Политические переговоры: учебное пособие

Индо-буддийская культура политических переговоров: принцип гармонии

«Индия — это земля мечты», — написал Г. В. Ф. Гегель в своих «Лекциях по философии истории». Действительно, цивилизацию Индии можно представить как фантастически красочный карнавал: торжество звуков, красок, видов, вкусов, запахов и чувственных наслаждений. Индийцы создали обилие мифов и легенд, множество философских систем, различных стилей в архитектуре, музыке и танце.

Известный индийский писатель М. С. Менон отмечал, что индо-буддийскую цивилизацию сформировало два потока, которые шли навстречу друг другу: один - чувственный, другой - умственный; один — формы, другой — мысли. «Они сходились и расходились и снова сходились. Один был дравидским, а другой арийским. Один достиг своего апогея в форме танцующего бога Натараджа, символа космического танца динамичной Вселенной. Другой поднялся до абстрактной концепции монизма в адвайте Шанкары. Один создал музыку и танец, живопись и скульптуру, короче говоря, звуки, виды и запахи цивилизации. Другой же создал мир интеллекта — индийскую философию, мышление».

Индо-буддийская культура политических переговоров своими корнями уходит в индийскую философию, созданную изощренным арийским гением. Один из авторитетов в области ведического искусства М. Мюллер в ответ на просьбу определить самую выдающуюся черту индийского характера сказал: «Трансценденция, или тенденция выходить за пределы эмпирических знаний. Трансцендентальный темперамент приобрел, без сомнения, наиболее полное выражение в индийском характере, чем где-либо еще».

Символом индийского национального характера является образ танцующего Шивы, ставший метафорой космического танцора. Известный индийский философ Ш. Ауробиндо попытался интерпретировать этот сложный образ: «...человек должен выйти за пределы простого ублажения чувств. Он должен прогрессировать в мысли. А этого нельзя добиться, если мы прикуем дух к какой-то фиксированной умственной идее или системе религиозного культа, интеллектуальной истине, эстетической норме, этическому идеалу, практической акции... и заявим, что все отступления от этого грозят опасностью... Мы должны освободить свое сознание от этих оков...»

Таким образом, для индийского мышления характерно «прогрессировать в мысли», не сближаясь полностью ни с одной религиозной, политической или этической системой. Во многом формирование такого мышления произошло благодаря своеобразной религиозной традиции — индуизма. Сущность индуистского вероисповедания — поиски истины ненасильственными средствами. Человек может не верить в бога и все же называть себя индусом. Современные индийские ученые подчеркивают, что индуизм не является единой религией, особенно если подходить к его исследованию с традиционными западными критериями.

Исторически индуизм сложился как детище многих родителей — ведических певцов, мудрецов, самоуглубленных искателей истины. Так, Л. Рено отмечает: «Индуизм нельзя считать религией в традиционном смысле слова. В нем нет веры в единую догму, нет приверженности какому-либо одному пророку, не отдается предпочтение какому-либо одному священному писанию, он терпимо относится к философским расхождениям, к поклонению различным божествам и непоклонению богу вообще, он включает в себя различные, даже противоречащие друг другу модели религиозного поведения».

Следует подчеркнуть, что в индо-буддийской культуре политических переговоров внутрирелигиозный и философский плюрализм мышления формируют такие важные качества, как гибкость, способность к консенсусу, высокую терпимость к представителям других культур, открытость мышления к диалогу и восприятию ценностей других цивилизаций.

Напомним, что христианство, ислам, конфуцианство ориентированы на формирование единого духовно-психологического типа. Эти религии предполагают один Путь и одну Истину, что означает духовно-психологическую унификацию верующих в религиозной жизни. В индуизме же множество путей, истин и образов жизни не исключают друг друга. Представителей самых разных культур привлекает в индуизме плюрализм заложенных в нем типов поведения и духовных устремлений: аскеза соседствует здесь с оргиастическими культами, утонченная метафизика — с колдовскими и магическими приемами, тренинг духа — с совершенствованием тела, культивация чувств — с воспитанием беспристрастного отношения к миру. Именно этим прежде всего объясняется увлечение индийской мистикой множества людей практически во всех странах современного мира.

