Феномен социокультурной идентичности в фокусе политических переговоров

Благодаря сравнительным исследованиям политических антропологов на разных континентах в политическую науку прочно вошла идея уникальности и неповторимости политических форм и традиций разных народов, представляющих особую ценность. Мир каждого человека имеет яркую социокультурную окраску, то же можно сказать о сфере политической. Поэтому на переговорах весьма важно понять человека политического как представителя определенной культуры и цивилизации. Национальный стиль отражает наиболее распространенные особенности ведения политических переговоров, характерные для представителей определенной страны.

Сегодня, в эпоху глобализации, мир становится все более тесным и взаимозависимым. Многосторонняя дипломатия и многосторонние переговоры стали повседневной политической практикой, появились постоянно действующие переговорные форумы по наиболее сложным проблемам мировой политики. При этом интенсификация переговорного процесса в современном мире происходит на фоне некоторого размывания национальных границ, следствием чего становится взаимопроникновение национальных стилей в переговорной практике. В этих условиях важное значение приобретает изучение особенностей национальных стилей и их влияния на переговорный процесс, ведь главное на переговорах — взаимопонимание сторон.

Известно, что каждая цивилизация развивает и культивирует в людях определенные личностные качества, и дети с раннего возраста усваивают их благодаря социализации. Поэтому в зрелые годы люди, когда садятся за стол переговоров, проявляют эти качества, впитанные буквально «с молоком матери», во многом подсознательно.

Американский социолог Н. Смелзер отмечает, что американская культура утверждает такие ценности, как уверенность в себе, умение владеть собой и агрессивность, — и именно так ведут себя за столом переговоров большинство американцев. В Индии традиционно сложились другие ценности: созерцательность, пассивность, мистицизм, — поэтому индийцы очень внимательны к партнерам по переговорам и склонны вначале выслушать противоположную сторону. Известно также, что американцы обычно с уважением относятся к «людям года», определяемым журналом «Форчун» по признаку достижения выдающихся результатов в своей профессии, и поэтому превозносят «харизму» политических лидеров и их профессионализм. Индийцы же склонны с почтением относиться к религиозным и политическим деятелям, выступающим против насилия, у них в большом почете высокие нравственные и этические качества.

Использование категории «идентичности» на политических переговорах позволяет, соединяя социологическое и психологическое измерения, обнаружить скрытые связи между внутриличностной и социокультурной обусловленностью действий политического субъекта за столом переговоров. Образуется цепочка: предметы — символы (внешние факторы) — осведомленность — интерпретация — оценка (внутренние факторы).

Социокультурная идентичность предполагает стереотипный набор атрибутов — поведенческих, символических, предметных, — которые лежат в основе политического поведения людей разных цивилизаций. Уже древние мыслители (Геродот, Гиппократ, Плиний) пытались связать особенности политических характеров с различиями климата, географических и исторических условий. В Новое время исследователи стали широко использовать для анализа политических феноменов этнографические аргументы. Ш. Монтескье, Дж. Локк писали о «народном духе», который зависит от среды и климата.

Русский ученый ГГ. Шпет, исследовавший историю этнической психологии, отмечает, что с середины XIX в. идея «народного духа» превращается романтиками в ходовое понятие, которое популяризируется исторической школой в учении о праве, углубляется и усложняется. Дальнейшие исследования в сфере этнической психологии дали обширный материал для формирования современной концепции социокультурной идентификации.

Швейцарскому психологу К. Г. Юнгу принадлежит идея архетипов — коллективных представлений, созданных в разных культурах на различных стадиях их развития и сохраняющихся на бессознательном уровне. Юнг полагал, что архетипы соответствуют типичным жизненным ситуациям и воспроизводятся не в форме образов, наполненных содержанием, но только как формы без содержания, продуцирующие возможность определенных восприятий и действий.

К числу наиболее древних архетипов относится противопоставление «мы — они». В период формирования цивилизаций первобытным людям был свойствен высокий уровень идентификации со «своим» обществом: те, кто находился за его пределами, воспринимались как реальные или потенциальные враги и соперники, или как нейтральные «чужие». Можно сказать, что человек выделялся из массы других людей как бы в составе той группы, с которой он себя идентифицировал. Практическая и психологическая возможность индивидуального выделения была в то время еще весьма проблематичной. Этот архетип можно рассматривать как исторически первичную форму социокультур но и идентичности, под которой подразумевают процесс самоотождествления человека с определенной культурой.

Интересно, что, когда люди садятся за стол переговоров в составе делегации своей страны, они как бы воспроизводят на новом историческом этапе самый древний архетип социокультурной идентичности «мы — они», поэтому стереотипы национального характера и стиля, в более однородной социокультурной среде уходящие на второй план, здесь подсознательно перемещаются на первый, что необходимо иметь в виду.

На более поздних этапах развития цивилизации у человека сформировались и другие уровни социокультурной идентичности. Иерархию таких уровней можно представить в виде определенной последовательности:

•Я-идентичность: индивидуальные представления о себе самом как члене общества;

• субъективная социокультурная идентичность: собственные представления индивида о своей идентичности в ситуациях социального взаимодействия;

•демонстрируемая публичная идентичность: социокультурное поведение человека, его образ в представлении окружающих;

•объективная социокультурная идентичность: совокупность психологических качеств, проявляемых в ситуации социального контакта объективно.

Действительно, человек отождествляет себя с культурой, если разделяет ее ценности как личные. Далее, он должен отождествлять себя с социокультурными традициями, сознательно отвечая за их преемственность, передавая их из поколения в поколение. Это предполагает определенные архетипические формы поведения в ситуации социального взаимодействия.

