соединенные Шта­ты, не будучи инвестированной. Результатом стала декапитализа-ция; обновление устаревшего оборудования шло медленно.

Правительственная политика сохранения низких затрат на ра­бочую силу на единицу произведенной продукции лежала в осно­ве высоких темпов роста в Восточной Азии. Государственные ре­прессии в отношении профсоюзов обусловили низкий номи­нальный прирост заработной платы, при этом работники произ­водственной сферы вследствие повышения производительности труда, относительно низкой инфляции и минимальной безрабо­тицы имели умеренное повышение реальной зарплаты. Рабочая неделя людей, занятых в обрабатывающих отраслях, предполага­ющих интенсивный характер труда, была достаточно длинной. Целью образовательной политики была подготовка грамотной, высококвалифицированной и работоспособной рабочей силы. В результате три названные азиатские нации получили грамотных, профессионально подготовленных специалистов, чем в странах Латинской Америки. Инженеры и ученые с университетским об­разованием отличались хорошей управленческой подготовкой. Именно инженеры, а не администраторы взяли на себя заботу о повышении производительности в обрабатывающих отраслях. Соединение высокой производительности труда с умеренными зарплатами в ориентированной на экспорт обрабатывающей промышленности обеспечило минимальные затраты на рабочую силу на единицу продукции. А это повышало продажи и стимули­ровало рост экономики.

Страны Латинской Америки, в которых бюрократические ав­торитарные системы сменялись согласительными, имели более высокие затраты на рабочую силу на единицу продукции. Проф­союзы, несмотря на репрессии, обладали большей силой, чем в Азии. В период правления демократических сил рабочие получа­ли большие номинальные прибавки к зарплате. Но высокая инф­ляция снижала реальные доходы. Политика жесткой экономии была направлена на обуздание инфляции, замораживание зарп­лат и урезание расходов на образование и здравоохранение. Про­изводительность труда снизилась; уменьшился платежеспособ­ный спрос. Помимо трудностей, связанных с продажей произве­денных на экспорт товаров на мировом рынке, экономическому росту мешал и низкий потребительский спрос внутри страны.

Попытки правительств латиноамериканских стран стимули­ровать совокупный спрос не имели успеха. Высокий уровень без­работицы, гиперинфляция и большое неравенство в доходах сни­жали внутреннее потребление. В совокупном объеме экспорта Латинской Америки продукты питания и сырье составляли. большую долю, чем в Восточной Азии, где основной упор делал­ся на промышленные товары. В 80-е годы падение на мировом рынке цен на продукты питания и сырье породило торговый де­фицит, ставший бедствием для стран Латинской Америки. С ро­стом дефицита росли и долги. Когда затраты на обслуживание долга составили 20% поступлений от экспорта (1980—1988), пра­вительства Аргентины, Эквадора, Мексики, Уругвая и Венесуэлы перенаправили ряд средств на инвестирование в промышлен­ность или на повышение зарплат. Получение займов от МВФ и Всемирного банка требовало проведения политики жесткой эко­номии: сокращения зарплат, повышения процентных ставок, сдерживания роста денежной массы и урезания правительствен­ных расходов, особенно в социальной сфере. Эти политические стратегии вели к снижению платежеспособного спроса. Поэтому с 1980 по 1988 г. в этих пяти латиноамериканских странах наблю­далось снижение среднегодового прироста ВНП в расчете на ду­шу населения.

В отличие от них правительства Южной Кореи, Тайваня и Сингапура осуществляли политику, способствующую возрастанию спроса на азиатские товары как внутри страны, так и за ру­бежом. Низкий уровень безработицы и относительно высокое ра­венство доходов стимулировали рост потребления в стране, что ускорило экономический рост. Ориентация на производство промышленных товаров, значительная часть стоимости которых состоит из вложенного в них труда, вызвала спрос на азиатские товары в ведущих капиталистических странах. В начале 60-х го­дов промышленные предприятия специализировались на произ­водстве товаров легкой промышленности, таких, как текстиль, одежда, обувь и бытовая электроника. В последующие два деся­тилетия более важной статьей экспорта стала продукция тяжелой промышленности — сталь, станки, корабли, транспортное обо­рудование, нефтепродукты, химикаты. Производство экспорт­ных товаров обеспечилось с помощью гибких курсов валюты, субсидий, дешевых кредитов и налоговых льгот. Контроль над экспортом еще больше увеличил торговую прибыль. Экономика переживала бум31.