Если в европейской, исламской, конфуцианской культурах истина — синоним однозначности и недвусмысленности, то в индуистской культуре это далеко не так. Разные символы могут указывать здесь на одно и то же, а один и тот же символ может выражать разные вещи. Слово и знак — это только намеки, а намеков может быть бесконечно много — «истина одна; мудрецы называют ее разными именами».

Пластичность, многоплановость, многозначность и духовная терпимость — вот что прежде всего поражает представителей других культур в мировоззрении индийцев на политических переговорах. Внимание к политическому партнеру, признание его права на выражение собственного мнения, отличного от вашего, — это, несомненно, подкупает каждого, кто сталкивается с представителями этой культуры.

Но не только терпимость и плюрализм являются отличительными чертами индо-буддийской культуры политических переговоров. Анализируя неоориенталистский бум на Западе, исследователи отмечают, что европейцы, увлекающиеся индуизмом, объясняют это целым рядом аргументов, среди которых: космизм, этикоцентризм, высокая оценка возможностей индивида, интеллектуализм, совпадение по ду­ху с рядом открытий современной науки.

В центре индийского мировоззрения находится проблема долга — дхарма. Это этическое понятие, включающее кодекс морали, праведность и весь круг обязанностей и ответственности человека. Корень индийского слова «дхарма» означает «держаться вместе». Для индийской культуры понятие долга (дхармы) имеет такое же значение, как понятие прав личности для западной. Это объясняет коллективизм индийской культуры политических переговоров, значимость этических аргументов в политическом диалоге, чувство высокой ответственности за принимаемые решения.

Индийцы считают, что жизнь — это обязанность и ответственность. И поскольку высшая цель жизни — слияние с Единым, необходимо нравственное совершенствование, для достижения которого следует выполнять свой долг: «Долг — средство для достижения высшего совершенства». Поэтому индийцы основное значение придают обязанностям человека, а не его правам. Они трактуют понятие долга в самом широком смысле слова, имея в виду обязанности человека по отношению к богам, предкам, другим людям и даже животным: «Тот, кто выполняет свои обязанности перед всеми ими — хороший человек». Один из древнейших индийских правовых трактатов «Законы Ману» так определяет 10 признаков дхармы: постоянство, снисходительность, смирение, непохищение, чистота, обуздание чувств, благоразумие, знание Веды, справедливость, негневливость.

Все эти качества являются определяющими для идеального индийского политика и переговорщика. И поскольку индийцы всегда верили, что в соответствии с кармой возмездие настигнет преступника неизбежно, их политики и государственные деятели очень редко проповедовали волюнтаризм и становились тиранами — действовал страх неотвратимости наказания. Именно религия в этой цивилизации испокон века определяла и укрепляла политическую деятельность. Политик в Индии никогда не добивался успеха, если не опирался на национальную религиозную и культурную традицию. Деятельность каждого крупного религиозного проповедника непременно получала сильный политический резонанс.

Для понимания поведения индийского политика на переговорах важно иметь в виду, что в индо-буддийской культуре принципиальное значение имеет культивация способности человека к приобретению полной власти над собой. Благодаря ощущению глубинной тождественности с Единым индийцы, в отличие от представителей других культурных традиций, склонны верить, что могут стать не только вровень с богами, но даже подняться выше богов.

Отсюда невозмутимость, спокойствие, глубокое чувство собственного достоинства, неторопливость в переговорном стиле индийских политиков. Психологи отмечают, что индийцы на переговорах никогда не спешат, у них особое отношение к времени: нет культа точности, как у многих европейцев и японцев. Поэтому они не стараются пунктуально и точно разработать структуру, этапы переговорного процесса, более полагаясь на естественный ход событий и вообще естественное течение жизни, которая в их глазах обладает самоценностью вне временных рамок.

