Социология: учебное пособие

Хаотическим можно считать то сознание, которое поглощает и растворяет в себе смысловые, нормативные и ценностные структуры. В той части субъективного пространства индивидуального духа, где должны твердо занимать свое место структуры смыслов, норм и ценностей, воцаряется тьма. Там, где должны присутствовать разнообразные иерархии социальных предписаний, рациональности ясных императивов, очевидности отчетливых смыслов, господствует хаос иррационального. В его сумбурной непросветленности переворачиваются смыслы и распадаются нормы, осуществляется беспорядочное брожение, происходят странные смешения, поражающие своей неодухотворенной абсурдностью.

В классической литературе описан характерный тип такого хаотического сознания. Дидро в повести "Племянник Рамо", а затем Гегель в "Феноменологии духа" обозначили феномен "разорванности" человеческого сознания.

Хаотическим является не только сознание, пребывающее в состоянии безумия. Таковым следует считать и сознание с "шаткостью" моральных принципов, достигающей такой степени, что человек перестает видеть разницу между добром и злом, утрачивает представление о критериях их различения. Единственной точкой отсчета в мироистолковании становится собственное витальное "я", обособившееся от всего множества духовных и социальных определений.

Вера в то, что, доводя душу до соприкосновения с бездной, открывая ее действию хаотических сил, мы доходим в то же время до высочайшего, покоится на глубоком смешении понятий. Метафизическая бездна, "беспредельное", отнюдь не являются высшими метафизическими стихиями. Нельзя не вспомнить известного в философии различия потенциальной или дурной бесконечности от бесконечности актуальной или положительной. Душевный хаос есть одно из самых ярких воплощений "дурной бесконечности", — пожалуй, более яркое, чем фихтеанское бесконечное стремление, с которым боролся в своей этике Гегель. Хаотическое и беспредельное есть стихия различных возможностей, не воплотившихся еще в действительности, не достигших актуализации; это есть неопределенная полнота возможностей — и только. В тот момент, когда неопределенность беспредельного выявляет из себя какие-либо нравственные определения, хаос достигает некоторых оформлений, перестает быть хаосом. И тот процесс поднятия и очищения русской хаотической души, о котором с такой любовью говорит Достоевский, есть несомненно процесс преодоления хаоса. Это есть процесс "самосохранения", "самоспасения", "восстановления". Если понятия эти не толковать чисто биологически, они могут означать только одно: "бездна души вмещает в себя какое-то положительное совершенство. Она приобщается, другими словами, к ценности и становится причастной не потенциальной, но положительной нравственной бесконечности ".

Эта пространная цитата из сочинения русского мыслителя позволяет еще задолго до того, как возникнет имя Достоевского, ощутить в ней присутствие его метафизики. Ее вполне можно рассматривать как апологию героя "Записок из подполья", как признание того, что его душа, носящая в себе хаос, вместе с его духом, способным дать чрезвычайно глубокий комментарий к состоянию самосознания, существующего не просто у "бездны на краю", а практически уже в самой бездне тотального отрицания, могут принадлежать действительному гению.

По сути, Подпольный господин Достоевского — это персонифицированное влечение к хаосу. Его буквально одолевает жажда хаоса. При этом он, без сомнения, ощущает скрытую креативность хаоса и всего, что связано с ним — подполья, ночной души, своих филиппик против всего и вся. Эта креативность скрыта от "надземных" людей. Но именно она-то и дает ему смелость противопоставить свою позицию целому миру цивилизации "нормальных" людей.