Социология: учебное пособие

Характерным образчиком человеческого сообщества в состоянии хаоса является толпа. Значительный вклад в изучение этого своеобразного социального феномена внесли французские социологи Г. Тард и Г. Лебон. Проблемы возникновения толпы, особенности ее социального поведения интересовали таких исследователей, как Т. Карлейль, О. Шпенглер, К. Юнг, X. Ортега-и-Гассет, В. Парето, Г. Моска. Они видели в толпе аморфную общность, самопроизвольно возникающую под влиянием каких-либо внешних, часто случайных, факторов и на некоторое время выступающую в качестве целого, охваченного единым психологическим настроем.

Толпа являет собой пример хаоса не абсолютного, а относительного. Ей присущи дух стадности, временный паралич рационального мышления, эмоциональная напряженность, повышенная возбудимость, импульсивность, "легковоспламеняемость", утрата чувства меры, исчезновение представлений о существовании нормативных границ, безответственность, нетерпимость, иллюзия всемогущества. Внутри нее действует механизм суггестии — взаимной внушаемости, эмоционального взаимозаражения, бессознательного подражания индивидов друг другу. На какое-то время происходит уравнивание всех, кто составляет толпу, исчезают индивидуальные различия возрастного, профессионального, культурно-образовательного, социально-ролевого характера. Толпа превращается в унитарного субъекта с общей, единой направленностью социального поведения.

Направленность действий толпы зависит от самых разных случайностей физического и социального характера, в том числе от воздействий времени года, погоды, дождя, ветра, холода. В ее настроениях возможны резкие перепады. Г. Тард утверждал, что для толпы нет середины между проклятием и благоговением, презрением и восторгом, между криками "да здравствует!" и "на виселицу!" При этом "да здравствует" значит обычно "да здравствует навсегда", то есть заключает в себе пожелание божественного бессмертия. Но достаточно какого-нибудь пустяка, чтобы превратить это обоготворение в вечное проклятие.

У индивидов, оказавшихся в составе толпы, на некоторое время как бы угасает самосознание, а руководящая роль переходит к эмоциям, движимым бессознательными импульсами. Роль бессознательного столь велика в поведении толпы, что оттесняет на задний план проблему мотивации как таковой. Лебон считал, например, что за явными мотивами действий толпы всегда кроются тайные побудительные причины, в которых люди не склонны признаваться, а за ними — еще более тайные, суть которых людям вообще никогда не постичь. На этих глубинных уровнях между множеством разных людей обнаруживаются удивительные сходства, которые и соединяют их в толпу и направляют ее энергию в определенное русло.

Коллективное бессознательное способно активизироваться в рамках цивилизованных форм социального взаимодействия на публичных сеансах психотерапевтов, футбольных и хоккейных матчах, массовых рок-концертах. Но оно же способно прорываться сквозь нормативные заграждения, обретать социально опасные формы, угрожающие ценностям цивилизации и культуры. Этому может способствовать нарастание отрицательных эмоций, а с ними и общей агрессивности. В возбужденном состоянии толпа становится невосприимчива к рациональным доводам нормативно-ограничительного характера и, напротив, обостренно-восприимчива к эмоциональным вспышкам и взрывам со стихийно-деструктивной направленностью. Если в обычном состоянии, человек легко справляется с собственными агрессивными эмоциями и успешно их подавляет, то в момент его пребывания в составе толпы те же механизмы самоконтроля уже не срабатывают и он оказывается в полной власти общего нарастающего порыва.

В толпе чаше всего доминирует склонность к деструктивным проявлениям своей психической и деятельной энергии. Этому способствует состояние анонимности, которое испытывает практически каждый из находящихся в ее составе. А анонимность, в свою очередь, порождает ощущение свободы от ответственности за свои действия. В условиях аномии именно толпы совершают акты вандализма и жестокости, творят основную часть погромов, поджогов, грабежей и резни. Г. Тард высоко ценил работы И. Тэна о социальном поведении якобинцев, в которых поставлена проблема коллективных преступлений, совершаемых до предела возбужденными, не отдающими себе отчета толпами. Сам он высказал мысль о существовании определенного количественного барьера, критической массы, о достижении которой сообщество превращается в неуправляемую массу, склонную к нарушениям социальных норм. Попутно он приводит характерное наблюдение одного из коллег-профессоров: "Аудитория из молодых людей юридического и всякого другого факультета всегда бывает внимательна и почтительна, когда она не особенно многочисленна; если же вместо двадцати или тридцати человек их наберется сотни две-три, то они часто перестают уважать и слушать своего профессора и поднимают шум. Но разделите на четыре группы по двадцати пяти человек сотню непокорных и буйных студентов и вы получите четыре аудитории, полные внимания и почтительности". Тард к этому добавляет: "Горделивое сознание своей численности именно и опьяняет людей, собравшихся вместе".