В трактате «Артхашастра» («Наука политики») и в «Законах Ману» сообщается о качествах, которыми должны обладать эффективный индийский политический деятель и его окружение. Но мы не найдем там коварных рекомендаций в духе Н. Макиавелли, хотя политические принципы культивируют «твердость и последовательность» действий. Индийская политическая традиция в числе первых политических добродетелей называет способность правителя жить интересами своих подданных — так в политике преломляется философский принцип «одно во всем и все в одном». Если царь действительно осведомлен об истинной природе своих интересов и хочет править долго, желая благополучия себе и своим подданным, то он следует главному правилу: «Счастье царя — в счастье подданных, в пользе подданных — его польза. Польза царя — не то, что ему приятно, но что приятно под­данным — в том польза царю». «Надо знать, — сказано в «Законах Ману», — что царь, не соблюдающий правил поведения... неверующий... жадный, не охраняющий [подданных], губящий их, идет в преисподнюю». Несомненно, на политических переговорах это предопределяет коллегиальность индийцев в принятии решений, высокую внутреннюю сплоченность их делегации, где лидеры не возвышаются над своим окружением, а пытаются прежде всего мобилизовать его для достижения поставленных целей.

Древнеиндийская традиция идеализирует политика, обладающего большим умом, сильной волей, не изменяющего своему слову, справедливого и правдивого, благодарного и щедрого, внимающего советам умудренных опытом людей, старающегося «все удерживать в памяти, познавать, размышлять по поводу осознанного, отвергать негодное и проникать в истину». В «Законах Ману» царю, даже погибая, не подобает взимать налог со знатока Веды — так высоко в Древней Индии ценилась мудрость в политическом управлении. И сегодня в индийской дипломатии высоко ценятся мудрость и опытность, и индийскую делегацию обычно возглавляет старейший и наиболее опытный политик, располагающий большим количеством экспертов по всем вопросам.

Индо-буддийская культура переговоров предполагает также, что политик должен умело руководить своим собственным окружением, действуя в высшей степени энергично: «Поэтому царь, всегда напряженный в работе, пусть велит делать то, что нужно. Корень того, что нужно, — это напряженность в работе, противоположное — корень вреда». Когда политик деятелен, то вслед за ним стараются быть деятельными и его подданные; если же он медлителен и равнодушен, то его подданные развращаются и уничтожают его дела — «он одолевается ненавидящими его». Иными словами, только нравственная неустанность политика, его моральная активность способны принести успех в политической деятельности на переговорах.

Главные особенности индийского национального характера и политического темперамента на переговорах связаны с концепцией реинкарнации (перевоплощения). М. Ганди в письме к Л. Н. Толстому просил его разрешения исключить места с критикой реинкарнации из статьи об Индии: «Вера в перевоплощение или переселение душ очень дорога миллионам людей в Индии, а также и в Китае. Можно сказать, что для многих это уже вопрос личного переживания, а не только теоретической допустимости. Она служит утешением...»

Вера в реинкарнацию предопределила не только удивительную для европейского сознания неиндивидуалистичность индийцев, но и глубокое внутреннее стремление к миротворчеству. Они не склонны придавать основополагающее значение собственной личности как таковой, поскольку она не более чем сменная одежда вечного «я» — человеческой души, которая после смерти бренного тела способна переселиться в другое. Поэтому также индийцы терпимы к другим людям, к их мнениям, верованиям, политическим взглядам. Они проповедуют этику ненасилия, заботы о природе и окружающем мире, ведь после смерти тела душа человека может войти не только в других людей, но и в животных.

Индуистская традиция буквально культивирует глубокое почитание жизни: «Образ жизни, основанный на полном непричинении вреда или (в случае крайней необходимости) минимальном причинений вреда — вот высшая добродетель». Благородная этическая максима в политической сфере приводит к благородному миротворчеству. Миротворческая деятельность во все времена пользовалась в Индии особым уважением и почетом: политический деятель только тогда мог снискать национальное признание, когда его деятельность была благой для дела мира.

В индо-буддийской культуре политических переговоров высоко ценится красноречие, индийские политики много внимания уделяют риторике, любят выступать с докладами и произносить речи. Они помнят, что в царстве Индры (бога княжеской дружины) нужны вдохновенные речи: «Речью, о жрецы, победите речь врага»; «После того как все правители уселись и наступила полная тишина, Кришна, с великолепными зубами и голосом глубоким, как звук барабана, начал говорить: "О Бхарата, я пришел сюда, чтобы установить мир без кровопролития... Помимо этого, о владыка, у меня нет добрых слов... Мир, о правитель, зависит от тебя и меня».

