Социология: учебное пособие

Основу советской социологии составили марксистская социальная теория и опирающаяся на нее большевистская идеология. Большевизм предстал как российское идейное ответвление марксизма, связанное с именами В. И. Ленина, Л. Д. Троцкого, Н. И. Бухарина, И. В. Сталина и др. Свою главную задачу большевики видели в том, чтобы развенчать идею правового (по их терминологии "буржуазного") государства и теоретически обосновать, а затем реализовать на практике идею государства, подчиняющегося диктатуре пролетариата и его авангарду — партии большевиков-коммунистов. Принципы естественного права, также именуемые "буржуазными", представали в их трактовке как фальшивые и лицемерные, предназначенные эксплуататорскими классами для обмана трудящихся. Практики большевизма пошли по пути последовательного изъятия у человека его естественных прав — права на собственность, на свободное волеизъявление и личное достоинство, даже права на жизнь, развернув невиданные по масштабам репрессии. В итоге их целенаправленных усилий совершился исторический откат общества в доправовое состояние, при котором государство, призванное по своей природе оберегать основы цивилизованности, охранять собственность, свободу и жизнь граждан, большей частью отнимало их.

Большевистская философия неправа совершенно изгнала из своего лексикона концепт гражданского общества, поскольку, согласно ее постулатам, полная, безраздельная власть в стране должна принадлежать партийно-государственным институтам. Правоведение советского периода обрело исключительно "государствоцентристскую" ориентацию, ставящую на первое место не права и свободы личности, не интересы гражданского общества (о котором оно не упоминало), а интересы государства как такового. Была, по существу, возрождена гегелевская идея государства как "земного бога", имеющего право относиться к индивидам как средствам достижения своих целей. Большевистское правоведение обосновало право государства на вмешательство в любую область практической и духовной жизни людей и тем самым прямо способствовало превращению правосудия в несправедливое и коварное неправо.

В западном научном мире и в постсоветской действительности принято довольно пренебрежительно относиться к советской теоретической социологии, называвшей себя теорией исторического материализма. В этих низких оценках, как правило, не учитывается важная особенность советской социологии, делающая ее отнюдь не серой и не посредственной. Эта особенность заключалась в ее авангардизме как равнодушии к сущему и настоящему и ее же трансгрессивной ориентированности на должное и будущее. Она видела свою главную практическую цель в том, чтобы обнаружить и помочь привести в действие все социальные, экономические, политические, правовые, культурные, психологические механизмы, имеющиеся в обществе, и заставить их работать на будущее.

В коллективном бессознательном народов, населявших СССР, и в первую очередь русского народа, присутствовали существенные предпосылки, определившие характер советской авангардистской социологии. Это два психологических комплекса — комплекс социальной неполноценности и комплекс социальной исключительности. Идеи третьего Рима или миссии осуществления мировой революции, как правило, неизменно опрокидывались противоположными умонастроениями, что достаточно глубоко травмировало культурное сознание. Они создавали антиномическое напряжение внутри народного духа, проявлялись на всех уровнях общественного сознания и во всех его формах, сказались на всем строе советской идеологии и идеологизированного общест-вознания. Вместе с тем они не только раздваивали и разрывали целостность общественных умонастроений, но и вносили в них мощное динамическое, трансгрессивно-футуристическое, авангардное начало, нацеленное на быстрейшее преодоление дистанции между неполноценностью и исключительностью.

Предельной формой футуристического авангардизма советской социологии стала теория научного коммунизма. Ее отрыв от действительных социальных реалий оказался столь значителен, что привел к невероятному истончению перегородки, отделяющей здравый смысл от абсурда.