Характерно, что та колоссальная скученность заключенных, которая имеет место в лагерях и колониях, не дает "толповых" эффектов только благодаря огромной мощи дисциплинарно-репрессивного аппарата охраны. Но стоит лишь эту мощь ослабить или вмешаться каким-то экстраординарным факторам, нарушающим сложившееся равновесие дисциплинарного порядка, как

"толповые" эффекты "возмущающего повеления" тут же начнут давать о себе знать. Чтобы избежать этой опасности, заключенных следует содержать не скученными массами в общих казармах, а в отдельных тюремных камерах.

Коллективная душа толпы, в которой на время растворились души, интеллекты отдельных индивидуумов, пребывает в хаотическом состоянии. В ней образы сменяют друг друга. "Оставаясь бессвязными, они наслаиваются друг на друга или укладываются рядом без всякой связи, как в мозгу спящего и загипнотизированного человека, и каждый из них поочередно овладевает всею областью внимания". Для того чтобы этот хаос приобрел определенную социальную конфигурацию и подчинился какому-то вектору, толпе необходимы вожаки. Таковые в ней всегда обнаруживаются. Толпа, словно повинуясь какому-то своему глубинному инстинкту, выталкивает на поверхность индивида, берущего на себя эту роль. Его фигура становится центром, ядром, вокруг которого "броуновское движение" аффективных состояний и действий обретает какое-то подобие конфигурации. Вожаком может стать и человек, отнюдь не случайный, а уже подготовленный к этой роли, живущий некоей идеей и одолеваемый страстью воплотить ее в жизнь. Тард выделял два типа лидеров. Первый — это индивиды, обладающие стойкой, упорной волей, способные сколь угодно долго двигаться к поставленной цели, невзирая ни на какие преграды и опасности. К ним он относил апостола Павла, пророка Мухаммеда, Колумба. Такой вожак-лидер может видеть в толпе одно из орудий воплощения цели и поэтому с готовностью встает во главе, надеясь направить ее энергию в нужное ему русло. Такой вожак, как правило, лишен ярко выраженного инстинкта самосохранения, фанатично предан своей идее, готов принести ей в жертву что угодно и кого угодно, включая собственную жизнь. Он глух к рассудочным контрдоводам, его невозможно поколебать, подкупить, согнуть, сломить. Все это придает его воззваниям огромную внушающую силу. Его слова производят гипнотический эффект, и толпа, возбужденная его речами, готова слепо ему повиноваться, идти с равным энтузиазмом и на подвиги и на преступления. Второй тип вожаков - это люди, способные лишь на краткий миг общего эмоционального подъема возглавить толпу. В обыденной жизни они могут быть слабы и незначительны. Их порыв быстротечен, а их дерзость угасает, натолкнувшись на сильное и твердое сопротивление.

Лебон использовал понятие "психологической толпы", для которой не обязательно единовременное присутствие множества людей в одном месте. "Тысячи отделенных друг от друга индивидов в известные моменты, под влиянием известных сильных душевных движений, например, крупных национальных событий, могут приобрести признаки психологической толпы. Стоит только случайно соединить их, чтобы их поступки тотчас приняли специфические черты действий толпы... Под влиянием известных фактов целый народ может стать толпой, не представляя видимого соединения".

Толпа — характерный пример локальной инволюции человеческого сообщества от состояния относительного порядка к состоянию относительного хаоса. В результате такой инволюции утрачивают свою функциональность прежние устойчивые социальные связи. Исчезает или отодвигается далеко на задний план все то, что составляло структурные основания социальных взаимодействий — нормативные границы, принципы иерархий и субординации, представления о каких-либо нравственных обязанностях, ответственности, долге. Возникает очаг психологического и социального беспорядка, где начинает бушевать стихия аффектов.

Инволюция обнаруживает себя в том, что нравственный и интеллектуальный уровни толпы как единого субъекта социального поведения оказываются намного ниже соответствующих уровней каждого из входящих в ее состав индивидов.

Сознание каждого из членов буйствующей толпы также оказывается во власти динамики инволюции. Оно "варваризируется", оказывается на нижележащих ступенях духовного развития, которые успело уже давно миновать. Стихия бессознательной аффективной импульсивности поглощает и растворяет в себе нормативные, ценностные, смысловые структуры духа. На месте былой упорядоченности внутреннего мира воцаряется хаос. Человек становится на некоторое время не досягаем для морально-правовых императивов, поскольку внутри его "я" исчезают те структуры-плацдармы, которые могли бы принять эти требования и отозваться на них.