Вместе с тем существует глубокое противоречие между широтой и многоплановостью духовного кругозора индийских политиков, поразительной их терпимостью в отношении понимания и интерпретации ценностей других культур и обескураживающим догматизмом в вопросах социальной структуры общества. Основные идеи индуистской традиции закрепляют политический консерватизм: мир сложился раз и навсегда и существует в вечном круговороте форм. Добро и зло, войны, неравенство, угнетение — все это естественно. Надо выполнять предписанное от века. Если ты воин — убивай, если погонщик слонов — коли их своим посохом. Это необходимо и священно. Верность кастовой морали должна поддерживать общество в равновесии. Индуизм глубоко консервативен в отношении политической власти, она считается данной человеку богами изначально и не подлежит изменениям. Поэтому в индийской делегации на переговорах каждый знает свое место, там нет духа соревновательности и морали успеха: каждый убежден, что выполняет свой долг и не может претендовать на большее, поскольку все дается человеку от рождения.

Буддизм, появившийся в Индии намного позже индуизма (в VI в. до н. э.), заметно смягчает крайние проявления сословного консерватизма, свойственные индуизму, он обращается к каждой личности, минуя касты, сословия, племена: «Закон один и тот же для все. Закон заботится и о низшем, и о среднем, и о высшем... Никто не может противиться закону». Сегодня буддизм и индуизм во многом слились в культуре Индии, индуисты признали Будду аватарой (воплощением) своего бога Вишну, существует и развивается единая духовно-религиозная традиция.

Однако в современной политической этике все еще ощутим сословный, кастовый характер. На буддийском Цейлоне (Шри Ланка) кастовый строй существует в менее строгой форме. В Индии сегодня насчитывают 70 млн неприкасаемых, которым запрещено пользоваться общими колодцами, ходить по правой стороне улицы, посещать храмы. Официально эти запреты в стране отменены, за неприкасаемыми забронированы места в парламенте и высших учебных заведениях, они имеют равные политические права с другими гражданами страны. Но в сельской местности все остается по-старому. Попытки воспользоваться своими законными правами вызывают там погромы, иногда с человеческими жертвами. В городах такие погромы случаются редко. По свидетельству европейских журналистов, когда лидер неприкасаемых (ныне покойный) адвокат Амбедкар вел дела в суде, служащие, принимавшие от него документы, совершали потом омовения, а клиенты — воры и проститутки — отсаживались подальше от своего защитника, чтобы «не потерять касту».

Надо сказать, что религиозный фундаментализм нередко приводит к политическим конфликтам и даже преступлениям. Например, известно, что корова в Индии — священное животное, коров не убивают, им дают спокойно умереть. С европейской точки зрения, почитание животных доходит до абсурда — и сегодня в Индии человека, купившего на базаре кусок говядины, могут избить до полусмерти. Почти каждый год в стране происходят мусульманские погромы (мусульмане употребляют мясо). Ультраиндуистские партии (такие, как Джан-Сангх) пытаются использовать религиозные противоречия для укрепления своего политического влияния.

Можно возразить, что фундаменталисты других религий также устраивают погромы, что это вовсе не отличительная особенность индо-буддийской цивилизации. Однако подобные констатации не снимают проблему: кастовая, догматическая религия оказывает влияние на индийскую ментальность. Р. Тагор в своей драме «Жертвоприношение» писал об Индии как «сумрачном храме», «недоступном лучам, недоступном ветрам», где спит одурманенная душа народа, окунувшись в мир грез:

Сколько времени так протекло в полусне?

Погрузившись в себя, жил я в смутной стране.

Озираясь, душа возносилась на миг,

Точно огненный взвившийся к небу язык,

Но потом цепенела и гасла. Я сник

Без лучей в духоте. Кровь застыла во мне.

Сколько времени так протекло в полусне?1

Но в среде индийской интеллигенции достаточно распространено свободомыслие как реакция на консерватизм застывших культовых форм духовно-религиозной традиции. Современные религиоведы отмечают, что совершенствование индо-буддийской культуры сегодня в значительной мере зависит от буддизма: эта религия содержит глубинные мотивации развития человеческого духа, в сфере политики она представляет собой конкретную внесословную жизненную программу, посильную человеку. При этом буддийские идеалы предостерегают политика от крайностей, направляя его к срединной дороге — к умиротворению, постижению, пробуждению.

