Двадцать первая стратагема: «Золотая цикада сбрасывает чешую»

Название двадцать первой стратагемы указывает на стратегию бегства с помощью уловки, позаимствованной из жизни небольшого насекомого — отливающей позолотой цикады. Цикада сбрасывает свою золотистую чешую (оболочку), чтобы незаметно сбежать, оставив кокон для отвлечения внимания преследователей. На политических переговорах эта стратагема определяет выход из бедственного положения посредством временной сдачи некоторых позиций, намеренного отвлечения внимания от главного и привлечения его к чему-то преходящему, второстепенному. Поэтому такую тактику часто называют «стратагемой ускользания» («бегства», «мимикрии», «хамелеона»).

Поэтесса Сюэ Тао (VIII—IX вв.) воспевала пение прекрасных цикад, которые на конфуцианском Востоке считались неземными существами. Дело в том, что цикады после линьки живут на возвышенных местах, поэтому представлялось, что они далеки от бренного мира и питаются исключительно ветром и росой. В качестве головного украшения китайские женщины часто использовали изготовленные из золота фигурки цикад. Нежное пение этих насекомых поэты считали волшебным:

Прозрачный как роса, их чистый слитный звук доносится издалека,

Подобно шуршанию под ветром увядших листьев.

Звук льется единой трелью,

Хотя каждая [цикада] сидит особняком на ветке.

Известно, что вылупившаяся из кокона цикада прекрасно умеет мимикрировать: она облачена в маскировочное одеяние. Поэтому, покинув блестящий кокон, цикада становится невидимой: можно хорошо ее слышать, но увидеть весьма сложно. Эта идея и была позаимствована создателями стратагем для обозначения бегства в сложных обстоятельствах.

Оболочка цикады в «стратагеме ускользания» предстает как образ некоей стесненности, бедственности положения, из которого пытаются выпутаться. На переговорах это могут быть какие-то положения договора, от которых можно отказаться без особого ущерба, оставив их как «золотой кокон цикады» в руках политических оппонентов. При этом противник не должен понять, что скрывается за обманным отступлением, которое служит лишь для привлечения внимания к себе и, соответственно, для отвлечения от истинного положения вещей. Отказываясь от части своих требований на переговорах, необходимо представить это в качестве большой потери и обратить на нее самое пристальное внимание окружающих.

Но возможен и другой ход: от простых слов, которыми убедительно объясняют прекращение переговоров или перерыв в заседаниях, до розыгрыша целого спектакля, за завесой которого можно попытаться скрыть свое исчезновение. Иногда прием ускользания может быть использован перед лицом более сильных партнеров на переговорах, когда невыгодно вступать в обсуждение каких-то сложных вопросов.

Сунь-цзы советовал при слабой позиции не ввязываться в бой: «Если противник силен, уклоняйся от него». В военном трактате «Сто примеров воинского искусства» Лю Цзи (XIV в.) содержится иллюстрация этого стратагемного приема: «Когда, вступая в противостояние с противником, уступаешь ему в численности и силе войска, нужно выставить побольше знамен и соорудить побольше очагов, создавая видимость присутствия большого войска и мешая неприятелю определить истинную численность и силу твоих войск. Тогда неприятель не решится сразу же завязать бой. Если есть возможность быстро отойти, можно сохранить в целости свое войско».

Таким образом, на политических переговорах «стратагему ускользания» используют обычно в безвыходной ситуации, находясь в положении слабой, уступающей в силе стороны; иногда — перед неминуемым поражением, чтобы выпутаться из чрезвычайно сложных обстоятельств. Важно подчеркнуть: такая стратагема увенчается успехом, если выбрать точный момент и использовать подходящий случай.

Во-первых, нельзя преждевременно отступать, идти на попятную — оппоненты как можно дольше должны не замечать вашей слабости. Во-вторых, необходимо сохранять благоразумие и присутствие духа до самого критического момента — и только тогда, не мешкая, признать отсутствие всяких видов на успех. При этом важно выждать момент, когда противник уверился в своей победе и утратил бдительность — именно тогда в его обороне можно разглядеть слабые места. Нельзя спешить и поддаваться панике — только спокойствие духа может помочь верно оценить ситуацию. Уступая оппонентам — сбрасывая «золотой кокон», — важно сделать это внезапно, чтобы в решающий момент отвлечь внимание оппонентов и отойти.

Интересно заметить, что слово «бегство» в китайских текстах понимается не только в физическом смысле, как переход от одного места к другому, но и в переносном, что весьма важно для тактики на политических переговорах. Физический уход с переговоров — не самое эффективное решение проблемы, гораздо важнее использовать другие — психологические — формы ухода (ускользания): избежание принятия ответственности, перенос ответственности на другие инстанции, переход к обсуждению второстепенных вопросов для затягивания переговоров, некоторые изменения общей формулы соглашения и пр.