Архетипические черты русского характера отражают народные пословицы и поговорки: «За битого двух небитых дают» (архетип искреннего раскаяния), «Вывести на чистую воду», «Распахнуть душу» (архетип честности, искренности, откровенности). К числу наиболее древних архетипов русского национального характера относится радикализм — стремление к крайностям и абсолютизация радикальных решений. Поэтому русские люди традиционно с уважением относятся к тем, кто непреклонен за столом переговоров.

В переговорной практике радикализм может проявиться в стремлении доводить все до крайностей, до пределов возможного: то демонстрировать жесткую линию поведения, то неожиданно для партнера полностью принять его предложения «со всей широтой души». Ярким тому примером является поступок бывшего премьер-министра Е. М. Примакова, который развернул самолет и не полетел на переговоры с американцами, узнав о начале бомбардировки Югославии. Еще более неожиданным для западных партнеров был поступок М. С. Горбачева, который без всяких дополнительных условий согласился в 1991 г. на разрушение Берлинской стены и объединение Германии.

Народная пословица «Русские долго запрягают, но быстро едут» отражает архетип долготерпения русского человека. На политических переговорах это может проявиться в долгих раздумьях относительно начала переговоров, но когда решение принято — действиях твердых, быстрых и решительных, иногда даже подталкивающих партнеров на принятие определенных соглашений. Достаточно яркий пример проявления этого архетипа — инициированные российской стороной переговоры в канун 2006 г. с украинцами о новых газовых тарифах.

На более высоком уровне архетипы национального характера отражают литература и искусство. Знаток русской души Ф. М. Достоевский считал величайшими качествами русского человека «жажду очищения и подвига», широту души, увлечение «мировыми проблемами», стремление к духовным ценностям. B. C. Соловьев в своей знаменитой речи в память Достоевского подчеркнул, что тот представлял Россию, используя видение Иоанна Богослова о «жене, облеченной в солнце и в мучениях хотящей родить сына»: жена — это Россия, а рождаемое ею слово есть то новое Слово, которое Россия должна сказать миру. Это Слово — примирение для Востока и для Запада. Таков был главный архетип русского национального характера в представлении Достоевского.

Писатели и ученые, исследовавшие феномен социокультурной идентичности, подчеркивают, что общность чувств, идей, традиций, верований, созданная медленными наследственными накоплениями в рамках одной цивилизации, придает психическому складу народа определенное единство, большую прочность, созидательную силу. Именно она создала величие Рима в древности, великолепие Венеции в Средние века, грозную мощь Британской империи в Новое время и «тихоокеанское чудо» в наши дни.

Французский философ Г. Лебон писал, что самое яркое впечатление, вынесенное им из продолжительных путешествий по различным странам, — это то, что «каждый народ обладает душевным строем столь же устойчивым, как и его анатомические особенности, и от него-то и происходят его чувства, его мысли, его учреждения, его верования и его искусство». Люди каждой цивилизации обладают, несмотря на различия их социального положения, общими чертами характера, унаследованными от предков. И с этой точки зрения судьбой народов и культур руководят в значительно большей степени умершие поколения, заложившие основания цивилизации, чем живые.

Известно, что краеугольным камнем западного сознания является индивидуализм, имеющий глубокие культурно-исторические корни. Западная цивилизация пережила Ренессанс, Реформацию, Просвещение, сделавшие мерилом всех вещей человека. Именно человек, его разум, его рациональность считаются здесь огромной ценностью. Лишь то, что создано человеком, имеет значение. На Западе всегда были важны материальный прогресс, принцип личной ответственности за растущее благосостояние общества. Эти приоритеты были восприняты протестантизмом, который стал ведущей религией западной Цивилизации. Человек в данной культуре живет, чтобы работать и, увеличивая личное благосостояние, создавать благосостояние общества. В этом состоят наиболее общие основы социокультурной идентичности западного цивилизационного типа.

В России, на православном Востоке, сложился совсем иной тип социокультурной идентичности. Православный мир не знал Реформации и Ренессанса. В российской культуре традиционно превыше всего ставилась вера, личность никогда не была важна сама по себе. В этом смысле православный мир основан на началах «реализма», а не «номинализма»: в нем очевиден приоритет общего над индивидуальным. Религиозность русской культуры и приоритетность коллективистских начал — взаимосвязанные характеристики. Поэтому в российском обществе мало личной инициативы, ее традиционно ждут «сверху», в нее «верят» (коммунизм когда-то тоже был «верой»). При этом вера никогда не бывает лишь чувством, эмоцией, она соединена с Логосом, требует рационального обеспечения. Большие идеи и Великие цели обладают в нашей культуре огромной притягательной силой — они способны мобилизовать цивилизационную энергетику и явить миру «русское чудо». Так было, когда Россия сбросила монголо-татарское иго, разбила Наполеона, разгромила фашистскую Германию. Огромный потенциал православной культуры в том, что она способна развиваться под влиянием Больших идей. Человек в нашей культуре готов поверить в идею и служить ей.

На конфуцианском Востоке стран Азиатско-Тихоокеанского региона сформировался еще один тип социокультурной идентичности. Здесь краеугольным камнем сознания выступает клановая солидарность. При отсутствии личного индивидуализма семью в этой цивилизации можно рассматривать как главную ячейку общества. Человек живет и работает ради семьи и вместе с семьей. Клановая солидарность — это могучая сила, сплачивающая конфуцианские страны. А это, в свою очередь, рождает патриотизм, любовь к родине, желание трудиться для нее. Китайцы искренне верят, что все они произошли от одного предка, а японцы считают своего императора главой нации-семьи.