Правительства социалистических стран Восточной Европы также добивались высоких темпов роста промышленности в по­слевоенный период, но не с помощью экспорта промышленных товаров, а через отведение приоритетной роли быстрой индустри­ализации самой страны. Поставив во главу угла тяжелую промыш­ленность, капиталовложения, техническое образование масс, централизованное планирование и установление партийно-госу­дарственного контроля над поведением граждан, государство на­правляло ресурсы на послевоенное восстановление социалисти­ческого хозяйства. С 1950 по 1975 г. темпы роста были высокими, особенно в машиностроении, сталелитейной промышленности, производстве строительных материалов, химикатов и электрообо­рудования. Медленнее развивались сельское хозяйство и легкая промышленность. Однако после 1975 г. темпы роста пошли на спад. Какие политические факторы вкупе с производственными ресурсами и совокупным спросом обусловили это изменение?

Власти, отвечающие за государственно-социалистическое планирование в СССР, не слишком охотно выделяли средства на развитие сельского хозяйства. У российских крестьян не было со­временной техники, транспортных средств и складских помеще­ний. С конца 70-х по начало 80-х годов низкий уровень сельско­хозяйственного производства заставил правительство импорти­ровать мясо и зерно из-за рубежа. Увеличивающиеся объемы им­порта и снижение доли экспорта сельскохозяйственной продук­ции в общем торговом обороте привели к падению темпов роста после 1975 г.

Высокий уровень капитальных вложений определил высокие темпы роста в Советском Союзе и государствах Восточной Евро­пы. До 1975 г. уровень капиталовложений варьировался в разме­ре от 25 до 35% чистого материального продукта. Однако после 1975 г. он несколько сократился. Более важным фактором яви­лось устаревание технологий и оборудования, отсутствие техни­ческих инноваций и сокращение импорта товаров производст­венного назначения с Запада. Затратам на военные и космиче­ские технологии отдавался приоритет по сравнению с такими за­дачами, как развитие транспорта, коммуникаций, условий хране­ния и транспортировки сельскохозяйственной продукции, что позволило бы увеличить производство продукции сельского хо­зяйства, легкой промышленности, потребительских товаров и социальных услуг. На темпах роста сказалось также расточитель­ное, неэффективное использование природных ресурсов, энер­гии и строительных материалов.

Несмотря на то, что советские политики придавали большое значение техническому образованию и подготовке квалифициро­ванных рабочих кадров, в конце 70-х годов производительность труда начала падать вследствие прогулов, пьянства рабочих и их незаинтересованности в наращивании объемов производства. В частности, после 1975 г. не было притока новой рабочей силы. Все меньше оставалось работников, способных к переходу из низко­продуктивного сельского хозяйства в более продуктивный про­мышленный сектор. Централизованная система планирования, при которой информация монополизировалась высшими партий­но-государственными институтами, лишала экономику гибкости, инновационности; руководители государственных предприятий не могли эффективно обработать сложную информацию. Рост по­часовой оплаты труда превышал соответствующий рост почасо­вой выработки. Вследствие этого затраты на рабочую силу на еди­ницу продукции росли. Темпы роста снижались.

Нацеленная на расширение совокупного спроса государст­венно-социалистическая политика породила высокие темпы ро­ста в период после второй мировой войны, особенно в 50-е годы. Низкий уровень безработицы и относительно эгалитарное рас­пределение зарплат поддерживало на высоком уровне потреби­тельские расходы внутри страны. Государственные предприятия продавали производимую ими продукцию тяжелой промышлен­ности другим государственным предприятиям.

После 1975 г., с падением совокупного спроса на товары, производимые в государственном секторе экономики, в СССР упали и темпы роста производства. Граждан все меньше устраивали низкое качество товаров, нехватка продуктов питания и длинные очереди в магазинах. «Чеерный рынок» занимался обеспечением продуктами, услугами и потребительскими това­рами. У рабочих не было стимулов к повышению эффективно­сти производства на государственном предприятии. Вместо этого они с удвоенной энергией производили одежду, кошель­ки и очки от солнца для продажи. Некоторые воровали инстру­менты и материалы на государственных заводах для производ­ства товаров, имевших повышенный спрос на «черном рынке». Поэтому темпы роста в государственном секторе экономики снижались. А так как у правительственных чиновников не бы­ло возможности регулировать «теневой» сектор, объемы неле­гального или полулегального производства не отражались в на­циональных статистических сводках. В конечном счете неспо­собность продать промышленные товары на мировом рынке вместе с падением в начале 80-х годов цен на нефть еще более ухудшили положение.