X. фон Зенгер, интерпретируя использование этой стратагемы современными восточными политиками, обращает внимание на умелый стратагемный ход тайваньского правительства на переговорах с КНР о создании единого государства. В духе «стратагемы ускользания» тайваньское правительство пытается мягко отвергнуть предложенную Китаем формулу «одно государство — две системы», в соответствии с которой Тайвань становится особым административным районом под юрисдикцией Китая, но имеет право сохранять свой капиталистический строй довольно длительное время. Дело в том, что вместо действительно независимого государственного образования в данном случае должен был появиться особый административный район в рамках обширного государства.

Жесткому требованию властей КНР тайваньское правительство противопоставило формулу «одна страна — два правительства», в которой китайцы сразу же увидели «стратагему мимикрии»: стоит Тайваню лишь признать самостоятельность своего правительства, как в урочный час «цикада сбросит свою чешую» и из формулы «одна страна — два правительства» появится то, чего как раз и добивались: независимое государство Тайвань, окончательно отделенное от Китайской Народной Республики.

Можно напомнить и печальные события развала СССР, сопровождавшиеся подписанием договора о создании СНГ, ставшего своеобразным «золотым коконом», сброшенным «цикадой»: весьма условные рамки этого договора позволили впоследствии многим странам практически беспрепятственно из него выйти.

Иногда уход в «стратагеме хамелеона» означает на политических переговорах неожиданное изменение политического образа, политического стиля или позиции, выступление с «принципиально новым предложением» — «сюрпризом». В таком случае «цикада» покидает свою оболочку не ради бегства, а чтобы принять иной вид существования или иной облик: покидается некое политическое пространство, но не с целью избежать чего-то неприятного, а с намерением приобрести новое политическое пространство для маневра.

Следует подчеркнуть, что современные интерпретаторы китайских стратагем обращают внимание, что, согласно современному международному праву о войне, как это закреплено в Дополнительном протоколе № 1 от 8 июня 1977 г. к Женевской конвенции о защите жертв международных вооруженных конфликтов, запрещено: «...с) симулирование обладания статусом гражданского лица или некомбатанта; d) симулирование обладания статусом, предоставляющим защиту, путем использования знаков, эмблем или форменной одежды Организации Объединенных Наций, нейтральных государств или других государств, не являющихся сторонами, находящимися в конфликте» (ст. 37 «Запрещение вероломства»).

В заключение обсуждения этой стратагемной тактики важно ответить на вопрос, как обезопасить себя от «стратагемы бегства». Для этого можно использовать идею» «полного окружения» противника, чтобы не оставить ему ни единой лазейки. На многосторонних переговорах такое достижимо с помощью объединения всех союзников и выработки общей платформы с четкими формулировками решения по основным вопросам. Если это окажется невозможным, нужно усилить за оппонентами неусыпное наблюдение, причем важно не поддаваться на создаваемые ими обманные образы и пустые обещания, доверяя мудрости китайских военных стратегов: «Если речи противника дерзки и’ его войска спешат вперед, это значит, что он будет отступать».

Мао Цзэдун в подобных случаях не рекомендовал проявлять великодушие к оппонентам, ссылаясь на басню Эзопа «Путник и гадюка» о том, как Крестьянин нашел зимой окоченевшую от холода Змею, поднял ее из чувства сострадания и положил себе за пазуху. Отогрелась Змея, пробудились в ней природные инстинкты, и она ужалила своего благодетеля. «Поделом мне, — сказал Крестьянин, борясь со смертью, — я пожалел опасную тварь».

Мораль басни в том, что злой человек не только не платит благодарностью за добро, но даже способен ответить самой черной неблагодарностью. Известно, что Мао извлек из этой басни самый серьезный урок, требуя твердости в отношении китайских политических оппонентов: «Заморские и китайские ядовитые змеи хотят, чтобы китайский народ погиб так же„ как этот крестьянин, хотят, чтобы Коммунистическая партия и все революционеры-демократы Китая так же, как этот крестьянин, питали добрые чувства к ядовитым змеям. Однако китайский народ, Коммунистическая партия и все подлинные революционеры-демократы Китая слышали и помнят предсмертные слова этого крестьянина».

Следовательно, проявление мягкосердечия к политическим противникам, пытающимся ускользнуть, обычно рассматривается восточными политиками как политическая близорукость. Поэтому современные интерпретаторы стратагемной тактики, советуя проявлять гибкость и изворотливость в использовании «стратагемы ускользания», одновременно рекомендуют демонстрировать твердую готовность к пресечению подобных действий со стороны оппонентов. А уж как ухитриться при этом пройти между Сциллой и Харибдой на политических переговорах — это особое политическое искусство, каждый раз требующее новых, неожиданных решений.