Истинный образ жизни для буддистов предполагает также свободу выбора, что весьма важно для формирования культуры политических переговоров. Никакой авторитет не вправе становиться между человеком и истиной, даже авторитет самого Будды, каждый должен открыть истину сам и только сам.

Практическая этика буддизма указывает индийским политикам на ненасилие как конечную цель в практике политических переговоров: ненасилие выше борьбы между добром и злом. Более того, оно и есть добро, не ограниченное необходимостью противостоять злу. Нравственность интерпретируется здесь в ее практически-действенном выражении, как путь спасения. Политик, отказывающийся убивать, не бездействует: он действует иначе. Джатаки дают множество образов буддийских царей-святых, управлявших государством по закону любви, а не выгоды. Но в реальной истории Индии, конечно, таких правителей было мало. Индийцы сохранили память о легендарном императоре Ашоки, содрогнувшемся при виде десятков тысяч людей, которых пришлось убить его армии, чтобы покорить царство Калингу (на юге страны). После этого к царю пришло «просветление», и он приказал вырезать на скалах по всем границам империи, что навсегда отказывается от насилия и больше не будет посылать в чужие страны войска, а только буддийских миссионеров, проповедников ненасилия. И сегодня надписи Ашоки можно прочесть на скалах, время их пощадило. Символично, что Колонна Ашоки со львами на капитолии стала гербом Республики Индии.

В целом важно подчеркнуть, что в индо-буддийской культуре политических переговоров развиваются альтернативные западным принципы политической этики — единства политики и морали, истины и политики, ненасильственных действий. Для занятий политикой в Индии традиционно требуются чистота и непорочность души: «Нравственное совершенство — первая ступень к божественному знанию». Политика же связана с моралью и добродетелью не на уровне интеллекта, а на уровне высшего духовного мышления или сверхзнания — источника вдохновения поэтов, пророков, ораторов и политических трибунов. В данной культурной традиции несовместимы не только гений и злодейство, но любое духовное творчество с малейшей нечистотой помыслов.

Основным принципом индо-буддийского политического мировоззрения на переговорах является принцип недвойственности мышления — целостного взгляда на мир. Если в современной западной культуре возобладал рационализм и мышление идет по принципу «одно» и «другое» (сегодня полезно и рационально одно, завтра — другое), то здесь принципиально иной тип связи — «одно в другом» или, в соответствии с уже упомянутым философским принципом, «одно во всем и все в одном». В сфере политики принятие такой презумпции диктует очень важные нравственные выводы: принцип «разделяй и властвуй» на переговорах становится неприемлемым.

Заметим также, что индо-буддийская культура развивает особый путь решения конфликтных ситуаций в переговорной практике, связанный с политической концепцией «сатьяграха» («упорствование в истине», или гражданское неповиновение). Имя ее автора — М. Ганди известно всему миру благодаря его пламенным общественно-политическим выступлениям и оригинальным научным трудам, среди которых особое место занимают книги «История моих экспериментов с истиной» (1927) и «Сатьяграха в Южной Африке» (1938).

А. Эйнштейн сказал о Ганди: «Грядущие поколения едва ли поверят, что такой человек, как он, ходил по земле и был создан из плоти и крови». Сам Ганди признавался, что его главным желанием было «осушить все слезы на всех глазах». Жизнь этого выдающегося человека стала воплощением его философии. Концепция политической этики, которую он развивал на протяжении всей своей жизни, была творчески воспринята индийским народом и последовательно использована в процессе его национально-освободительной борьбы против британского колониального владычества.

Согласно политической этике «упорствования в истине», политик в случае конфликта на переговорах не должен идти двумя традиционными путями: вступать в политическую борьбу, применяя насилие, или принимать пассивную альтернативу. Несправедливость глубоко пятнает души людей — и жертвы, и того, кто поступил неправедно, но отвечать на несправедливость насилием — безнравственно. Несправедливость и насилие оскорбляют человеческое достоинство, поэтому вдвойне ошибочно пребывать в бездействии. Ганди нашел выход из этого сложного положения. Его «третий путь» к истине таков: положить конец несправедливости, изменяя сердце человека, поступающего неправедно, — последовательно, шаг за шагом, любовью и самопожертвованием пробуждая в нем чувство справедливости.