В общем, после 1975 г. распад этиж бюрократических автори­тарных режимов препятствовал быстрому развитию социалисти­ческих экономик Восточной Европы. В 1950—1975 гг. процесс производства находился под контрол ем сильного центрального правительства и влиятельной коммунистической партии. Руко­водство Политбюро имело четко очерченные приоритетные це­ли, осуществление которых сулило количественно измеримые результаты: быстрый рост промышленности и послевоенное восстановление хозяйства. Преданные идее развития социализ­ма и государственного планирования партийные кадры и прави­тельственные бюрократы руководили распределением ресурсов. После 1975 г. политический процесс фрагментировался. Идео­логический энтузиазм по поводу быстрого преобразования об­щества иссяк; партийно-государственные чиновники стреми­лись использовать коллективные ресурсы в личных целях. Руко­водители государственных предприятий, секретари партии на местах, министры центрального правительства и руководители регионов соперничали между собой за получение макси­мального объема средств (займов, субсидий) от государства. По­гоня за личными привилегиями оттеснила на второй план эко­номический рост и повышение производительности. По мере ослабевания способности коммунистической партии осуществ­лять руководство, ресурсы тратились со всей большей расточи­тельностью. В условиях существования этих бюрократических авторитарных систем неэффективность политически усилива­лась медленным принятием решений. Режиму не хватало новейших технологий. Без присущей согласительным рыночным сис­темам децентрализованной стихийности, без объединяющей ко­ординации, свойственной элитистским мобилизационным сис­темам, производственный процесс сокращался. Темпы роста упали по сравнению с уровнем 1950—1975 годов.

В Китае, после того как он в конце 70-х годов совершил пе­реход от элитистской мобилизационной к бюрократической ав­торитарной системе, темпы роста возросли. Хотя легкая и тяже­лая промышленности обгоняли сельское хозяйство, но произ­водство продуктов питания возрастало быстрее, чем во времена режима Мао в 50-е-70-е годы. Деколлективизация на селе по­зволила крестьянам развивать товарное сельское хозяйство при­менительно к географически широкому рынку. После того как семейные фермы выполняли государственные задания, они продавали свою продукцию на рынке по более высоким ценам. В условиях этой стимулирующей системы фермеры получали больший доход; поэтому объем сельскохозяйственной продук­ции резко возрос, несмотря на то, что они завышали цены и по­купали более передовое оборудование, чем то, которое они по­лучали от государства. Подобно советским чиновникам, китай­ские лидеры считали приоритетной задачей развитие тяжелой промышленности, строительства, энергетики, транспорта. Од­нако появление в 80-е годы мелких коллективных предприятий расширило производство продукции легкой промышленности и потребительских товаров. По сравнению с маоистским режим Дэн Сяопина уделял большое внимание приобретению учащи­мися профессий, нужных для развивающейся экономики. По­сле смерти Мао в 1976 г. система городского образования стала расширяться. Интеллигенты, технократы и специалисты приоб­рели больший вес. Увеличился приток учащихся в университе­ты; студенты и преподаватели вновь получили право занимать­ся лабораторными исследованиями и техническими науками, связанными с задачами индустриализирующейся экономики. В учебных программах 80-х годов специалисты главенствовали над «красными». Политика, направленная на подготовку высо­коквалифицированных кадров, привела к росту производитель­ности труда и доходов, что вызвало увеличение спроса внутри страны. Экспорт китайского зерна, текстиля и промышленных товаров (чугуна, стали, машин, оборудования) в Японию, Юго-Восточную Азию, Соединенные Штаты и Западную Европу сти­мулировал высокие темпы прироста ВНП, достигшие в 80-е го­ды в среднем 9%. Но одновременно с высокими темпами роста увеличивалась пропасть между богатыми и бедными32.