К дискуссии о структуре власти в США.
Властвующая элита или плюрализм – центральная проблема в полемике о структуре власти в Соединенных Штатах, которая продолжается больше четырех десятилетий. «Каков характер этой власти?» – задают вопрос политологи Б.и П.Бергеры, исследующие эту дискуссию. Справедлива ли теория властвующей элиты или же многофакторная теория?[358].
В 50-х — 60-х годах в фокусе внимания находилась полемика между Р.Миллсом и Д.Рисменом по этой проблеме, которую подытожил видный американский политолог У.Корнхаузер[359]. Миллс утверждает, что реальную власть в США осуществляет узкий верхушечный слой, в то время как народ фактически бесправен, не он решает основные политические вопросы. По Рисмену вопрос, кто властвует в США, носит спорный характер: «ситуация гораздо более неопределенна», чем кажется на первый взгляд. Сущность американской политической системы, подчас искажаемую в реальности, Рисмен видит в распределении власти меду различными автономными группами, обладающими правом вето в сфере своих интересов. Он считает «упрощенным» мнение радикалов о том, что Америкой управляет Уолл-стрит. Утверждение, что в США правит или должно править меньшинство, он отвергает как «марксистский экстремизм (в первом случае) или элитарный аристократический подход (во втором), допуская, однако, что последний был справедлив в прошлом. Несоответствие американской действительности своей схеме он склонен объяснять всякого рода досадными упущениями, расстройством соответствующих механизмов контроля и т.д.
Миллс рисует пирамиду власти в США, включающую три уровня: высший — реальная власть, которая осуществляется властвующей элитой; средний — который отражает групповые интересы, играет второстепенную роль, наиболее заметную в кулуарах Конгресса; наконец, низший — уровень «фактического бесправия» масс. Пирамида власти, рисуемая Рисменом, состоит из двух уровней, соответствующих второму и третьему ровням модели Миллса. Верхний уровень пирамиды Рисмена — «вето-группы», занятые прежде всего защитой своих интересов; низший — «неорганизованная публика». «Вето-группы» стараются не столько командовать «публикой», сколько привлечь ее в качестве союзника в своих маневрах против угрозы ущемления своей юрисдикции. Поэтому Рисмен утверждает, что существует плюрализм структур власти, что политическая власть в США представляется ситуационной и подвижной.
Миллс приводит огромный материал, свидетельствующий о том, что реальная власть в США концентрируется в руках элиты, отстраняющей от управления страной народные массы. Рисмен отрицает наличие правящей элиты, настаивает на аморфности структуры власти, отражающей разнообразие интересов главных организованных групп (политических партий, профсоюзов, организаций бизнеса, фермерских союзов и т.д.). Он субъективистски подходит к пониманию власти, считая, что главное – не столько материальные возможности и границы власти, сколько психическое состояние – насколько человек чувствует себя сильным или, наоборот, зависимым. «Если бизнесмены чувствуют себя слабыми и зависимыми, они действительно становятся слабее и зависимее безотносительно к ресурсам, которыми они располагают»[360].
Чья же модель адекватно отражает американскую действительность? Думается, однозначный ответ будет односторонним. Обе концепции имеют корни в особенностях политической системы современных индустриально развитых стран. Дело в том, что все большая концентрация власти в руках финансовых и промышленных магнатов сопровождается контртенденциями, сопровождается тщательной маскировкой этого процесса, сопротивлением демократических механизмов политической системы США.. Миллс выявляет существенную тенденцию в развитии современного капитализма — концентрацию власти в руках финансового капитала и зависимых от нее элитных групп (политической, военной элиты). При этом он, однако, зачастую отвлекается от внешней формы этого процесса, от важных для социологического анализа проявлений сущности. Миллс приближается к пониманию реальной структуры власти в США, показывая, что господство элиты базируется на единстве и переплетении интересов корпораций, политических и военных институтов, Рисмен уходит от анализа классовой сущности власти, настаивая на ее «дисперсии». Если сущность политической структуры США элитарна, то ее форма, ее оболочка, демократична. Механизм этого сокрытия сущности может быть предметом социологического и социально-психологического исследования. Рисмен и обращает внимание на зависимости, которые обеспечивают маскировку господства элиты, на внешне демократический и обезличенный механизм осуществления элитой власти, на «превращенную форму» определенного общественного отношения.
При социологическом анализе необходимо учитывать оба этих аспекта. Важно показать, что современное американское общество элитарно (как и его политсистема) по своей сущности (это удалось Миллсу), но необходимо раскрыть и социально-политический и социально-психологический механизм господства элиты (оказавшийся в фокусе внимания Рисмена и абсолютизированный им). Можно отметить, что Миллс порой слишком прямолинеен и недооценивает сложных окольных путей, используя которые элита реализует свою власть. Процесс, сущность которого вскрывает Миллс, на поверхности выступает так, как его описал Рисмен. Оба рассматривают один и тот же процесс, но первый – изнутри, второй – снаружи, первый раскрывает его сущность, второй – его внешние проявления.
В 70-е – 90-е годы этот незаконченный спор перерастает в полемику неоэлитаристов и теоретиков элитного плюрализма[361]. Неоэлитисты рисуют следующую модель структуры политической власти в США (равно как и в других индустриально развитых странах):
1. Власть вытекает из распределения ролей и позиций внутри социально-экономической системы. Люди получают власть, занимая ключевые позиции экономических, финансовых, военных и правительственных институтах. Власть находится в руках меньшинства; небольшое число людей распределяет материальные ценности в обществе; массы не определяют политику.