Первый шаг политика по пути «упорствования в истине» — тщательный анализ всех факторов, ведущих к переговорам и возможному полюбовному соглашению. При этом необходимо оставаться открытым для обмена политическими мнениями, помня, что каждая сторона в конфликте обладает лишь частичным видением проблемы и нуждается в критической перспективе другой стороны, чтобы отделить истину от лжи. Лучшее выражение своей точки зрения Ганди находил в учении «Бхагавадгиты», главная идея которой — «действие, свободное от привязанности к его результатам». Такое действие выражает любовь и смирение, ведет к преодолению эгоизма, а значит — способно изменить человеческую душу в лучшую сторону.

Если соглашение все же срывается, политик должен обратиться к прямым действиям «гражданского неповиновения». Не нападая на противника, ему следует отвечать любовью на эмоциональное или физическое насилие, даже ценой собственных страданий. Политик обязан открыто заявить о своих планах и упорствовать в них, принимая все проявления враждебности, пока вопрос не будет решен к взаимному удовлетворению. Ганди часто цитировал слова Кришны из «Бхагавадгиты»: «Каждый должен действовать, чтобы поддерживать Вселенную». В политической борьбе модели Ганди о победе можно сказать лишь в том случае, когда обе стороны удовлетворены.

Несомненно, путь «упорствования в истине» при решения политических конфликтов на переговорах очень сложен: он предполагает личное мужество, твердую волю и необычайное терпение. Этот путь требует от человека почти невозможного — стать вровень с богами: быть божественно великодушным и щедрым к противнику. Но ведь это один из древнейших архетипов индо-буддийской культуры, и Ганди своей общественно-политической деятельностью доказал успешность этого пути. Более 30 лет (с 1917 по 1948 г.) он возглавлял движение гражданского неповиновения в Индии. За политическую деятельность его трижды бросали за решетку, и в общей сложности он провел в тюрьме семь лет. В эпоху британского правления в стране он руководил несколькими общественно-политическими движениями: в Чампаране за улучшение положения крестьян, выращивающих индиго (1917); в Ахмедабаде — ткачей (1918); общенациональным движением за отказ от сотрудничества с английскими властями (1920— 1922); движением «Прочь из Индии!» (1940—1942).

Гражданское сопротивление использовало самые разные методы ненасильственных действий: бойкот иностранных товаров (особенно текстильных), сидячие забастовки, длительные марши протеста и демонстрации. Идеи Ганди постепенно вошли в плоть и кровь индийского народа, действительно поверившего, что любовью, а не насилием можно изменить политический мир.

Соперничество с Западом неизбежно ставит восточных политиков перед дилеммой: следовать ли собственной традиции или заимствовать западные критерии политической эффективности, основанные на насилии. Перед политиком возникает соблазн быстрого, хотя и насильственного успеха, которому сложно противостоять. Даже выдающийся индийский политик Дж. Неру не избежал такого соблазна — биографы объясняют это влиянием марксистских идей на его мировоззрение. Пример же политической деятельности Ганди до сих пор остается уникальным как для Индии, так и для всего мира.

Оценивая политическую деятельность Ганди как автора и основоположника концепции «упорствования в истине», современный индийский философ Н. Чамповат пишет: «Ганди был воплощением идеи ненасилия, добровольной простоты и терпимости. В мире, разрывающемся от насилия, загипнотизированном сложностью и пораженном нетерпимостью, его жизнь — это луч надежды. Его сатьяграха — неоценимый дар роду людскому. Человечество будет спасено лишь тогда, когда и другие лидеры скажут вместе с Ганди: "Вся моя деятельность проистекла из моей безграничной любви к человечеству».

Действительно, модель «упорствования в истине», которая сегодня продолжает творчески развиваться в индийской культуре политических переговоров, обладает большим эвристическим потенциалом при возникновении межэтнических, межконфессиональных и даже межцивилизационных конфликтов. Человечество пока не оценило полностью значения этой модели, но, вероятно, именно «упорствование в истине» на международных переговорах способно стать эффективной тактикой противостояния глобальным угрозам современности.

Гуманный, ненасильственный путь решения проблем на политических переговорах требует терпения и настойчивости, мудрости и последовательности. Высокие моральные принципы этики ненасилия, нравственной активности, единства политики и морали, научной и политической истины стали важным вкладом индо-буддийской культуры политических переговоров в сокровищницу мировой культуры.