2. Власть «структурна», то есть отношения власти продолжают существовать во времени независимо от частных изменений в периоды выборов: одни и те же элитные группы продолжают осуществлять власть в обществе независимо от исхода выборов. Для того, чтобы сохранить стабильность социально-политической системы, переход в элиту должен быть медленным, длительным, только тот, кто принимает основные согласованные правила элиты, допускается в правящие круги.
3. Существует явное различие между элитой и массами. Те немногие, которые управляют, не являются типичными представителями масс; элиты формируются преимущественно из представителей высшего социально-экономического слоя общества. Представители масс могут войти в элиту, только заняв высокий пост в институциональных структурах, причем принимая санкционированные элитой «правила игры».
4. Различия между элитой и массами основано прежде всего на контроле первой за экономическими ресурсами общества; индустриальные и финансовые лидеры образуют главную часть элиты.
5. Государственная политика выражает интересы не масс, а элиты. Существует конвергенция на уровне верхушки политической системы; небольшая группа оказывает преобладающее влияние в большинстве секторов американской жизни – индустрии, финансах, военных делах, внутренней и внешней политике.
6. Между членами элиты могут существовать разногласия, но их объединяет консенсус относительно сохранения политсистемы такой, какова она есть, и они действуют согласованно, особенно когда система оказывается под угрозой. Иначе говоря, элиты едины в подходе к основным ценностям социальной системы, расходясь лишь в частных вопросах.
7. Элита почти не подвержена влиянию масс или подвержена ему в малой степени (через выборы или какие то иные формы политической активности масс), она может рассчитывать на равнодушие большей части населения.
Сравним эту модель структуры власти в США с той моделью, которую конструируют сторонники теорий плюрализма:
1. Власть — атрибут отношений между индивидуумами, возникающих в процессе выработки решений. Независимо от своей социальной и экономической позиции каждый индивид имеет власть в достаточной
мере, чтобы побудить другого сделать то, что иначе тот бы не сделал.
2. Отношения власти не обязательно сохраняются во времени. Сеть отношений власти, формируемая для выработки конкретного решения, может быть заменена другой сетью, когда вырабатывается иное решение.
3. Различия между элитой и массами не фиксированы четко, они могут размываться. Индивиды относительно легко входят в ряды людей, принимающих решения (в зависимости от характера этого решения, от того, касается ли это решение непосредственно этих людей).
4. Различия между элитой и массами основываются главным образом на заинтересованности в принятии того или иного решения. Лидерство флюидно и мобильно. Доступ к принятию решений может быть открыт через овладение искусством лидерства, информацию о проблеме, знание демократических процедур. Богатство и экономическая власть открывают доступ к политической власти, но это – лишь один из путей к ней.
5. Существует множественность элит. Решения достигаются в процессе взаимодействия элит – заключением сделок, посредничеством, компромиссами. Люди, реализующие власть через принятие некоторых решений, отнюдь не обязательно имеют влияние при принятии иных решений. Нет элиты, доминирующей во всех областях социальной и политической жизни.
6. Существует конкуренция между элитами. Институты и организации разделяют власть, соперничая между собой. Хотя элиты обычно разделяют общее согласие относительно «правил игры», они преследуют различные политические цели. Политика – искусство компромисса между конкурирующими группами.
7. Массы могут оказывать значительное влияние на элиты, прежде всего, через выборы, через «группы давления». Конкуренция между элитами ведет к их подотчетности массам, хотя какие-то важные решения, затрагивающие жизнь людей, порой принимаются элитами, не подотчетными прямо массам.
Нужно сказать, что некоторые критики плюрализма утверждают, что он является скрытой формой элитаризма, что плюралисты ближе к элитаристской, чем к демократической позиции. При этом они ссылаются обычно именно на элитный плюрализм, который и рассматривают как вариант элитаризма. Однако если сомнение в демократическом характере элитного плюрализма представляется нам не лишенным определенных оснований, то суждение о том, что элитный плюрализм ближе к элитаризму, чем к плюрализму нам кажется ошибочным. Вторая из анализируемых нами моделей современных политических систем убедительно свидетельствует об этом, показывая, что элитный плюрализм – всего лишь вариант плюрализма.
Сравним обе модели структуры власти – элитистскую и плюралистическую. На наш взгляд, первая из них в гораздо большей степени отражает реальности современных капиталистических стран и, в частности, США. Однако остается нерешенным ряд вопросов, в частности, являются ли эти две модели альтернативными, как на этом настаивают как многие элитаристы, так и еще более многочисленные сторонники плюрализма.
Отвечая на этот вопрос, отметим, что нельзя преувеличивать различия двух указанных моделей, как это делают и неэлитисты, и многие сторонники плюралистической концепции. У них достаточно много точек соприкосновения, взаимных переходов, полутонов. В ряде существенных аспектов обе эти концепции не альтернативны, а комплементарны. Если мы проанализирует методологические принципы обеих концепций, мы сможем обнаружить их общность в ряде фундаментальных подходов, например, в игнорировании классовой сущности политических систем, в изображении государства бесклассовым органом порядка, в утверждении, что народ неспособен управлять обществом, что для этого необходимо политически активное меньшинство, элита или элиты.